Кладки

 

     Они часто ей снились. Она видела картинку детства: как она, маленькая, босиком бежит к речке,  как влетает в воду, и брызги - в стороны, а домашние утки, испугавшись, уплывают вниз по течению. Мелкие камушки щекочут пятки, а шустрые мальки - врассыпную из-под ног. Вода уже достигает  коленок, и края ситцевого платьица мокнут... Но вот и середина речки - тут неглубоко, раз-два, и на том берегу. Она рвет в маленькой заводи "гарлачыки" - желтенькие вафельные кувшинки, шепчет про себя веселую песенку и идет назад. На кладки...
   
    К кладкам было в деревне какое-то почтение. Мужики строили их на совесть: бревна сушили и аккуратно обтесывали, потом забивали в дно козлы и укладывали брусья, подгоняя их друг к другу и сколачивая так, чтобы, не дай Бог, не зацепиться за торчащий гвоздь или выступавший сучок. С краю ставили гладкий поручень - на него можно было, не боясь, опереться  - и не было случая, чтобы он треснул или отвалился.
   
    ...Она всходила на середину кладок и, обхватив ручонкой стойку перил, усаживалась на теплый настил кладок. Болтая ножками, рассматривала происходящее под водой дно: оно было густо усеяно гладкими округлыми камушками, а между ними сновали "курмяли".  Они позволяли течению снести себя на другую сторону кладок, там круто разворачивались и начинали обратный путь, тыкаясь ртами в лежащие на дне предметы. Она тогда не задумывалась над названием этих рыбок. Уже позже, в зрелом возрасте, заглянула в один словарь, другой, но ответа не нашла. А кто-то из старожилов высказался: да оно латышское! "Kurmali" - это "kur" (где) и  "mals" (берег). То есть прибрежные рыбки. А так как речка несла свои воды в Прибалтику, термин пришел оттуда...
   
    Ей было все равно - хорошо и интересно. Солнышко, как будто радуясь ее настроению, вместе с ней заглядывало в подводный мир. Она обрывала лепестки кувшинок и бросала их в воду, и, пока они проплывали под кладками,  сопровождала их взглядом, пока  не исчезали за поворотом...
   
    Иногда, при сильном весеннем паводке, кладки сносило. Но их быстро восстанавливали, и люди шли на другую сторону - кто в магазин за керосином, кто к Феньке, чтобы та грыжу заговорила, кто по грибы "на той бок", а беседские, из другой деревни, шли к большаку на автобус - так им было короче. Сколько ж  ног ступало на кладки!
   
    ...Она уехала из деревни в большой город, когда нашла себе пару - вышла замуж. Но каждое лето неизменно приезжала сюда, и в первый же день бежала к кладкам - какой-то неведомой силой тянуло ее к этому простому деревянному настилу, и она с каким-то трепетом всходила на мосток, замирала на середине, взор падал на стремнину, и глаза, как и раньше, провожали плывущие по течению предметы.
   
    Жизнь текла. В ее волосах появилась седина, а речка мелела, и та  заводь, где росли кувшинки, уже давно высохла, а в кладках появились гнилые выемки. По ним ходили мало, потому что с краю деревни построили новый мост.
   
    В какой - то год ее догнала  печальная весть - умерла мама. Ее похоронили на деревенском кладбище, за околицей, на другой стороне речки. И теперь, приезжая домой - она по-прежнему называла деревню своим домом, хотя в городе в большой квартире жила ее семья, - она несла на могилу матери букет живых цветов и неизменно переходила речку по кладкам. И  вспоминала картинку детства - плывущие по реке кувшинки...
 
    Однажды она подошла к речке и...слезы навернулись на глаза. Кладок не было. В последнюю весну ледоходом сбило старые сваи, и их унесло в большую речку. Строить новые - у сельсовета не было денег, и теперь все жители деревни шли на мост.
 
    Она стояла одиноко на берегу и, казалось, жизнь уносила мир детства навсегда...


25/10.10