Я сказал. 5

Я сказал: да, да...


Летнее охолоданье. Когда вдруг с яркого - охмурит легко расползающимися блеклыми тучками, залепит сплошняком все цветные прорехи и покрапит надоедливо дождичком. Сначала прерывистым, с ветряным широким порывом, а позже станет вокруг недвижной стеной - серость. Льет, пропитывая насквозь промозглым все шире, глубже, проникновеннее. И тогда растут только корни.

Похолодание летом - остановка в пути настоящего, возвращение к корням, очищающее протрезвление.

На землю уже не сесть. Она - в объятиях сырого неба, как две женщины в горе. А ты - между ними. Под мокрой фуфайкой - озноб сгоревшей под недавним солнцем кожи. Размякший от дождя сухарь в кармане. Длинная плеть волочится по следу сапог в примятой траве. И в каждой коровьей лепешке - дрожащая желтая лужица.

Пасем стадо. Коров, с толстыми, в руку, хвостами, повисшими из провалов мосластых задниц. Движения животных размеренны и непереносимо верны, неторопливы. Жуют - с дождем, с водой, до распирания вымени, до одурманивания взгляда. Насекомые им не досаждают, а на плеть они взирают равнодушно - как на неизбежное зло, будто и впрямь осознают меру своей парнокопытной глупости.

День тянется, подобно дождю, нудными, обесцвеченными параллелями. Проходя вдоль реки, вспоминаешь о солнце: время возвращения с рыбалки - когда твоя тень длиннее удочки. А пока ведешь временной отсчет не по тени, а по тяжести набухающей от влаги одежды, давящей на плечи, прилипающей к ногам.

Скоро осень... С приятной грустью о школе... Незнакомые знакомые лица. Загорелые (где-то) девичьи ноги. В каждой полусфере выбритой добела подмышки - своя половина мира. Бледное пятнышко от пожатия на руке. Взгляды - вскользь, в сторону внешних отличий. Преувеличенность восторга и равнодушия от встречи. Легкое смущение. Желание поскорее уйти, чтобы встретиться завтра, непременно завтра, но не сейчас. Чтобы чуть-чуть одуматься, обвыкнуть с этим, утрясти в себе. Слишком много сразу. Ведь столько времени прошло - целое лето... Но пока оно длится. И будет ли то, что будет?


Она сказала: не торопись, дыши ровнее...


Но августовский дождь, это - и зыбкие, долгие вечера в амбаре, на тюфяке с искрошенной в пыль осокой; полусвет щелистой двери, в уголошный пролом которой изредка заглядывает мокрая курица, целясь в корзину под кроватью, где остывают два снесенных - ею ли? - яйца, а тебе, чтобы достичь их, надо лишь опустить руку. Выбрать покрупнее и надколоть скорлупу. Выпиваешь в два глотка, лежа, не открывая глаз. Вязкое, душноватое селится внутри осторожно и прочно. Теперь можно не ходить на ужин. Не вставать. Пусть дождь, пусть... Только бы не вставать. Не окликайте меня: вы не знаете моего имени, в дождь я называюсь не так.

Это другая наполненность. Сумеречная, вялая. В замедленности мысли - солоноватый привкус прели. Вневременное, без возраста и смысла, ожидание. Нет концов и начал, нет пробуждения и сна, - дождевое фермато над паузой в моей жизни. Навязчивая легкость в подчинении ей. Расслабляющее равнодушие к себе. Сладчайшая покорность лени.

Шепотом:

- Я вся промокла, не надо... Как у тебя здесь пахнет... Почему открыл? Ты знал, что это я? Откуда?.. Можно, я руки - к тебе... Холодно?.. /Смеется./

Ей нравится, как вздрагивает кожа под ладошками. Они ищут свое. Находят и затихают.

Шепотом:

- Знаешь, когда я с тобой, когда так, мне кажется... Не кажется, нет, - я знаю, верю... Нет! Я живу! Только тогда живу, когда вот так, с тобой, у тебя... Странно... Я перестаю себя ощущать, будто я - лишь твое продолжение. Это - от тепла. У меня нет своего тепла, я - только проводник... (Зарывается с головой под одеяло. Утыкается носом в живот). Пупочек...

"Называй вслух, называй, - молча прошу я, - тебе позволено. Из тебя это звучит... Кто, когда придумал эти слова? Они есть, даже когда их нет. А произнесенные рядом с тем, что они обозначают, будто рождаются заново. И тело служит словом, а слово - телом... Нигде, никогда... Только здесь, только так... Называй..."

Шепотом:

- Ты спишь... Нет-нет, спи... (Касается пальцами моих век). А я хотела бы умереть - во сне. Чтобы перейти незаметно... Ты встанешь утром, поцелуешь меня в постели и уйдешь на работу... Щека будет теплая еще от тебя, а я буду уже там, далеко-далеко... И ты уйдешь тихо, чтобы не разбудить... (Трогает мои губы). Ты улыбаешься... Ты не спишь?

Мне хорошо. Я прослеживаю про себя цепь ее мыслей, в которую укладывается целая жизнь, еще не прожитая ею, и радуюсь за нее. Прекрасная смерть! Как она здорово это придумала! И никто не сможет ее разубедить, что она будет счастлива даже в смерти. Им всем не дано понять этого.

Шепотом, разочарованно:

- Спишь...

И продолжает говорить руками:

"Ямочка... Сосочек... Я уеду завтра... Мама сейчас там укладывается. Автобус, грязь, огромный зеленый чемодан, дождь... Бр-р-р!.. Белье до утра не высохнет, я ведь лучшее надела... Бабуня все-таки сунет эту кастрюлю с солеными грибами - живот надорвешь... Животик... Волосики.. Заставят косынку надевать... Зонтик? а - в какой руке?! В городе косынку сниму, помою туфли и - на асфальт... Еще ямочка... Папа купил плащ, как у Ленки. Не мог прислать!.. Ой, а тут - что? Чудной... Спит, а у самого... Где же это кончается?.. Интересно, ему так не больно?.. Где-то там, где у меня... фу!.. и у него также... Резинка тугая... Ленке рассказать?.. Она уже приехала. Загорела, наверно, до грязи... Море. Парни с плоскими животами, "девушка, а как вас звать?" Не надо меня звать, не приду... Чье-то сухое вино, танцы, и эти влажные руки, которые уже везде, везде... - Все так и не так... Оглядываться, прятаться, делать вид и - ничего... У этих парней в какой-то момент что-то кончается и начинается просто дикое... фу!.. и еще этот страх! Они его чувствуют, как звери. Тогда начинаешь понимать, что ему все равно кто, лишь бы... Отпихнешь, а потом ночью - эти сны... Утром на пляже стыдно в глаза взглянуть: будто вместе смотрели... Нет, не скажу Ленке... А - кому?.. Да и зачем?.. Разве они..."

Она вздыхает. Дождь не перестает. Будто в такт ему, ее пальцы наигрывают на моем плече повторяемую мелодию, шевелясь непроизвольно. Неужели, она поет? Чуть приподняв веки, скашиваю глаза на ее лицо. Успокоилась, дремлет безоблачно, просветленно. Пригрелась...

Мне хорошо. Я чувствую себя протопленным домом, в котором мирно спят заботливые хозяева и их дети, собаки, кошки, вещи и цветы на подоконниках. Ни пошевелиться, ни вздохнуть... Тс-с-с... И до утра так далеко, как до смерти... Я забываюсь вместе со всеми.

А уже через вечность - ладошка на губах, и ее глаза - напротив моих глаз. Уходит?! качает головой: нет, не говори ничего, я все знаю. Ты не молчал. Хорошо, что мы... Я никогда, никогда этого не забуду! Если бы ты знал, сколько это для меня... Целый мир! Теперь мне есть, где жить. Я знаю, зачем. Я верю, я вижу... Ничего не говори!

Она отнимает руку и, бесшумно скользнув к двери, открывает ее настежь. Блеклый свет растворяет ее в дожде.

Муха, вспугнутая свежестью, обиженно зудит, тыкается в мутное окошко, и, наконец, застывает - вдруг, будто поняв что-то и замерев от удивления.

Я уезжаю сегодня...


Она сказала: было, я помню.


Гостила в другом городе у подружки на каникулах. Ее мама была замужем за другим человеком, много младше себя. Мне в этот день исполнилось семнадцать, и он зашел поздравить, часов в пять утра или раньше, перед работой. Я спала. Он поцеловал руку. Я проснулась и не оттолкнула его. Мне стало смешно. Тогда он поцеловал меня в шею, в губы и в грудь. Он целовал, а я смеялась, только тихо, чтобы никого не разбудить.

Я видела, как он на меня смотрит. Но чтобы так, до такого... я и представить не могла, всегда такой веселый, а тут - совершенно серьезно... Что он говорил?.. Не помню, да и какая разница?.. Нет, в первую ночь мы только целовались, хотя он и мог, конечно, и я, если честно, не смогла бы сопротивляться - спят же все! И как вы себе это представляете? Закричать, чтобы сбежались, увидели и поняли? Я ведь у них в гостях!.. Да, мне было приятно, удивительно приятно. Взрослый мужчина, нежный, внимательный, смелый, сильный и - вдруг я!

Вечером праздновали день рождения, а ночью он пришел опять. Он сказал, что придет, и пришел. Я ждала его. Дa, голая. Все равно бы он меня раздел. И я решила: лучше сама, а то разбудит кого-нибудь. Ведь я целый день думала: как же дальше, что теперь? Узнают - не узнают? выдержу, если притворюсь? Я спрашивала: хочу ли я, чтобы он еще раз пришел? Оказалось: хочу. Я и разделась.

Восемь дней. Каждую ночь. А днем я его - на "вы". Никто так ничего и не узнал. Я сама от себя не ожидала. Все было так легко, так чисто. Сказочно просто!

Потом за мной приехала мама, они все провожали нас на вокзале: он, его жена, его дети, подружка. Я не думала ни о чем таком. Ну, было и было. И кончилось Должно же было кончиться! У меня еще мелькнуло: и Слава Богу, что так, могло быть и хуже. А вот обошлось. Все, что могла, я дала ему. Все, что он умел, он сделал для меня. А сама-то я ему зачем? Так ведь? Он женат, его любят, и жена сделает для него все, что он захочет. (Я видела это, правда). Значит, его эти ночи были для меня. И он... он меня любит?! И мы никогда больше?!

Когда это пронеслось в моей голове, я уже сидела в вагоне. Он поставил вещи и при всех, прощаясь, поцеловал меня в щеку. И как поцеловал! Я только минут через пятнадцать опомнилась, когда мы уже отъехали. Ну и... конечно, устроила истерику... мама так ничего и не... а, может, уже тогда... теперь уже "все равно"!

"Мы не принадлежим себе! Понимаете? Нас берут: привозят, увозят. С нами ложатся, целуют. Нам показывают, как. Мы уже понимаем, что можно, а чего нельзя. У нас в жизни, как в месячных: чуть до, чуть после, но во время того как или, не дай-то Бог, посреди этого проклято цикла, - ни-ни! Объясняют. Учат считать... Дурь какая-то!.. Я порядочная девушка, но я хочу. И только с ним! Понимаете? Без этих жен - старух, без подружек гадких, без детей сопливых, без мам и пап. Ну, почему всегда и везде не так? Он честный, искренний... Он такой!.. Вы не имеете права его судить!.. Мы во всем подходим друг другу. Это, может, раз на миллион бывает... И - врозь?! Да объясните же мне хоть кто-нибудь: почему я не должна быть счастлива? Почему я принадлежу всем вам, а не ему? Почему я должна бороться и что-то доказывать? Или скрывать? Стыдиться? Чего? Своего счастья только с ним? А - как живете вы? Стыдом? Тогда вы все - идиоты!.. ну, куда, куда я еду?!"

Вот так, разом, все и случилось, когда уже кончилось. Потом от него ушла жена и приехала к нам в город. И я не выдержала: сказала все ее дочери, мы с ней сидели за одной партой. И писала ему письма, и собиралась приехать на лето. А они взяли и рассказали все моей маме. И та не пустила. Устроила скандал и написала ему что-то оскорбительное.

Потом было еще два-три моих и его письма. И все. Жена к нему вернулась. Она без него тоже не могла. И он ее принял. Как, возможно, принял бы и меня.

Я знаю его это "все равно". Он бы любую принял. Почему? А потому, что умеет. Я бы к нему в очередь встала и ждала бы, сколько положено. Что? Гордость? Да пошли вы со своей гордостью, знаете, куда? Значит, вы никогда не любили... Я одно знаю: когда этого насыщения не происходит, мы заканчиваемся. И кто-то уже живет вместо тебя. Как я сейчас вместо себя прежней. Я смотрю людям в глаза: сколько же нас, Боже мой! Что мы делаем?!