Я сказал 7

Я сказал: никто меня не искал.




Никто ни о чем не спрашивал, не верил и не хотел верить. Не стучался, не пытался понять, не требовал объяснений.

Ну, может быть, иногда. После того, как… А – перед тем? Почему?!

Дверь-то, хоть и казалось затворена, но не была закрыта: ни секретов, ни замков – и ключ подбирать не надо. Толкни рукой – "Привет! Что ты здесь делаешь?"

Живу.

… Проходите. Прямо и налево. Можно не разуваться.

Здесь – бывает еда. Тут – проза. Там – зажигается свет.

На столе – пишут, на стуле – думают, на диване – спят.

Из окна смотрят наружу.

- И все?

… Вот отхожее место. Рядом – вода. Из форточки – сад.

На мне и в шкафу – одежда. В голове – мысли. В кармане – пусто.

В чайнике – тепло. Что вам налить? Вы замерзли?

Из трубы идет дым.

- А где же все?..

… Оно здесь. Я уверен. Нужно только немного помолчать.

- Ау-у!..

… Вы не поняли. Если и звать, то про себя. Попробуйте. Слышите?

- Да. Часы.

… Которые? Те, что идут по кругу? Зачем они вам? Я остановлю маятник.

- Кажется, слышу. Похоже на биение сердца. Что это? Время?

… Это я сам. А стучитесь – вы. Толкните рукой.

Проходите. Прямо и налево. Можно не разуваться. Здесь – бывает еда. Тут – проза. Отсюда смотрят наружу.

А теперь давайте поморщимся от моей откровенности.

Здравствуйте! В буквальном смысле этого слова. Берегите здоровье. Оно дорого стоит. Больше, чем вы думаете.

И у меня было. Тратил. Теперь берегу, что осталось. Как умею, как научился. Наверное, неважно. Как и всему остальному.

Так мы остановились на мне?

Давайте пройдемся…

Не умею разговаривать на ходу, не вижу лица собеседника, многое вокруг отвлекает. Признаться, и со сцены – не умею. Кажется. что все твои слова, когда они твои, слушатели пытаются запихнуть тебе обратно в рот. А разговаривать их словами я уже не хочу. Не тот возраст. Да и здоровье не позволяет. Как каждый день – картошку с огурцами или квас, - скучно… Ну, вы-то меня понимаете…

Когда человек начинает отделять себя от мира, его путают с больным. Такая манера. Довольно пошлая.

Если мир начинает отделять от себя человека (со всеми вытекающими из него последствиями), человек должен чувствовать себя лишним. Это банальность.

И тот, и другой вынуждены сосуществовать, и существуют, конкретно, сейчас. В этом правда, от которой никуда не денешься.

Что остается? – Реальность. А она никогда никого не устраивала. Так что давайте от нее – подальше.

Сменим тон. Обратимся к тому, что доступнее. В чем я могу себя проявить.

Скажем, в прошлом.

Сюда, пожалуйста… Угу, в подъезд, в середину семидесятых. На подоконнике крайний справа – я. Зеленый клеш, курточка из красного кожзаменителя, длинные волосы. Четыре аккорда на гитаре, "Опал", портвейн "Молдавский"… Не привлекает?.. Тогда – койка в московской общаге, та же куртка, тот же клеш и те же песни. Еще пять лет… Вошли во вкус? Нет?.. А – десять лет в Сибири? Завод, семья, болезни детей, аванс-получка, аванс-получка, очередь, аванс-получка… Зеваете? Правильно. Этого никогда не было. И даже фотографиям верить глупо. Ведь вы умны и порядочны настолько, что привыкли верить на слово.

А если и есть что-то материальное в этом мире, так это слово.

Давайте перевернем другой стороной.

Меня, к примеру, всегда удивляло, что у луны есть лицо. А оказалось, что это от того, что обратной стороной она к нам просто не оборачивается. Позже я узнал, что в каком-то племени носят маску с лицом на затылке, чтобы на человека не напал тигр. Он, мол, обманывается этим, принимая спину за грудь, и не решается прыгнуть сзади. А там уж наслаивалось: и двуглавые орлы, и двуликие Янусы, - много еще чего и смешного и мрачного. Но к слову, к самому слову, как тогда казалось, это никакого отношения не имело.

Будто бы!

Слово стало моей обратной стороной. Именно обратной. Именно моей.

Теперь мне все чаще кажется, что оно реальнее меня. И мы надолго, если не навсегда, поменялись с ним местами. А я – всего лишь маска, или невидимая сторона, или половина лица, обращенная в прошлое. Здесь мне уютнее, проще. Не жить – думать о том, что жил. Прошлое – это единственное, за что я могу поручиться…

Присядем?.. Мне нужно посмотреть на вас. Вы так похожи на всех. Вас это не пугает? Хочется быть, да? Как-то состояться, не хуже, чем другие, ведь вам дано… Вы верите?.. Конечно, как же иначе, иначе – зачем?

Ну, не будем о вас. Вы – гость. Гостей надо развлекать, а не задавать им бестактных вопросов.

У меня был рассказ. Человек вышел из дому, утром, будто бы на работу. Задумался, заплутал и набрел на глухую стену. Попал в тупик. Вспомнил, что сегодня ему исполнилось тридцать и что когда-то он отмерил этим сроком ровно половину жизни, наметив себе совершить к нему то-то и то-то. Стоя перед стеной он вдруг ясно осознал, что ничего не сделано и сделано уже не будет. Тогда он, сам не зная как, вернулся в квартиру, сел за кухонный стол и долго смотрел на лежащий перед ним нож. Он начал вспоминать, где он его еще видел. Прошел в спальню и нашел под матрацем точно такой же, припрятанный им когда-то. Скоро уже он метался по всей квартире, доставая из щелей то лезвия, то пакетики с крысиным ядом, то веревки с готовыми намыленным петлями. Все это он складывал перед собой на столе, внимательно разглядывал и отмечал про себя, после какой жизненной неудачи появлялось в доме очередное орудие самоубийства.Вспомнил о том, что давно уже не выходил на балкон и не лежал в ванной. Человек понял, что сам готовил себе эти подарки к тридцатилетию, если оно будет таким, как случилось. А, чтобы не видеть больше этого, спас себя тем, что забрался в стенной шкаф, спрятался там среди вороха зимней одежды и затворил дверь.

Я забыл сказать: было начало весны, шкаф могли открыть только к осени.

И человек поверил в реальность своего существования. Здесь ему было удобно. До всего можно было дотянуться рукой. Пространство сузилось до его сознания, до черного параллелепипеда, наполненного знакомыми вещами, реальными вещами, на приобретение которых и ушла большая часть сил и тридцатилетней жизни.

Пробыв там достаточно долго, человек начал уменьшаться в размерах и вскоре вовсе пропал, воплотившись в одну единственную мысль: "здесь я никому не мешаю".

Ближе к осени похоронившая его заочно жена полезла в шкаф, чтобы перетряхнуть одежду, но так ничего и не почувствовала, даже запаха. У нее был уже новый муж, новые заботы. А ее бывший, человек, воплощенный в мысль о своей материальной бессмысленности, выпорхнул незаметно в форточку и повис над городом легким облаком, до которого никому не было дела.

В том рассказе он все-таки выпал на землю каким-то осадком, дождем или снегом, - не помню точно. Называлась история "История болезни".

Сейчас бы я закончил этот рассказ по-другому. Я бы развеял облако ветром до "Ничего", объявив, что мысль без слова – лишь вздох. И рассказ назвал бы "Вздох", на который и потратились тридцать лет жизни этого человека, а вслух произнесены так и не были.

Может, тогда бы хоть это кого-нибудь да испугало?..


Дайте мне руку. Я положу ее на свою и взгляну вам в глаза, пока никого нет. Подумаем друг о друге. Почему мы здесь, сейчас, зачем вместе. В чем случайность этой руки. Отчего у глаз такой цвет. Что мы можем сказать друг другу.

Спрашивайте, о чем хотите. Я на все отвечу: не знаю. Но руки не отпущу и не отведу глаз. И тогда вы сами, смутившись ли, догадавшись ли о чем-то, без страха и растерянности вдруг ясно выстроите себе близкое будущее с тем робким доверием к нему, о котором готовы были уже забыть; и будущее покажется вам вполне доступным, волнующе приятным, даже легким, как в понимании, так и в реальности. Когда на угадывании, на тождественности – вздоха, высоты голоса, чистоты соприкосновения, - возникнет желание замолчать, а там уж и закрыть глаза, и слиться в одно общее "не знаю". Пока никого нет. Кроме нас. А позже – кроме себя…

Дайте мне руку. Палец. Ноготок…