Качели

     Серая пыль. Серая, серая пыль. Скрип деревянный, тусклое солнце и сердце такое же тусклое, пыльное... Кусок пыльной плоти дымной. Она ещё греет то, к чему прикасается, и пытается вздрагивать - тщетно почти.
     Трава почернелая. Скрип деревянных качелей, как символ её одинокой тоски. Она на доске сиденья, свесила ноги и пыльное рваное платье до почвы и камня. Она не уйдёт отсюда.
     Здесь было много людей, но совсем никого не осталось. Да только земля хранит каждый след бережно в тёплых ладонях. Ей остаются только следы стёртые. И надежда на перерожденье.

                ***
     Шум! Шум, вечный шум! Взрыв солнечного света разбросал вокруг клочья белизны - это цветы. Цветыыы... гроздья пахучих, безумно красивых цветов. Они везде - даже в плоть и скелеты людей, захмелевших от радости детской, вросли.
     Глаза. Ясные, синие, глубокие. Яркие, спелые, карие. Чёрные, жадно тянущие свет в глубь свою. Зелёные - твои, друг. Я читала в одной старой книге описанья камней. Я нашла там одно: "Хризопраз - камень яблочно-нежно-зелёный". Не видя его, поняла, что глаза твои - чистый живой хризопраз. Не хочу его видеть. Я знаю - твой взгляд хризопразовый.
     Птицы делились с людьми ощущеньем полёта, и можно было закрыть глаза и представить, что крылья шуршат за спиною.
     Всё это - начало.

                ***
     Храм. Хрустальный прозрачный купол. Стены из мрамора. В стены стучит тишина, и в виски... Вечер целует растрёпанно-непослушные волосы ветром. Самые кончики длинных волос...
     Здесь нет дверей, есть лишь арки.
     Лбом никнуть ко лбу. Ступни - в пол... сами мрамор. Такой тишины не бывает днём - живой, дышащей, стрекочущей, сверкающей...
     Ладони к ладоням, и так замереть... Твоя плоть - тепло сквозь прохладу перчатки кожи, раскрашенной в свет и в лазурь натянутых жил.
     Недолго так. Потом - сели на пол, напротив друг друга, смотрели вверх, говорили...
     - Посмотри.
     - Смотрю.
     - Звезда, видишь?
     - Звезда...
     - Что-то тёмное.
     - Это небо темнеет.
     - И клочьями падает?
     Что-то было не так в привычном покое и тихом сияющем счастье моём. Нашем... что-то было не так.
     Первая гроза. гром. Удар о хрусталь - как всхлип.
     - Это ты плачешь?
     - Нет.
     - А слёзы?
     - Слёзы - вода из глаз. Это не всегда плач.
     Что-то было не так. Хризопразы светлели от затаённой боли, сливаясь с белками. Сухие глаза напротив, запутавшаяся картинка в моих влажных ресницах, расплывшийся мир, прерывистый блеск...
     Страх.

                ***
     Первый бросился в пропасть. Раскинул руки и улетел в новый мир.

                ***
     "...Погибшая радость нужна только... нет, никому не нужна. Качать её на коленях... выхаживать мёртвую... глупо, ненужно..."
     Так пели цветы, дотлевая в огне, лившемся с неба.

                ***
     Мы выбежали навстречу грозе. Первая птица тогда умерла, упав на хрусталь. Потом - заколотили другие. Но мы тогда ничего не поняли сразу. А первый осознавший ушёл в новый мир из начавшего гаснуть.

                ***
     - Лэй, сестрёнка, держись!
     Пальцы, пальчики детские втиснуты в две верёвочки. Мир качается, движется, устремляется навстречу... Глазёнки огромные, небесные, распахнуты так, что кажутся размером с тарелки... Светлые мелкие короткие кудряшки рассыпаются, пляшут, скачут на голове.
     - Держусь!

                ***
     - Я так люблю эти цветы...
     - Не плачь.
     - Они вянут, гаснут...
     - Не плачь.
     - Они гибнут.
     - Они уже погибли, - голос жёсткий.

                ***
     - Лэй, возьми цветок!
     - А качаться?
     - Качайся и держи!
     - Держу! Уух!..

                ***
     Я не знаю, когда всё осознал ты. Но хризопразы светлели, а я молчала, кусала губы, глотала кровь. Ты часто смотрел на сгорающих гибнущих птиц и разбитых людей. Я - боялась, но тоже смотрела. Ты - непроницаем, я - гибну сама.
     - Иссэн...
     - Что?
     - Мне страшно.
     - Не плачь.
     - Я не плачу. Тебе показалось.
     - Линн?..
     - Да?
     - Смотри. Цветы гаснут...
     Гроздья горели... Не выдержав, я пленила ладонями самый последний цветок.
     - Зачем? - сухо процедил ты.       Всё равно умрёт...

                ***
     Второй улетел вверх, оторвавшись от земли. Третий - тоже за ним, в новые миры. Людей оставалось всё меньше и меньше. так вода устремляется в трещины вазы - когда-то была частью, теперь скользит по глине, ища себе новую оболочку...

                ***
     - Линн, а почему у цветка лепестки красные?
     Молчу и прячу порезанную ладонь. Потом оживаю, вру своим молчанием, оживаю, переводя тему на другое:
     - Держись, Лэй - ты отвлекаешься и отцепляешься от верёвочек. Так можно упасть.
     - Ладно, - синие глаза смотрят прямо. Она чувствует всё, но молчит с детской чуткой мудростью.

                ***
     - Я не плачу. Тебе показалось.
     - Правда? Отлично.
     Как вы по-разному верили моей лжи...

                ***
     Я смотрю одна на последнюю гибнущую птице. Ты сидишь ко мне спиной. Хризопразы не видно.

                ***
     - Линн?
     - Что?
     - А Иссэн придёт к нам? Он бы меня покачал... ты бы отдохнула. Уух!..

                ***
     В один момент остались только мы. И...

                ***
     - Нет, Лэй.
     - Почему? - серьёзный взгляд.
     - Он не вернётся.

                ***
     И ты не смог остаться.
     Я помню, как ты менял мир. Ты просто замер, закрыл глаза и растворился в брызгах огня. Ты выбрал единственный шанс заново научиться улыбаться. Ты пошёл за всеми.
     Погибшую радость поят кровью Смог бы ты?
     Я не виню тебя, Отрёкшийся. Между гибелью и жизнью ты выбрал жизнь. Нет, не гибель даже - жизнь среди смерти. Прощай, Иссэн.

                ***
     - Лэй. Нам нужно поговорить.
     Останавливаю качели, приседаю на корточки. У самых глаз покачивается в детской ручонке красновато-белый цветок - лепестки разводами.
     - О чём?
     - Понимаешь... - гляжу по сторонам. Лава, мёртвые птицы, следы улетевших людей. - Ты должна уйти в другое, счастливое место. Это очень просто сделать - закроешь глазки, откроешь и... ты уже там. Главное - поверить, сосредоточиться...
     - А там игрушки есть?
     - Есть. Много.
     - Тогда... - бровки нахмурены. - Ну ладно. А как же ты?
     - Я?
     Вдыхаю воздух. Я... я слишком вросла в этот мир. Цветы белые в плоти моей, в кости моей, и ощущенье полёта помнится... Радость погибла, но жизнь - разве радость только? Я не смогу покинуть этот мир.
     - Я останусь.
     - Ты плачешь?
     - Да... ничего, всё в порядке.
     - А цветок? - лепестки дрогнули.
     - Оставь себе.
     - А если я вдруг захочу вернуться, ты будешь ждать меня? Мои качели могут сломаться - смотри, верёвочки стёрты... Ты будешь беречь их?
     - Буду...
     Лэй, ты не вернёшься. Никогда.

                ***
     Серая пыль и вечность. Скрип качелей, и сердце пыльное.
     Я не смогу отречься. Мёртвые птицы, я вас не предам.
     Серая пыль, и следы в ладонях земли. У неё есть надежда. А у меня - клятва вечно беречь этот мир для тех, кто никогда не вернётся сюда. И поэтому я останусь.
     Скрип качелей... следы... следы...