БАТЯ

                Артемову Семёну Павловичу, отцу.

Он был и жил, как все, имея свой порог,
Из тех двадцатых не простых годов,
Жизнь начал с фронтовых дорог,
Споткнувшись о множество углов.
               
Из пушки, с деревянными колёсами
И в хвост, и в гриву японцев молотил,
Потом шесть в поверженной Германии,
Порядки наши армейской службой наводил.
               
Потом же, всю оставшуюся жизнь,
Шофёром был, баранку лихо он крутил,
ЗИСы, полуторки, ГАЗоны, и бензовоз, и хлебовоз
И где и по каким дорогам он только не водил.
               
Наверно, шар земной за эти годы
И вдоль, и поперёк не раз исколесил.
В деревне жил, не знал парижской моды,
Детей родил, построил дом, а уж деревьев насадил!
               
Встречались редко, так выпала судьба:
Работа, комсомол и постоянная борьба,
Но что такое настоящая, рыбацкая уха,
Век не забуду  у костра, с дымка.
               
Однажды батя сильно удивил,
Когда на Сталина накат пошёл.
Мы как-то эту тему зацепили,
Он так сказал, что слов в ответ я не нашёл.
               
Он посмотрел в глаза особо как-то,
Сказал: «Не трогай Сталина,
Ведь я в бою за Родину, за Сталина стоял,
Не трогай комсомольский секретарь».
               
Я тут притих, решил слова его обдумать,
И мысль пришла: «отец ох как не прост»,
Он ведь тогда, в войну, наверно мог подумать,
В бою, вставая в полный, под пули рост.          
               
А если батя прав? А как тогда вожди?
Вот тут попробуй, как надо рассуди?
А, правда – где и как её было найти?
И долго – долго к ней пришлось идти.
               
И только тридцать лет спустя
В родной деревне Усть-Серта,
Налив я водки, и не лукавя, не юля,
Сказал: «Ты, батя, прав!»,
По-полной врезал у могильного креста!