из Состязания певцов
Генрих фон Морунген:
Зависть (Invidia)
«Миннезанг о розах и мальве».
* * *
О, Весна,
Ты свежа, привольна,
Зори ясные, зелени рай!
Дел садовнику, -
Снова довольно:
Днём, - полил, под вечер, - срезай.
Завтра будет
В Вартбурге праздник,
Рынок, игрища, смех, кутерьма.
Только б снова,
Ветер проказник,
Не столкнул бы бурю c холма!
Ночь прошла,
И теперь, с рассветом,
Мчит возок, а ну, - сторонись!
Хэй, успею ли,
Перед обедом?
Ух, мои розочки! Эх, - корысть...
Как на грех,
Гористой тропою, -
Ветер чудит, дождём пригрозил.
Мчит возок,
Пылит за собою,
Тянет груз, выбиваясь из сил.
Цель близка!
Почти на пороге,
Вдруг пошла повозка вразнос,
Так, на грязь,
Где травы убоги,
Пал букет изумительных роз.
Дождь прошёл,
Но камнями словно,
Розам чудным бутоны побил.
Подле мальвы, -
Легли безмолвно...
Ох, погибнуть им! Ах, - нету сил!
- Что, раскисли,
Подруги мочала?! -
Мальва, розам сказала смеясь.
Да, гульнут,
Тут слепни сначала,
Дальше - звери затопчут в грязь.
Вот где правда,
Промысел Бога!
Я печалюсь столетьями здесь,
Вы – в саду,
Приют мой - дорога,
Но, Судьба справедлива днесь!
Вас - садовник,
Лелеет вседневно,
Мне - лишь ведьмы любезны порой.
Пнёт меня
Прохожий гневно, -
Ой, - подарок вы! Ай, - дорогой!
Я ль не красочна,
Для подарка?
Не мои ли листы зелены?
От чего ж
На аллеях парка,
Мальвы нет? Я - не дочь белены!
И теперь
К вам судьба сурова,
Гниль близка, не нарадуюсь я!
Быть любимой,
Мне завтра снова,
Всяк запишет меня в друзья.
В замок, к празднику,
Торопливо,
Шли монахи, один за другим.
Мальва, - дух
Разлила игриво:
- Эй, вот тут я! Гой, - с цветом моим!
Но, глядит вдруг:
Рука аскета
К розам льнёт, не понять почему,
Очищает
Стебли букета,
И кладёт лепесточки в суму...
Бёдра вдруг,
Где уж нет живого,
Стеблями роз обвязал монах.
Причитал,
Отчаянно, много,
И зали;лся в счастливых слезах.
Мальва вскрикнула:
Боль-досада!
От чего
И чернец столь жесток?!
Ха, где ж правда?
Ведь я, - без яда!
Ave verum...А мой лепесток?
……………………………
Гости, народ:
Чудно, Генрих! Слава, слава!
……………………………
Вальтер фон дер Фогельвайде:
Superbia (гордыня)
«Миннезанг о горбе Гордыни».
* * *
Бывает так, что пилигримы,
По воле рока, на беду,
Гордыней въедливой гонимы,
У всех пороков на виду,
Бредут, шаги свои считая,
Ни где не обретя ночлег,
Их не прельстит - ни тишь лесная,
Ни речки безмятежный брег.
Один, споткнувшись утомлённо,
К Гордыне руку протянув,
Спросил горбунью исступлённо:
- Скажи, что прав я, повернув
На путь радения о благе!
Его искал, наперекор
Всему, что видел на бумаге,
Забыв, о данной мной присяге!
Не мой ли мощный кругозор,
Облагородил этот мир?
Не я ль, идеей громогласной,
Восполнил знаний эликсир,
Чтоб жизнь была премудрой, ясной,
Мудрейший, - я! Ответь теперь:
Почто несчастен и бездомен,
Нелюб, любить сам - не способен,
За что гоним, как дикий зверь?...
Гордыня старая, вздыхая,
Бредя себе своим путём,
Ему сказала: - Блажь пустая!
Смотри, мы скоро подойдём
К холму, на нём стоит часовня,
Её построил человек,
Что был умом тебе – не ровня,
И попусту прожил свой век.
Он не был глупым демагогом,
Но дерзкой мудростью звеня,
Не против был поспорить с Богом;
Ступал, главу подняв высоко,
Смотря поверх всех волооко, -
Набрёл, конечно, на меня.
Как счастлива была тогда я,
До умиления порой!
Мой друг, идеи расточая,
Всё рос над миром и собой.
Отрёкся он, как от фальшивых:
От веры, праведности дней,
От истин всех, как от глумливых,
Отрадой став души моей!
И что ж? Отринув безвозвратно,
Ему избыточных людей,
Судьбой, - будь проклята стократно,
Был остановлен, и путей
Моих не разделял уж боле.
Недужным стал, лишившись сил
Прогнал меня он, проклиная,
Как злобный самоед в неволе,
Себя изъев, сгнобив до края, -
Вдруг, - Божьей милости просил.
Один совсем, как дурь иная,
Глупец взошёл на этот холм,
И камни в кучу собирая,
Не ел, не спал, день изнуряя,
Сложил часовню, а не дом.
Войдя в неё, молясь упорно,
Он распластался и застыл.
Ему бы помогла, бесспорно,
Но умник - бездыханным был.
Визжа, крутясь, как на жаровне,
Сломать пыталась тщетно я
Хотя бы крышу на часовне,
Но, дьявол, - порчи колея! -
Свалилась с островерхой крыши...
Желала ведь: пусть этот гроб
Сгниёт, иль его сточат мыши,
Сама ж, - набила страшный горб!
И нет надежд на исцеленье,
Как он мешает и болит,
Всё более, когда смиренье
Людей крадёт мне...Что за стыд!
Давай покинем, поскорее,
Мы место это. Мне доверь
Идей своих полёт отважный,
И, вскоре, уж поверь мне, - каждый,
Будь только - чуточку наглее,
Перед тобой откроет дверь...»
* * *
Гордыни горб, - порок не мнимый,
Идя за ней на поводу,
Мы словно путник тот гонимый,
Что ищет сам себе беду.
Что с вопрошающим случилось?
- Тропа его не запылилась.
Не ждут его ни честь, ни нега,
Гордыне, и сейчас - собрат;
Всё так же не найдёт ночлега,
И стал, как и она, - горбат...
………………………………………
Гости, народ:
Слава, Вальтер! Превосходно!
……………………………
Вольфрам фон Эшенбах:
Tristitia (отчаяние)
«Миннезанг о Хранителе.»
***
Он спит теперь, и позабыл кручину,
Что ранила чувствительную грудь.
О, Вечность, - не легка ты исполину,
Познавшему божественную суть!
Отец его выносит из пучины
Кромешной тьмы - на неизбывный свет,
До звона сжались космоса глубины,
И Хаос - Форме поспешил вослед.
Он первым был, кто вздох издал покорный,
И Слову внял, как отклик на него,
Возрос из мрака в образ жизнетворный,
Подобием владыки своего.
Расправил крылья, оглядел Творенье,
Среди плеяд, - что светоч во плоти,
Вдыхал он полной грудью вдохновенье,
Влюблённость выдыхая из груди.
Когда был призван, из долин превечных,
К Творцу, чтоб овладеть своей судьбой, -
Он грезил о просторах бесконечных,
Призванья жаждал, цели пред собой.
И вот обрёл, к чему стремился страстно,
На путь свободный был благословлён -
Хранителем Творенья, полновластно
Вселенной стал распоряжаться он.
Вот ангел встал титаном над мирами,
Подняв с собой святую Доброту,
Великими запеленав крылами,
Невинную Творенья наготу.
Запел Хранитель высшую из песен,
Баюкая чудесный новый мир,
В ней слог один - любой эпохе тесен,
Ведь сantus firmus - благостный эфир.
Мир божий рос, с чарующим напевом,
Сиял и креп раздольем красоты,
Напеву вторил облаком и древом,
Вздымаясь из вселенской темноты!
Хранитель, - счастлив был своим призваньем,
Творение храня, как дар святой,
Звезду и семя грел очарованьем,
Лелеял жизнь заботливой рукой.
Как сладко пел он, страстью обуянный,
Всё трепетнее негу излучал!
Цвели созвездья в радости желанной,
Но вдруг, в истоме, первый цвет увял...
За ним - другой, соцветье – за соцветьем!
Планеты, звёзды, издавали стон, -
Стихали, меркли, пред его бессмертьем,
И тихо погибали! Что же он?
Он, вскрикнул испугавшись, видя это,
Без устали миры дыханьем грел,
Но погибал бутон всё время где-то,
И на ладони замертво немел.
Отчаялся тогда певец несчастный,
Песнь вырвав из себя, - швырнув долой,
Слезой горючей проклял труд напрасный,
Считая бедствие своей виной.
Помчался он туда, где мрак унылый
Звезду окутал скорбно, словно грот,
Нашёл себе приют в пещере стылой,
Надеясь, что покой здесь обретёт...
И думал ангел, в келье этой мёртвой,
О том, что созиданье это - прах,
Что муку сотворить, душою чёрствой,
Стремился Бог Отец в своих трудах.
Что воля есть, когда твой шаг - бесцелен?
Любовь и труд? - надгробье для могил!
Жизнь-рубище, - с тщетою неразделен,
Отцветший мир до тлена износил!
Какую мысль вынашивал Создатель,
Вдохнув призванье сыну своему?
Зачем любовь вселил в него Ваятель, -
Чтоб скорбь переживать не одному?
И тут вошёл к нему Отец степенно,
Пред сыном встав, взглянув ему в глаза,
Любимому творенью, сокровенно,
Сказал печально: - Тяжела слеза...
Я знаю, сын, не всё тебе подвластно,
Понятно мне отчаянье твоё.
Поверь, меня порочишь ты напрасно,
Клянёшь сейчас призвание своё.
Прости меня, за то, что полновесной
Любовью твою душу наделил,
За то, что силой одарив чудесной,
Творенья Суть открыть тебе забыл.
Внемли теперь! До твоего рожденья,
Закон Вселенской Жизни я создал:
Без смерти, нет живому обновленья,
Но Дух Святой, – начало всех начал!
Взгляни, растут миры без вдохновенья,
Бесчувственно-черны у ног твоих.
Не слышат больше ангельского пенья,
Тоскливо вьются средь глубин пустых.
Вернись ко мне, и пой напев свой сладкий,
Укрой крылами краткий век планет,
Храня покой их безысходно-шаткий,
И помни мой Закон и мой Завет!
Упал к ногам отцовским Сын-Хранитель,
Раскаялся, что долг оставил свой;
Ему дремоту ниспослал родитель,
На век рассеяв сумрак гробовой.
И вынес на руках всесильный отче
Усталое, уснувшее дитя,
Из грусти - в радость, в новый день - из ночи,
Родную душу снова обретя…
Он спит теперь, но ближе к братьев клину,
Проснётся, - чтоб к груди отца прильнуть.
О, Вечность, не легка ты исполину,
Познавшему божественную суть!
……………………………………
Гости:
Слава, слава, Вольфраму герою!
Ну что же, Рейнмар, слово за тобою!
……………………………………
Свидетельство о публикации №110102400949