Витраж

...Этот витраж поместили не в соборе рядом с органом и алтарем, а здесь,в донжоне замка, потому что витражник отступил от канона,- и настоятель зароптал: мол, на  кощунственной картинке изображен не Святой дух, а луч Люцефера.Днём солнце просвечивало стекла и, когда мы уединялись здесь, ты обхватив меня сзади, целовал мою шею, предоставляя мне возможность видеть заоконный мир в разных цветах.

  Стоило мне взглянуть сквозь желтое стеклышко, изображавшее Луч, как всё становилось золотым. Крестьянка, которая несла корзину со снедью, бредущий мимо монах -франсисканец с тонзурой на макушке, жующий сено козел—всё, всё становилось как бы отлитым из золота. Стоило взглянуть через  красное стеклышко, как все наливалось кровью, и начинало пылать. Козёл тут же оборачивался –чёртом, жующим человеческие внутренности, крестьянка—ведьмой с полной корзиной абортированных младенцев, монах, клятвоприступником и еретиком –чернокнижником. 

 Я припадала к синему   стеклу – и оказывалась в морских пучинах—козёл становился подводным чудищем -козерогом с рыбьим хвостом, дожовывающим тонущий галион,  крестьянка-русалкой, монах-утоплеником.

Вполне возможно на все эти превращения оказывал влияние свинец из которого был отлит переплёт. Я слышала, как та самая крестьянка, донося, рассказывала тому самому монаху, что это свинец из лаборатории алхимика, искавшего философский камень, пытавшегося произвести трансмутацию, чтобы превратить свинец в золото, но потерпевшего фиаско. Возможно, и кусочки стеклышек были не просто стеклами, а по особому отшлифованным янтарем, рубином, сапфиром, с которыми производились колдовские штучки. Тот самый алхимик, как утверждал монах,  пропускал сквозь драгоценные и полудрагоценные камни луч Люцифера, чтобы путешествовать во времени. Так это было или не так, не знаю, но,   пока плотник возился со своим рубанком и бруском для яслей,—это и произошло.

Превращая все цвета радуги в сплошное серебро, луна освещала стены башни, на которых можно было видеть черно-белые контуры все той же жанровой сценки. Я восседала на подоконнике- алтаре с раздвинутыми ногами, юбка моя была задрана, ты прижимался ко мне гульфиком, даже не расстегивая его. В стропилах башни шуршали крыльями и попискивали летучие мыши. Лунный свет околдовывал нас, и мы цепенели.

Когда я отправлялась на прогулку в сад или во двор, откуда можно было проникнуть в башню, днем или ночью - старая сгорбленная служанка, выполняя волю отца, надевала на меня стальные трусы, перекроенные из рыцарского доспеха. В этом панцире девы- воительницы имелись петельки, на которые навешивался замок. Служанка запирала его на ключ, который прятала на  шнурке, за корсажем,  между вялыми грудями. Так что в твоем распоряжении были только цветущие в саду моего корсета розы и то  если учесть, устройство шнуровки, завязанной особым узлом и опечатанной сургучной печатью, добраться до этих бутонов, не поранясь о шипы отчаяния, было невозможно. Поэтому ты мог гладить мои ноги, осыпать поцелуями шею, глаза и губы—и только.

Бедный мой лютнист! Мне- то и того хватало в избытке, но каково было тебе! Ведь гульфик твой трещал! Ты настиг старуху, когда она доила козу, вонзил кинжал в ее куриную шею –и срезав шнурок с ключом, отворил замок. Ты  сломил печать и сорвал в меня мое платье-доспех. Но под этим доспехом оказался ещё один доспех с замком и ключом, а ты не знал – где ключ от этого замка.

Моё лицо, шея, обнаженные руки слущились с меня, как змеиная кожа—и я стала сплошной металлической сущностью. Люди рационального, разложившего материю на атомы, двадцатого века, не понимая сути подобных превращений,  пугаясь, называли таких существ пришельцами. Но тогда …Ты кричал в отчаянии, разбил свою лютню о стену донжона. Упавшая на нас из-под стропил башни стая летучих мышей обернулась магом –алхимиком в крылатом плаще, с накинутым на лицо капюшоном. Его лица не было видно. 

Но отчетливо был виден металлически поблескивающий клюв. Потом я узнала, что этот клюв принадлежит Ворону, который будет следовать за мною сквозь все времена, но тогда—откуда я могла знать…

Он простер руку –и положив когтистую длань на мою голову—прочёл заклинание.  Раскаленная твоей страстью, с помощью волшебной силы витража и заклинаний чародея я брызнула лучами сквозь янтарь, рубин и сапфир –я перенеслась в лагерь под Орлеаном и вошла  в выкованный кузнецом Тура сияющий доспех. И тысячи, сотни тысяч летящих ото всюду подобных лучей вошли в его тускло мерцающий металл…