Сказка о волшебном перстеньке 12. 06. 2000

В старину, в одной деревне,
на окраине села
жили-были Дед и Бабка,
с ними кошечка жила.
Дом был старый, обветшалый,
не изба, а так себе.
Во дворе амбар дырявый.
мыши бегают везде.
Как-то раз старик старухе
говорит, наморщив лоб:
- Ты, старуха, с голодухи
уморить решила, что ль?
Не пекла давно ты что-то,
не варила вкусных щей,
дай попить, хотя б компоту,
коль не кормишь целый день!
Не больна ль ты, часом, бабка?
Не болит ли голова?
Где твоя большая кадка?
Ты спеки мне пирога!
Бабка к деду повернулась,
оглядела сверху вниз,
потом горестно вздохнула
и сказала:
                - Не сердись.
Нет у нас зерна ни крошки,
нет муки и нет картошки.
На икону помолись,
по соседям хоть пройдись.
Может, кто подаст немного
нам с тобой чего-нибудь.
Мы б тогда еще немного
протянули б как-нибудь.
Дед немало удивился,
на старуху он воззрился.
- Да в уме ли ты, бабуся?
По амбару поскреби!
Ох, смотри, я рассержуся,
дам тебе «на пироги»!
Та, чтоб мужа не сердить,
деда просит «охладить».
- Я давно уж всё, что было
по сусекам поскребла.
Съели всё, что раньше было,
вот те Крест! Не вру же я!

Делать нечего, раз так
все пошло в перекосяк.
Дед, не с большею охотой,
поплелся во двор с работой.
Подойдя к своим воротам,
он увидел мужичка.
Тот, видать, с большой охоты
возвращался, да устал.
Сел на лавочку мужик,
отдохнуть, набраться сил.
Старика тут увидал
и с улыбкою сказал:
- Дед, возьми себе на ужин
пару птиц, а даже три.
Вижу, ты с сумой собрался
по другим дворам ходить!?
Право слово, не стесняйся!
Столько я не съем один.
Погоди, придет тот час,
но не в этот ноне раз.
Мужичку дед поклонился
до земли, что было сил.
Тот же - резво повернулся.
Дед его перекрестил.
Мужичок пошел далече,
улыбаясь про себя -
на дворе уж скоро вечер,
ждет добытчика семья.

Бабка к Деду подошла,
обнял он ее любя.
- Ты прости меня, Старуха!
- То ж не ты, а твое брюхо!
Поплелись они в свой дом
птиц разделывать вдвоем.
Дед, от радости сияя,
бабку щиплет, обнимает.
- Вот так выпала удача!
Слава Богу, не иначе!
Бабка, слезы утирая,
вторит деду, чуть рыдая.
В дом вдвоем они вошли,
славя Господа труды.
Старик с печкой завозился,
закряхтел, засуетился.
Бабка птицей занялась.
Будет ужин нынче всласть!
Потроха перебирая,
чтоб потом еще сварить,
бабка горестно вздыхала,
а как дальше будут жить?
В жизни всякое бывает,
правду люди говорят,
что беда обходит двери,
где согласье, мир и лад.
В птице, что была на ужин,
среди всякой требухи
перстень бабкой обнаружен,
несказанной  красоты!
Обомлели Бабка с Дедом,
вот удачно вышло как!
После сытного обеда
не ложиться натощак!
Вот поели и попили,
спать легли они вдвоем.
Тут же здраво рассудили -
перстень продадут потом.

Так и сделали на утро,
снарядили старика
и отправила старуха
деда с перстнем на базар.
Долго дед ходил по рынку,
все разглядывал товар,
заглянул не в одну крынку,
перещупал весь товар.
Заприметил где дешевле
можно что домой купить,
обменял он в лавке перстень,
(торговался во всю прыть).
Взял он луку и картошки,
взял сметаны и муки,
взял сапог для самовара,
соль, чтоб было чем солить.
По-немножечку набрался,
да пошел домой назад.
В дом вернулся дед усталым,
и деньгами не богат.
А уж дома, поджидая,
старика со всем добром,
бабка в доме подметает,
"чай" заварен кипятком.
Дед достал свои покупки,
хвастает, что было сил,
достает из своей  сумки,
все, что за день накупил.
Развернул отрезок ситца,
что супруге прикупил,
да застыл столбом, как будто
пять аршинов проглотил.
- Боже правый, иль мне снится?
(перстень вновь в руке лежит).
- Дед, ты что, с ума свихнулся?
Или Божий страх забыл?
Молвит дед, трясясь как липка,
пот с лица ручьем бежит,
- Перстень сам домой вернулся!
Я на деньги все купил!
Торговался я как надо
о цене за перстенек.
Отнесу обратно в лавку
поутру. Сейчас не срок.

Ночь не спали старики.
Дед замаливал грехи.
Утром Дед пошел на рынок
в лавку перстень отнести,
скупщику, отдав пропажу,
говорит:
                - Меня прости!
То ли старческая одурь,
то ли нами крутит черт,
только этот чудный перстень
я с собой опять принес.
Скупщик криво ухмыльнулся,
деду так он говорит:
- Ты, старик, совсем свихнулся!
Барин перстень твой купил.
За ценой не торговался,
заплатил, что я просил.
Если ты еще раз хочешь
перстенек такой продать,
то изволь, я ту же цену
и сегодня могу дать.
Сговорились. Дед взял деньги,
снова обошел базар.
Накупил,  что заприметил,
и пошел домой назад.

В дом вернулся нынче рано,
достает опять товар.
Что за диво? Из подкладки
перстень падает в карман.
Он ворчит, насупив брови,
гладит лысину свою.
- Вот уж диво, так уж диво!
Право слово - мудрено!
Прожил я немало лет,
но такую вот картину
не видал я с детских лет.
Помню, бабка говорила,
когда был еще мальцом,
что такое чудо было
с их соседским стариком.
Когда те нуждались очень,
жили в крайней нищете,
им такой же перстень будто
подарил мужик в муке.
Точно так случилось с ними,
как у нас с тобой сейчас,
Бог детей не дал им в жизни,
но помог им в трудный час.
Когда сильно голодали,
не имели ничего,
чтоб свести концы с концами
человек муки принес.
Было той муки не много,
но просеяв ту муку,
перстенек такой красивый
обнаружили. Не вру.
Пока был у них тот перстень,
богатели с каждым днем,
а как силы возвратились,
сами справились с добром.
После, также, этот перстень,
отдан был другой семье,
что нуждались и не ели,
тем же самым стариком.
Говорила также бабка -
перстенек тот не простой,
возвращается назад он,
в дом, где лишь живут вдвоем.
И приметно также было,
что в семье, где нет детей,
появляются вдруг дети
не в младенческой поре.
Что тут враки, что тут правда,
то не мне о том судить.
Только чую, что нам, Бабка,
может также подфартить.
А давай-ка, мы, старуха,
этот дивный перстенек,
к кошке нашей приналадим,
испытаем мы его.

Бабка молвить не успела,
дед уж сделал свое дело-
у порога поймал кошку,
посадил ее в лукошко,
вкруг неё обвел три раза,
вокруг лап и вокруг таза,
глазом не успел моргнуть,
да молитву затянуть, -
глядь, перед ним уже стоит
девица красы небесной:
русы косы до колен,
щеки алы, губы - яхонт,
нет красивее нигде!
Молвит девица-краса:
- Я приветствую отца!
Здравствуй, мама дорогая!
Коль уж так произошло,
вашей дочкой быть я рада.
Заживем теперь втроем.
А придет пора мне замуж
выходить, прошу лишь я,
чтоб жених мне был по нраву,
чтоб и он любил меня.
Если это не свершится,
отдадите без любви,
то тогда назад вернетесь,
к нищете из-за беды.
Дед, не в силах усидеть,
подскочил, как тот олень.
- Что ты, дочка, мы так рады…
Чтобы было все как надо…
Мы готовы день и ночь…
Боже слава! С нами дочь!
Только надо же, наверно,
перстенек отдать кому.
Знаю я, кто в сей деревне,
терпит горькую судьбу.
Обойду я всю округу,
мужика я разыщу
и с поклоном ему снова
перстень вновь я ворочу.
Пусть он сходит к кому нужно,
кто в беде живет сейчас,
пусть поможет и послужит
перстень тем, кто хуже нас.
Девушка, смахнув слезинку,
отвечает старикам:
- Погоди, отец любезный,
погоди, не в этот час.
Положи пока на место
этот дивный перстень свой,
когда нужно будет где-то,
он исчезнет сам собой.
Он имеет свою силу:
денег даст, чтоб нам хватило
жить ни бедно, ни богато,
ни в хоромах, ни в палатах,
ни в разрушенной избе,
но, чтоб жить не хуже всех.
Нива будет колоситься
но, чур, только не лениться...
Силы будут прибывать
в вас, отец мой, моя мать.
Будем жить не хуже всех,
в этом будет наш успех.
Как добром мы наживемся,
чтоб могли безбедно жить,
замуж Вы меня отдайте.
Надо - будем вместе жить.

На икону помолясь,
за хозяйство принялась.
Дед на печке примостился,
бабка с дочкой суетится.
Перемыли все полы,
перебрали закуты,
перечистили кастрюли,
стол к окошку развернули,
растопили самовар,
в печь поставили казан,
постирали все белье,
подлатали кое-что.
Как сготовили обед,
к ним за стол подсел и дед.

Он ел щи и удивлялся,
- Жаль, что нет сейчас гостей.
Я похвастаться хочу,
как сейчас теперь живу,
что меня под старость лет
дочка кормит, наконец,
есть помощница супруге.
- Ты не лопни от натуги!
Ишь, расхвастался в конец,
прямо бравый молодец!
Лысина ж на всю макушку!?
На, возьми-ка, съешь петрушку, -
молвит бабка старику,
тыча зелень в щи ему.
Девица, смеясь над ними,
предлагает щей подлить им.
- Нет, спасибо, дорогая,
ты поешь сама, родная.
Все хлопочешь, суетишься.
Все на месте не сидится.
С лавки дед, кряхтя, поднялся,
потянулся, почесался.
- Отдохнём теперь чуть-чуть.
На сегодня всё, каюк.
Море всяких приключений.
Я устал от впечатлений.

Рано утром, спозаранку,
дед локтем толкает бабку:
-Я, пойду ка, выйду в сени,
теперь мой черед пришел
прибирать, чинить забор.
Право, дивно, честно слово!
Чую силы в себе снова,
что могу хоть что-нибудь
сделать сам, расправить грудь.
Вышел на крыльцо старик
полон новых, свежих сил.
Потихоньку принялся
прибираться у крыльца.
А потом и не заметил,
как крутился, словно вертел.
Все поленья подобрал,
слазил десять раз в подвал,
колотил, стучал, пилил,
ставень к дому прицепил,
вымел мусор со двора,
наколол еще дрова.
Укрепил он две ступеньки,
бабке сделал новый веник,
да подпер забор внутри.
Вот уж звездочки видны.
Так, в работе неустанной
день прошел довольно славно.
- Что-то хмурится кругом,
хоть бы дождик не пошел?! –
говорит старик своим.
Только двери затворил,
тут же дождь вовсю полил.
Повечеряли немного,
посидели у порога,
да собрались спать ложиться –
от забот уж глаз смежится.

Утром встали с петухами,
занялись опять делами.
Кто чем может управлялся:
дед амбаром занимался,
бабка пряжей занялась,
дочка в доме прибралась.
Потом дружно все втроем
побелили старый дом.
Вот прошло немного дней.
В доме стало веселей.
Потихоньку привыкали
жить без горя и печали.
Стали гости заходить,
женихов с собой водить.
Только всё было напрасно,
не была она согласна
замуж сразу выходить.
Что поделать, как тут быть?

Как-то, раннею весной,
Теплой мартовской порой,
пообедав, рассудили,
что пора пойти им к ниве,
да посеять там пшеницы.
Может, что и уродится,
уж с неделю вышел срок.
Всяк отсеялся, как смог.
Только в их дому случилось,
как-то так не получилось
во время на поле быть,
да зерно в срок посадить.
Знать, того хотел сам Бог,
будет им теперь урок.
Значит, так тому судьба,
коль не вырастет она.
Взяли все, что было нужно,
собрались на поле дружно.
Заглянув в сарай, смекнули,
что сохи им не поднять,
поле не на чем пахать.
Дед до Барина помчался,
чуть не плакал, обещался
за всю помощь отвечать -
почти всё зерно отдать,
когда снимут урожай.
Барин, что ж - не возражал.
Дал тому конька худого
дотащить соху до поля,
а уж как тот будет там,
это не его беда.
Старик низко поклонился:
- Хоть за то тебе спасибо.
Вместе с конюхом они
к дому старика пошли,
загрузили как попало
на коня своё орало.
Потом вместе все пошли
на поле, куда пришли
в саму середину дня,
разгрузили там коня
и остались так стоять -
нет коня - на ком пахать?
Эх! Лиха беда началом!
Встали трое над оралом:
бабка с дочкой впереди,
дед с обратной стороны.
Поднатужились немного
и пошла у них работа!
Отпахали часть надела,
(дед покрикивал умело),
вот уж вечер подошел,
возвращаться пора в дом.
Стали быстро собираться,
чтобы до ночи добраться.
Пока к дому шли дорогой,
спели песенок немного.

Снова, поутру, опять
вышли во поле пахать.
Но тут казус вышел им -
мужик пашет поле им.
Дед стоит, разинув рот,
Лысину свою скребёт.
- Что т я прямо растерялся?!
Неужели обознался?
Может вышли не туда?
Здесь была моя соха.
Неужели барин наш
подарил участок наш?
Или продал он его,
Не сказав нам ничего?
Горе горькое теперь,
Хлеба где возьмем теперь?
Хорошо ещё, что мы
не засеяли нивы.
Тут мужик увидел их,
Улыбнулся им троим.
- Эй, старик, твоя соха?
Эта пашня не твоя?
- Да, моё. А ты откуда?
Что теперь я делать буду?
Кто тебе позволил тут…
Да и как тебя зовут?
Ты по-что соху забрал?
Тебе право кто давал?
- Извини, дед, не бранись,
да со мною становись.
Я из дальних мест пришел,
здесь хочу обресть свой дом.
Конь есть славный у меня,
боевые мы друзья. -
Мужик к деду подошел,
завел с ним он разговор. -
Проходили мы вдвоем
мимо пашен и потом
увидал я, что одна
не допахана была.
Стосковался я по плугу,
прицепил своего друга,
и решил тебе помочь.
Я надеюсь, ты не прочь?
Я глядел по сторонам,
я ходил по бороздам,
но не смог увидеть я,
чтобы лошадь здесь была…
Вот подумал, и решил
приложить немного сил,
поразмять немного мышцы,
да помочь, кому б ни вышло.
Если ты, старик, не прочь,
я готов тебе помочь.
Дед тут сразу присмирел,
улыбнулся и присел,
закрутил седой главой,
да слезу смахнул рукой.
- Эх, спасибо тебе, друг!
Вот так славно вышло вдруг!
Эй, хозяюшки, давай,
на обед нам накрывай!
Мы ж вдвоем пока с солдатом
вспашем поле до заката.

Встали дружненько они,
кто с конем, кто у сохи.
Право, славно наблюдать,
как земля ложится вспять,
из земли как, поднимаясь,
пласт, немного прогибаясь,
чернотой смоленой вверх
оседает. Будет хлеб
из зерна на свет родиться,
наливаться, колоситься,
солнце будет припекать,
дождик будет поливать.
И пшеница, подрастая,
будет к лету золотая.
Будет всё же урожай,
только сам не подкачай.
А пока что ряд за рядом
пашут землю дед с солдатом.
Времени прошло не мало,
солнышко в зените встало.
Да и жаворонка трель
призывает уйти в тень.
Бабка у гряды стоит,
руку козырьком сложив,
наблюдает, щуря глаз –
где работают сейчас.
- Мужики, Вы не устали?
Эвон, сколько отпахали!
- Да, устали мы изрядно,
Но усталость та приятна.
Мы вспахали весь надел,
но и это не предел –
пообедав, помолясь,
будем сеять не боясь.
- Эй, старик, прошу тебя,
ты возьми с собой меня.
Стосковался я по делу,
дрожь бежит по всему телу.
Не отринь моей подмоги,
нету мне другой дороги,
кроме как в деревню ту,
где найду свою судьбу.
Если ты не будешь против,
я пойду с тобой на поле,
сеять, жать я помогу,
это дело я люблю!
И корысти нету тут.
Знаю, здесь судьбу найду.
И солдат взглянул туда,
куда девица пошла.
Дед смекнул, о чем тут речь,
только б дочь не встала встречь.
Хоть бы девка согласилась,
зять бы был – как Божья милость.
Мужик деду приглянулся
простотою, без занудства,
крепкий, рослый и плечист,
да собою не кичит,
рассудителен, спокоен,
хоть улыбчивый не боле.
Знать, трепала жизнь его,
не молоденький ужо.
Коли так, пускай себе
он побудет в их семье,
пока сам не обживется
и семьёй обзаведется.
- Ладно, так тому и быть.
Можешь в доме погостить.
Только вот еще напасть -
Бог бы дал нам не пропасть!
Барин дал зерна немного,
только мелкое оно-то.
Надо так его рассеять,
чтоб мы всё смогли засеять.
- Что ж, сади и ту пшеницу.
Может славно уродится?
Подошли они к «столу»,
Что сложили на полу.
- Здравствуй, девица-краса!
Ты смотри-ка, вся в отца!
И красива, и мила.
Угости водой меня.
Мать, прими земной поклон,
Дай отведать хлеб да соль.
- На, сынок, тебе немножко
Лука, хлеба и картошки,
квас попей иль молока,
с чем нас Бог послал сюда.
- Вот водица ключевая,
набрала из родника я –
вторит девица старухе,
поливая им на руки.
Подан квас, лучок, картошка,
хлеб достали из лукошка.
Накормили мужичков.
- Можно сеять. Дал бы Бог,
чтобы к ночи на дворе
дождь полил бы. Да к заре
вновь опять он прекратился.
Вот тогда уже пшеница
прочно будет здесь лежать.
Потом станет прорастать.
У соседей вон уже
всходы видно на меже.
- Не горюй, старик, тебе
помогу я в той беде.
У меня рука легка,
Сыпь пшеницу из мешка!

Вот солдат вступил в межу
и закинул горсть одну
от себя далече взмахом.
А потом еще рубаха
наполнялась хлебным злаком,
раз за разом, да с верхом.
Час за часом проходили,
всю пшеницу посадили,
заровняли, затоптали,
чтобы птицы не сожрали,
и с вечернею зарей
все отправились домой.
Гостю в доме постелили.
напоили, накормили.
Только спать они легли,
слышат, вот и дождь полил.
Слава Господу Христу –
что услышал их мольбу.
Поутру, как только встали,
бабы в горнице прибрали,
мужики пошли во двор
справить новенький забор.
Накормил мужик коня,
друга верного любя.
Напилили с дедом дров,
подлатали в доме кров,
пол в дому перестелили,
глиной стены подбелили,
посадили огород –
и морковку, и горох,
лука и мешок картошки,
и подсолнухов немножко.
Бабы, в доме управляясь,
с мужиками не ровнялись.

Каждый делал своё дело
как его душа хотела.
Каждый думал о другом,
помогая, кто чем мог.
Старики, конечно, всё ж
отдыхали больший срок.
Дни пошли своей дорогой,
и солдат своей подмогой
все старался угодить,
не за так чтоб в доме жить.
К осени ему успели
дом поставить на деревне.
Не годится век гостить,
надо в своем доме жить.
Скоро время подошло,
надо им собрать зерно.
А во поле то пшеница
дружно, славно колосится.
Зерна крупные такие,
и не хуже, чем другие.
Сам-пятнадцать получилось!
Ух, как славно уродилась!
Надо серпы в руки взять
и скорей ее собрать,
да с долгами рассчитаться
и самим не побираться.
Подоткнув точило в пояс,
распевая во весь голос,
дед с солдатом встали в ряд,
косят серпами подряд
всю пшеницу с сорняками,
Бабы вяжут всё снопами.
И соседи тоже там,
молотят, везут в амбар.
Благо, было время нонче
залатать все дыры прочно,
просмолить, законопатить,
чтобы негде было лазить
и мышам, и крысам тоже.
А соломой потом, все же,
крышу надо застелить,
чтоб зерно не намочить.
Час за часом всё проходит,
вот уж месяц в небе всходит.
а семья еще во поле,
косит, снопит, и молотит.
Сыпят хлебушко в мешок,
в счет десяток уж пошел.
К утру все они устали,
Прилегли и час поспали.
Потом снова принялись
жать пшеницу, вывозить.
Вот амбар уж полон весь,
а пшеница еще есть.
В другой ряд пошли мешки,
всё заполнили они.
Трое суток всем двором
собирали жито в дом.
Вот и пес худой прибился,
у амбара привалился.
Только лягут люди спать –
начинает он брехать
на ворону и лисицу,
на захватчицу – куницу
(что пришла мышей ловить,
малых деток накормить),
мол, ему совсем не спится
и всю ночь он голосится.
А как утро настает,
дрыхнет пёс “без задних ног”.

Раз, вечернею порой
собралися всей семьей
обсудить, как дальше жить,
как с зерном им поступить.
Надо барину отдать
три мешка, еще плюс пять
на картошку обменяться,
чтоб зимою столоваться.
Своя мало уродилась,
так как градом вся побилась.
И мешков так где-то пять,
надо по дворам раздать
в семьи, что живут так бедно,
что порою нет и хлеба.
Сами жили так недавно,
так другим помочь бы надо.
Да мешков еще так пять
надо бы ещё продать,
чтобы было чем платить
за козу, курей купить,
да и уток, штук четыре,
чтобы яйца тоже были,
и семян еще купить,
огород весной садить.
Посидели, обсудили,
Так на том и порешили.
Тут солдат, пригладя чуб,
говорит он деду вдруг:
- Дед, тебя я попрошу
выслушать мою молву.
Разреши мне, дед, с тобой
этою же вот зимой
породниться, и потом
увести жену в свой дом.
Больно люба мне она,
дочь-красавица твоя.
На нее не нагляжусь,
весь в томленьи извожусь.
Здесь живу совсем немного,
привела меня дорога
из далеких мест сюда,
где живет судьба моя.
Как ее я увидал,
сразу так себе сказал:
нет другой такой нигде,
только эта люба мне.
Красотой - нет равных ей,
молвит слово – соловей
замолкает на ветвях,
не сравнявшись с ней в речах,
ходит – словно на волнах
лебедь белая плывет,
губы – словно сладкий мед,
засмеется, – грежу я,
будто к речке вышел я.
Песню если запоет –
так сбегается народ,
чтоб послушать как она
песнь поет за соловья.
И в работе неустанно
день-деньской она исправно
прибирает, шьет и вяжет,
не ленится, не приляжет,
если есть какое дело.
Может я и не умело
рассказал тебе о том,
как душой мне мил твой дом,
ты прости меня, старик,
не таи ко мне обид.
Сыном буду я тебе,
сирота и я уже.
Нету матери, отца,
брата схоронил вдовца,
потерял свою невесту,
и ребеночка с ней вместе.
Я тебе не говорил,
как в солдаты угодил.
Жил я в нашей стороне,
был помощником в семье,
рос любимый всей семьей,
братцу был стальной броней.
Дружно жили, не тужили,
не богато ели – пили,
но родителей своих
почитали. И других
старших тоже уважали,
не грубили, помогали.
Когда стал я подрастать,
стал невесту я искать.
Все деревни обходил,
был не раз парнями бит,
но невесту я нашел
и к себе во двор привел.
Свадьбу справить собирались,
но вдруг барину на зависть
моя девица-краса
приглянулась, бот беда!
Он её силком увез,
учинил ей там допрос,
кто жених, откуда он,
да сосватана ль по нём?
Она всё ему сказала,
отказала, так как знала,
что люблю её я так –
солнце меркнет в облаках.
Но коварный похититель,
душегуб и искуситель,
вопреки её мольбам,
её в жены к себе взял.
Знаю точно, как она
убивалась про меня.
Чрез неделю после свадьбы,
мне приносят её платье,
и с слезами говорят –
это был её наряд,
когда девица-краса
утопилась без труда.
Не хотела жить она
разлученной, не смогла.
Рассказала лишь подруге,
что ребенок у ней будет,
что ребенок от меня,
ой, кровиночка моя!
Я, конечно, одурел,
к барину залез в удел,
покосил, порушил всё, -
горе вымещал своё.
Изловили тут меня,
долго били не шутя,
а потом, чтоб не бузил,
в рекруты отправлен был.
Было всё равно тогда,
что сулила мне судьба.
Службу ревностно служил,
сам под пули я ходил,
ждал, чтоб хоть одна была
что сразит, убьет меня.
Но война прошла и я,
был отправлен до жилья.
Награжден «Крестом» и шашкой,
и конягой, другом нашим.
А придя к себе домой,
не узнал я дом родной.
Матери – отца не стало,
брат болезный и … развалы.
Дом, что был родною крышей,
весь травой зарос до крыши.
Братец, вдовый и сирой,
помер следующей зимой.
Схоронил его я там,
где родители лежат.
Так вот я из тех краев
кинув, сердцу милый кров,
подался бродить по свету,
да забрел в сторонку эту.
Встретил я твою семью,
дочь-красавицу твою.
Увидал, и обомлел,
будто нету прошлых лет,
вот стоит передо мной
сердцу милый образ той,
что всю жизнь я так лелеял,
горевал в слезах и верил,
что я скоро с ней сойдусь,
коль убьют, и породнюсь
с ней землёй, травой, водою,
но у Бога своя воля.
Привела она меня
в эти дивные края.
Ты позволь мне здесь остаться
и с любимой обвенчаться.

Дед молчал сперва недолго,
потом молвил, но не громко:
- Что тебе скажу в ответ?
Не могу сказать я «нет».
Но согласия не дам,
пока не услышу сам,
что ты ей вот также мил,
её сердце покорил.
Ну-с, красавица моя,
подойди скорей сюда,
дай ответ мне не таясь,
по сердцу тебе ли князь?
Или же кого другого
приглядела ты, зазноба?
Опустив глаза до долу,
молвит девица с поклоном,
вся зардевшись от стыда:
- Ах, отец мой, мать моя!
Я не смею Вам перечить,
сердце девичье калечить.
Люб он мне уже давно.
Когда сеяли зерно,
когда он с пути-дороги
помогал отцу немного,
когда песни с нами пел,
да пахали наш удел,
Когда он косил траву,
ощущала я броню,
что в руках его таится,
что душа его томится,
но ни словом даже он
не нарушил уговор.
Он во всём нам помогал,
делал всё, не раз страдал
от работы непосильной,
но ни разу не услышал
ты, отец его стенаний.
Он давно уж мой избранник.
- Что ж, коль так вы полюбились,
друг о дружке, то женитесь.
Бабка, слезы-то утри.
Было нас пока что три,
а теперь мы вчетвером
заживем одним двором.
Но пока зима настанет,
надо нам еще исправить
для невесты молодой
скарб не большенький, простой,
в дом чтоб к мужу своему
дочь пришлася ко двору.
Мы с старухой кое-что
припасли уже давно.
Вот взгляни на тот сундук,
там лежит сатина круг,
платья разные и бусы,
все простые и без друзы,
но в приданое её
мы добавим кое-что.
Поменяем мы пшеницы
и добавим королице
и перину, и подушки,
шубу, обувь, побрякушки,
чтобы наша дочь-краса,
дом, покинувши, отца,
не слыла беднее всех.
Но допреж всего пойдем
раздадим как надо долг.
По другим дворам пройдемся,
да и к барину пробьёмся.
Рассчитаемся с долгами,
наедимся пирогами,
а потом деревней всей
мы объявим новость, день,
когда свадьба состоится,
когда будем веселиться.
И запомните наказ!
Я скажу вам один раз!
Что до самого до гроба
вас ведет одна дорога.
Будут радостные дни,
будут тернии одни,
будет горе или радость –
вы должны быть всегда рядом.
В горе человек один
всегда будет победим.
А когда имеет друга,
то уже совсем не трудно
будет с горем совладать,
да и с  радостью своей,
поделившись на друзей,
можно быть еще богаче
и поймать за хвост удачу.
Вы друг друга половинка,
а ребенок – серединка.
Чтобы жить счастливым браком - 
вы всегда должны быть рядом.
Вместе есть и спать ложиться,
вместе во поле трудиться,
вместе в доме прибирать
и у речки отдыхать.
Если ж кто из вас случайно
заболеет, что печально,
то тогда другой из вас
должен будет в трудный час
всю заботу о семье
на своей нести спине.
Если ж вдруг какая трудность
приключится из супругов,
то совет прими другого
и задумайся о многом,
обсудите, что и как,
чтобы не разрушить брак,
сохранить семью и дом.
Не тряситесь над добром,
если надо его бросить,
или кто-то очень просит -
поделитесь коркой хлеба
с тем, кто не едал обеда.
Может, станется потом,
он вам даст еду и кров.
Не чурайтесь вы совета
от любого человека,
ни от помощи посильной;
если нужно – попросите,
а коль спросят что у вас,
помогите в трудный час.
Добрым словом подбодрите
и советом помогите,
никого не осуждайте,
за ошибку не пеняйте,
не завидуйте соседу,
не бросайте слов на ветер,
не грубите никому,
не дразните вы судьбу!
Все с характером рождены,
Богом все не обойдены,
примиритесь с недостатком,
и не хвастайте достатком,
обнимите и простите,
и во гневе не гоните.
Лучше гляньте на себя -
так ли уж безгрешен я?
И тогда всё утрясется,
счастье в доме разольется.
Во главе, как встарь и вновь
властвовать должна любовь.

Молодые улыбнулись,
меж собой переглянулись,
поклонились до земли,
к бабке с дедом подошли:
Друг за дружочку держась,
на икону помолясь,
к дуду с бабкой обратились,
своим счастьем поделились:
- Вам спасибо, мать с отцом,
что напутственным словцом
наш союз благословили.
И теперь уж мы отныне
будем помнить Ваш наказ,
счастьем радовать и Вас.
Бабка, слёзы утирая,
им сказала, обнимая:
- Всё, ложиться спать пора.
Завтра в храм идти с утра.
Надо Богу помолиться.
Да на рынок снарядиться.
Дел теперь у нас немало.
Нам лениться не пристало.
Ты, сыночек, уж прости,
но сейчас к себе иди.
Завтра поутру мы ждем
появленье твоё в дом.
Распрощались по добру.
Шёл солдат в свою избу,
был безмерно рад и счастлив,
и летел на крыльях счастья.

Утром он ни свет-заря
появился у крыльца.
Дед ему отдал мешки,
что другим определил.
И пошёл мужик в дома,
где жила одна беда,
где подолгу не едали,
но судьбу не проклинали.
А старик меж тем сбирал,
что назначил на базар.
Бабка с дочкой суетились,
как на праздник нарядились,
в Храм пошли все вчетвером
помолиться в Божий Дом.
Там они с попом седым
срок назначили двоим,
когда можно обвенчаться,
да пред тем принять причастье.
После этого мужчины
укатили на свой рынок.
Привезли продуктов, всё,
что невесте подошло.
Жениха одели тоже,
прикупили птицы, кожи,
притащили и козу,
что орала на возу.
Барину вернули долг,
он за это был так добр,
что для молодой семьи,
выделил кусок земли.
Через несколько недель,
как назначен свадьбы день,
снег на землю лёг пушистый,
чистый, мягкий и искристый.

Вот пришла пора венчаться,
да на пир честной сбираться.
Звон бубенчиков в мороз
слышен даже за сто вёрст.
Тут дед вспомнил про кольцо,
потащился на крыльцо,
чтоб достать из-под застрехи
перстенёчек тот заветный,
да одеть на руку дочке,
пусть украсит он немножко
ручку девичью её.
Только не нашел его.
Дня за три оно там было,
помнит точно, так и было,
проверял старик его,
уж не выпало ль оно.
Потом вспомнил, что вчера,
солдат снес мешок зерна
для одной семьи соседской,
погорельцам, малым деткам.
Улыбнулся дед тогда,
значит, им пришла пора
с перстеньком тем распроститься
и на свадьбе веселиться.
Дед влетел к себе в избу,
заорал, как на духу:
- Бабы, новость то какая!
Перстень наш пошёл по краю.
Рада ль, дочка, ты тому
иль теперь нам ждать беду?
Бабка тут же всполошилась,
руки на груди сложила:
- Это как так понимать?
Это что же, всё опять?
Но дивчина, улыбаясь,
говорит, слезой сияя:
- Что вы, матушка, отец,
это вовсе не конец.
Это только лишь начало
счастью нашему. Немало
я про всё переживала,
вдруг как он найдет его,
объясняй потом, и вот
тайну нашу можем скрыть,
счастливо теперь зажить.
Все вздохнули облегченно.

Бубенцы "ворвались" звонко
к ним во двор, и сразу смолкли,
на пороге появились
два здоровых мужика.
Улыбаясь во всю ширь,
поклонились. Вот жених!
Не узнать теперь солдата,
славный парень, то, что надо.
Подошел к невесте он
и отвесил ей поклон,
затем обнял мать, отца,
подошел под образа,
истово перекрестился,
затем снова поклонился.
- Мать, отец, моя краса,
снизойдите до меня.
Разрешите мне и ей
обвенчаться в сей же день.
Не тревожьтесь за неё,
я люблю её давно,
и в обиду я не дам,
увезу её я в Храм.
Вы со мной сейчас пойдете,
будете теперь в почете,
за столом у нас сидеть,
с нами пить и с нами есть.
Все собрались у крыльца
(даже вредная коза),
на невесту поглядеть,
и подарки рассмотреть.
В сани шустро погрузились
и до церкви покатились.
Там младых уже встречали,
по обряду обвенчали.
Вышли к паперти они,
барин ждет их у двери.
Подарил он им по шубе,
пожелал любви и тут же
укатил к себе домой
по дороге столбовой.
Вся деревня ликовала,
песни пела и плясала,
все желали молодым
мира, счастья и любви.
Ели щи и ели кашу,
Пили квас и простоквашу.

День за днем бегут года.
Лето, осень и зима
сколько раз уже сменились,
но здесь также дружно жили.


12.06.2000 г.