Прогулка на рассвете

Из сборника Соглядатай



«Начало яви – это муки
начало!.. Где ты? – глядя ввысь,
воскликнул я. – Я вижу… руки,
твоё лицо. Да отзовись,
прошу тебя!..»
                Текли мгновенья;
и, вслушиваясь в тишину,
я слышал сердца лишь биенье
и думал: «Всё живое сну
предутреннему предаётся;
сон в этот час глубок: не зря
ему врачами придаётся
особое значенье… Я?
Сплю часто наяву я… Спит и
отец мой вечным сном: в иной
он мир ушёл».
                Тут я – убитый
и горем и своей виной
перед отцом – заплакал горько;
но, так как этот чудный орган,
глаз, приспособлен лучше для
того, чтоб видеть, а не плакать
(причём в глазах иссякла влага:
соль начала, как листья тля,
есть веки), вновь на небо глянул:
мой взор помчался напрямик –
к оконцу в тучах, и, на миг,
его я принял за поляну,
где розовеет клевер да
синеет колокольчик, ибо
в привычках голова тверда:
иначе бы едва ль сонм нимбов,
сияющих вокруг голов
святых, я принял бы за соты
пчелиные, как и гало –
за солнце, беглым взором (в сотый
раз, может быть) скользнувши по
доске… Как розы без шипов
в природе нет, так нет и взора,
где б не присутствовала ”шпора”,
которую поэт коню
– ленивому воображенью –
вонзает в бок. Когда гоню
”коня”, сам ощущаю жженье
и боли у пупка: катар
желудка?.. или я – кентавр?!..

Как только из того оконца
внезапно выглянуло солнце,
я слёзы вытер рукавом
и произнёс: «А у кого
не умер кто-нибудь из близких?
Да будь ты даже хитрецом
из хитрецов – перед лицом
старухи-смерти и  Улисс – скиф!..
Пропал Улиссов микрокосм;
а  чёрный Космос звёздных косм
не потеряет и вовеки!..
Плачь по отцу, рыдай, хоть веки
слезами просоли насквозь!
а на земле ты – только гость».

Как шкаф, тяжёлый и громоздкий,
стал образ на платформу слов
сухих (мой брат сказал бы – плоских).
«Где я найду таких ослов,
чтоб этот образ сдвинуть с места?» –
подумал я и… плюнул: вместо
того, чтоб заниматься им
(его я в голове оставил –
никто не украдёт), представил
отца и сына: мы сидим
на топчане в котельной. Водки
в стаканах нет уже, но глотки
ещё кричат (моложе лет
на двадцать мы). «Нет, я поэт!» –
кричу. Отец: «И самозванцы
хотели б ими называться!
Пусть люди судят!» – «Люди?.. Власть
имущие – имел в виду ты?..
И без меня немало дутых…»
Тут мысли нить оборвалась…

Я поскользнулся на опавших
кленовых листьях, устилавших
тропинку (сверху жёлтый лист
горел как золото, а слизь
под ним была), да и на корень
сосны (упругий, твёрдый, как
под кожей на скуле желвак)
упал затылком. Как на грех!
из дому вышел, не надев
и кепки, хоть макушки лысой
стесняюсь (стреляною гильзой –
глядится). Впрочем, не на дев
я собирался любоваться,
а на луну (её стесняться
не станет даже тать ночной,
которому привычней красться
во мраке). Тучи повстречаться
мне не позволили с луной.

Вздор! не спасли б и двадцать кепок,
не будь затылок мой так крепок.
Мозг, видно, высох, как лимон.
Не потому ли и умом
не блещет голова, что стенки
её толсты, что, как в застенке
сыром и тесном, в голове
мозг задыхается (есть две-
три мысли свежих, да погоду
они не делают: в мозгу
торчат и старые по году
и больше, наводя тоску).

Моё сознанье заморгало,
как лампочка, что вполнакала
ещё горит, но собралась
погаснуть. «Ты не из пролаз, –
мелькнула мысль, – а как пролаза,
лукавить, подличать собрался?..
Желая оправдаться, речь
повёл о давнем разговоре
с отцом?.. а шапка-то на воре
горит!.. Отца-то поберечь
ты был обязан!.. А про Таню
забыл?.. Ты  ищешь оправданий,
а  виноватого – вовне,
а не в себе, как ищут ”наши”?..
Те вечно в собственном говне
копаются и, провонявши
насквозь, о ”чистоте” трубят!
Дай власть им – будут делать ”чистку”,
как делают бойцы ”зачистку”.
Вождя усатого труп  яд
им  поставляет  сильный… трупный!
Он был фигурой очень крупной –   
не сгнил, хотя гниёт давно…
Смотри, наступишь на говно!»

Боясь, что отрицать начну я
свою вину перед отцом,
подумал: «Ты возьми и в ком
сожми мысль рыхлую, ночную;
скажи: раз сын, то виноват!
прости!», но не сказал ни слова:
отца увидел я… живого!
Душа моя как будто в Ад
спустилась. Я воскликнул: «Сердце!
не потому ль нашло ты кров
в груди моей и гонишь кровь
без устали, что ни согреться
как следует не можешь, ни
найти опоры?.. Опереться
тебе ведь не на что!.. Заткни
тромб где-нибудь сосуд и…  мина
заложена!.. Пока поминок
по мне не справили, гони
кровь по артериям и венам!..
А если ты устанешь, то
пусть сразу превращусь в ничто,
пусть смерть моя придёт мгновенно!..

Свернётся кровь, и, наконец,
ты обретёшь навек опору!..
И полотенце, как венец
(подобный женскому кап;ру),
на голове моей прижмёт
две челюсти друг к другу плотно,
чтоб я не мог сказать свободно:
”Вы туго завязали! жмёт!”».

2005