Анатомия

В пупочке – маленький комочек кожи. От него идут две дороги: одна – наверх, другая – вниз… Я пойду сначала вниз, по мягкой колючей тропинке, под которой дымится спелая тёплая кожа. Я сверну налево и споткнусь об обтянутую ей круглую косточку. Я поглажу её немного и не сразу смогу оторваться, но сделаю над собой неимоверное усилие, чтобы идти дальше. Я буду спускаться всё ниже и ниже, я уже не буду чувствовать кожи, почти, но зато мои пальцы будут щекотать жёсткие задорные волоски, оккупировавшие ногу по всей её длине. Я дойду до прохладной ступни, я исследую каждый палец на ней, я подивлюсь острым сухожилиям на них и начну возвращаться тем же маршрутом. Я буду идти и думать о том, как же всё-таки я люблю всё это, все эти скрывшиеся под молодой кожей мышцы, и даже покрытые ими кости, всю эту гибкую подвижную плоть, состоящую из множества ямочек и холмиков, равнин и возвышенностей, карьеров и долин, люблю ужасно, банально, патологически, фанатично и бесконечно…

Люблю так, что, наверное, готова съесть это всё сейчас, незамедлительно, прямо так, живьём, сырым, но горячим. Я даже на секунду представляю себе, как это будет происходить, как я вопьюсь зубами в любимое тело, а он завизжит, как ребёнок, как хлынет на простыню кипящая густая кровь, а я даже не замечу, потому что во рту у меня уже окажется сладкий кусочек мяса, который был ещё недавно одной из моих самых любимых мышц, а теперь я его ем, нагло и бессовестно, и он проваливается в мой желудок и шипит там недовольно, а я облизываю губы и смотрю на изуродованную, но всё так же любимую мною часть его тела, совершенно спокойно, и медленно прикрываю глаза от удовольствия, как обожравшийся сметаны кот, или как затянувшийся после долгой завязки курильщик. Я слишком ясно представляю себе это, и мне вдруг становится жутко и неловко, поэтому я открываю глаза и возвращаюсь к реальности. Передо мной всё так же лежит моя голая болезнь и любовь, совершенно целая и невредимая, и мои пальцы снова ласкают его нежный маленький пупок.

Теперь я пойду наверх, по гладкой длинной впадинке, разделяющей всё существо на две половины. Тут очень много интересного, и хочется исследовать непременно всё, но рукам не терпится подняться выше. По пути они с удовольствием касаются бугристой грудины и высоко вздымающихся от дыхания рёбер, хочется потрогать каждое из них, но меня манят уже заветные тонкие ключицы, между которых затаилась волшебная ярёмная впадинка… В ней поселится мой мизинец, он без ума от неё. И мне хочется, чтобы в ней заблестела сейчас крохотная капля воды, как в кино, но это совсем не обязательно, ведь этот приём так избит и заезжен сегодня, неправда ли?

И я обхватываю ладонями его крепкую шею, замираю ненадолго, а потом отпускаю её и вижу, как пульсирует на ней маленькая чёрная родинка, отражая биение сердца. Затем я погружаюсь в изучение скул, поднимаюсь до бархатной мочки уха, запускаю пальцы в чёрные волосы. Хватаю их со всей дури, так, что он начинает морщиться, но пока ещё молчит, терпит. Тогда я наклоняюсь и облизываю его хрупкое горячее веко. Я слышу, как он улыбается. Я ложусь рядом и замираю.