Я знаю, ты спишь...

Я знаю, ты спишь. Не буду тебя будить. Можно, я просто сяду на край кровати, то есть, на край экрана, но край кровати был бы, конечно, лучше… В моей груди плавится день. Из вязкой его руды я выбираю золото листьев, ноты, рельсы трамвайные, лестничные пролеты – я представляю, что все это видишь ты. Я расскажу тебе, как же щемяще - стар наш факультет (нас не было ровно вечность), ветхая дверь стучит, как вставная челюсть, классик в очках читает себя с листа. Парты все те же – и первая та, что нас столько терпела, но чаще по нам скучала, ветви березы, приклеенные лучами к скулам давно рассохшегося окна… Все неизменно. Мебель скрипит едва, словно стыдится старости, извиняясь. Я ничего здесь больше не объясняю. Просто пытаюсь так подобрать слова, чтобы они услышали… Нет, не так. Нет, не они, а ты поняла, насколько это красиво – сотней цветных осколков текст осыпается. Солнце кивает в такт. Как они смотрят, как чистота их лиц напоминает нашу, как голос нежен, как они слишком похожи на юных, прежних нас, позабытых где-то на дне страниц. Как они слушают – тихо, как будто звук может нарушить гармонию  мирозданья… Я жду, что ты скажешь: «Простите за опозданье!». Я каждой звенящей рифмой тебя зову. Я знаю, ты спишь. Послушай, в ее глазах осеннее небо синеет в прожилках леса, она обнимает меня так легко и честно, что мне наконец-то нечего ей сказать. Мы вместе выходим, и нам по пути, пока одно направленье имеет наш общий вектор. Так было с тобой, когда мы дышали светом, который рождался прямо у нас в руках. Так было с тобой. Так было с тобой всегда – на наших скамейках, в библиотечных залах, на лекциях… Помнишь, я на столе писала: «Ты любишь меня?» И ты рисовала: «Да»…
Я знаю, ты спишь. И завтра наступит день, которому дела нет до моих бессонниц, надменная осень раскроет свой яркий зонтик, и снова у нас не останется общих тем. Но здесь и сейчас часов монотонный бой, и пара ударов расходится парой трещин в ночной тишине... Пусть сон этот будет вещим.
Ты спи, дорогая.
Я посижу с тобой.