Сенатор

*
 Раб-прислужник провёл Нуба в покои своего господина сразу же после того, как сходил к нему с докладом о человеке присланном с виллы. Войдя, Нуб низко поклонился.
- Господин, я прислан своей хозяйкой Валерией Максимой со скорбным известием. Не пережив смерти своего покровителя, гетера Куриона Мирра закололась час назад на вилле Белецца. Гетера оказала моей госпоже несколько очень важных услуг и, в благодарность, госпожа велела мне позаботиться о похоронах за счет нашего дома, поскольку горе вашего дома, конечно, не позволит тебе, господин, заниматься ещё и этими похоронами. Прими соболезнования моей хозяйки. Смерть такого достойного человека как твой брат - горе для всего Рима.
 Ливий считал, что его уже ничем невозможно удивить в этой жизни, но гетере удалось. Он отвернулся к окну и долго не удостаивал раба ответом. Ему надо было подумать. Строптивую, но такую желанную бабу было жаль. Не на столько, правда, чтоб забыть о пользе, которую он привык извлекать из всего. Даже из смерти. Особенно из смерти. "Не перенеся смерти претора закололась..." Красивая легенда: известнейшая гетера Рима так предана достойной семье... Очень достойной семье. Достойной того, чтоб из преданности ей пожертвовать жизнью. Красиво. Похороны надо сделать самому и пышными. Некая Валерия Максима не вспоминалась, но знатный род Валериев... Это наводило на размышления - уж не собираются ли Валерии прибрать к рукам его имущество?!
- Передай своей хозяйке, раб, что я благодарен ей за сочувствие, но о похоронах такого преданного и близкого дому человека какой была Куриона Мирра я позабочусь сам. Как и обо всем остальном - добавил он с нажимом - На виллу немедленно отправится мой управляющий. Ты можешь идти. Домой.
"Пышные похороны вышвырнутой из дома женщине... Рабами пользуются и после смерти, девочка." Нуб не стал смотреть этому человеку в глаза. Он просто развернулся и вышел, не поклонившись.
 Дерзость посланника Валериев не осталась незамеченной. И вывод был сделан однозначный. "Дураков они не держат. Значит - демонстрация. Вот как... Ну что ж. Найдется чем ответить". У него всегда было чем ответить.
Ливий позвал управляющего и отдал необходимые распоряжения. А затем приказал секретарю-греку составить несколько писем, и даже добродушно хохотнул над одним... самым удачным.

*
Когда вернувшийся управляющий доложил, что все ценные вещи и свитки с виллы доставлены, Ливий в первую очередь занялся бумагами. Одна из них развеяла его удивление и укрепила пошатнувшуюся было веру в собственное умение разбираться в людях. В своем домашнем дневнике Мирина сделала поэтичную запись... Два и два сложились в четыре. Она покончила с собой из за несчастной любви. Какая банальность. Но из текста это не очевидно, а текст хорош. Славно. Не придется тратиться ещё и на эпитафию. Приказ управляющему был:
- Выбери лучший мрамор. У должников, разумеется. Скульптору закажи высечь только лицо и это. Служанку гетеры продать как можно дальше от Рима. Виллу продать, как только разберемся с наследованием.

*
Получив ответы, Ливий велел секретарю читать и сперва спокойно слушал, изредка кивая собственным мыслям. Но к третьему письму начал нервно расхаживать по комнате, а на середине оглашаемого ответа зашел за спину раба и нетерпеливо выхватил свиток у него из рук. Секретарь, вздрогнув, резко пригнулся, под туникой блеснула серебряная рыбка. Сенатор дочитал и, отложив письмо, мягко спросил:
- Так ты христианин, Кадмус? - белый как мел раб повалился ему в ноги - Не бойся, встань. Ты же знаешь как я к тебе отношусь, ты предан дому, всегда полезен и исполнителен, я это ценю. К тому же разумный человек всегда стремится узнать новое, а не воевать с ним. Расскажи мне про эту религию. Терпеть не могу слухи, мне нужна точность.
Ливий долго расспрашивал секретаря, вдумчиво слушал, задавал уточняющие вопросы, удивленно вскидывал брови, и, наконец, узнав все что хотел, отпустил, поблагодарив за интересную беседу и полезные сведения.
Когда уверенный в собственной безопасности раб ушел достаточно далеко, Ливий гневно шарахнул кулаком по столу. "Рабы постоянно, повсеместно или сбегают, или убивают нас, или то и другое, а когда не могут - убивают себя, вводя хозяина в убытки. А тут: убийство - грех, самоубийство - еще больший грех, покорность... Покорность рабов! Август каких только законов не понапринимал чтоб бабы высших сословий больше рожали - ничего не работает! А у них - плодитесь и размножайтесь... Как поднялся бы дух легионов! Особенно провинциальных. Что им Империя? Поработители. Одних денег мало, нужен дух! Если бы они несли в бой одного - общего - имперского бога... Клянусь всеми жившими Курионами, Нерон - идиот! Такая удобная религия... Её бы не гнать, а принять единой государственной! Что могут наши дряхлые бессильные боги? Почему у власти всегда идиоты..."
Затем он призвал управляющего.
- Ближе к ночи я отправлю Кадмуса в пригород со срочным письмом. По дороге с ним случится несчастье - его задушат грабители. Кольца и амулет снимут, а тело поутру обнаружится в одной из клоак. Безделушки - в Тибр. Потерю верного секретаря оплакать всем домом. Послезавтра купишь мне нового секретаря. Да смотри, в этот раз выбирай тщательнее!
Пятна на белоснежной сенаторской тоге Куриону были ни к чему.

*
Ливий отровался от занятий, хмуро взглянул на управляющего, посмевшего потревожить его так поздно, и брезгливо отбросил стилос. Без секретаря было неудобно. Писать сам он терпеть не мог.
- И?
- Господин, ночная стража поймала нашего мула, в седельном мешке нашли письмо от твоего имени, привели к нам. - управляющий переминался с ноги на ногу и медлил с продолжением.
- И?!!
- Мул в крови, господин мой.
- Волчий потрох! Латынь забыл?! Я тебе сказал удушить! Почему в крови?!
- Может он отбивался?
- Кто отбивался? Кадмус?!!! Мул?!! Что ты несешь, шлюхин сын?! Где посланные? Хоть с вещами ума хватило мой приказ выполнить?
- Они не пришли на условленное место, господин. - еле выдавил управляющий.
- Не пришли за деньгами? - сладко пропел Ливий. У раба перехватило дыхание.- Идиот! Боги, почему кругом одни идиоты?!! Немедленно на дорогу. Не выяснишь что там случилось - участи грека позавидуешь.
Управляющий побледнел и испарился. Курион швырнул ему вслед мраморным бюстом со стола и попытался вернуться к бумагам. Но боль, привычная как старая домашняя псина и дикая как трехголовый страж аида, набросилась как всегда без предупреждения. Скуля, кусая кулак, Ливий кое-как добрался до ложа и жалобно позвал смерть. Она не пришла, побрезговав. Вместо этого прибежал слуга и начал хлопотать над господином, только раздражая и дразня подагру.
Пробуждение было обычным - вскипевшая злость отпечаталась на спине одного раба и лице другого. Ливий ненавидел рано вставать, как и многие другие римские обычаи, но не мог себе позволить прослыть... несерьезным. Голова кружилась от маковых пастилок, унявших боли только к утру, болезненный едкий пот, казалось, никогда не смоется. Лежа в ванной, и только начав ощущать себя сенатором могучей империи, а не разбитой жалкой лодчонкой, гниющей в иле, он принял доверенного человека из Дворца.
- ... не годится. А что принцепс?
- Смеялся, господин.
- Ид... гм... иди.
Силы возвращались медленно. Завтрак ("но, мой господин! полезно... лекарь... он настаивает что тебе это нельзя") был отвратителен. С трудом натянув на лицо соответствующее выражение, Ливий Курион, патриций, сенатор, художник, богач, вышел из дома. Лично инспектировать ложе правителя. Поскольку именно там, по его глубокому убеждению, под шумок актерских кривляний и повседневных оргий, делалась политика Империи.