Среди скал

   (Воспоминание)

Набрался впечатлений за день!
Теперь в тиши осмыслить их
пора… Чёрт побери! гляди,
какой узор из трещин, ссадин
на розовой ладони!.. Х-хе!
Крупицы кожи, что трухе
подобны, есть и на диване,
и на полу, и… даже в ванне!..
Конечно, это – псориаз,
к тому же со скалы не раз
срывался; пальцами цепляясь
за трещины и опираясь
ногой на шаткий камень, лез
упорно вверх! – такой балбес!..

Я в небесах увидел гало,
а рядом – целый хоровод
цветов – и голубых и алых! –
бегущих по гранитным скалам;
глядел на них, разинув рот,
и думал: «Вот так скалолазки!
Хотя невзрачны и малы
цветы, но мне они милы!
Анютины ли это глазки? –
не знаю!.. Жаль мне этих крох;
любуясь ими, полон грусти:
вот здесь, на этом мху, лишь грузди
росли да туча комаров
висела в воздухе… Ту осень
не зря я вспомнил, ибо в прозе
стихи стал сочинять: перо
скакало по бумаге чёртом!
Ходил и за грибами: счёта
им не было!.. Груздей, опят,
волнушек…
                Ох, треплюсь опять!
Толочь довольно воду в ступе!
Ещё и осень не наступит,
ещё не отцветут сады,
как милые мои цветы
исчезнут! Буду я напрасно
искать их и болтаться праздно
средь…»
              Ох, как больно! мочево-о-ой
пузы-ы-ырь!.. Вернусь к тому с чего
я начал, через две минуты;
да я и сам – пузырь надутый!

Что видел я ещё?..  Коров
стада – на пастбищах далёких,
кустарник –  в трещинах глубоких;
зелёный, влажный вид Коро,
которым долго в Эрмитаже
я любовался, всё стоял
пред взором мысленным; пенял
лишь на желудок я!..  А как же!
когда бы не был он загажен,
едва ли бы и зад вонял!..
В желудке булькало: минтай же
с редискою там воевал!..

Едва я с грядки пук редиски
сорвал, улитки, как радистки,
антенны рожек выставлять
все разом начали; в испуге,
пучок сорвав, взял ноги в руки –
и смылся!.. Запеленговать
не удалось меня им…
                Вскоре
стал на травы зелёный коврик.

Не зря я на скалу залез!
(Ушибов, шишек не пугаюсь;
когда я пьян, подчас бодаюсь
с сервантом!.. Что за интерес?
Пьян – значит, бит! – внутри серванта
хранятся пластырь, йод и вата!)

Вдали еловый лес синел;
оранжевую тучу гало
сверкающее протыкало,
подобно бронзовой блесне.
(Да, образ – дрянь! увы, спиваюсь!
скорей «подшиться» нужно б мне,
иначе утону в говне!)
Река бежала, извиваясь
стальною лентой, меж холмов;
я нюхал изумрудный мох.

Вороны каркали: «Каррр! мани
все пропил?!», а сухарь в кармане
хрустел; я прыгал по камням
и думал: «Буду ли ням-ням
я завтра делать?»
                (Ем я редко:
чай – на обед, на ужин – чай,
”Что заслужил – то получай! –
твержу. –  Пирожным и конфеткам –
в твоём не место животе:
сиди на хлебе и воде!”)

По высохшим сосновым веткам
оранжевый зверёк скользил…
Когда по пробкам и объедкам
я шёл*, туман уже гасил
зари пурпурной пламя…
                Кстати,
однажды утром, подойдя
к заливу, удивился я
такой картине: пар над гладью
залива, будто лёгкий пух,
висел, а солнца шар всё пух
и становился всё краснее
и больше
               «Точно так же член
растёт, – подумал я, краснея, –
который некогда в чехле
носили люди: император
Карл V там же член свой прятал,
где и крестьянин; Франсуа
Рабле туда его совал,
хотя и там он рос и кровью...»
Здесь занавес я опущу,
рассказ, как сцену, им прикрою,
иначе краски я сгущу!

26 – 30 мая 2010


 *Здесь, среди скал есть множество загаженных мест,
где люди пьют, едят, мочатся, испражняются, совркупляются
и разбрасывают вокруг себя всякую дрянь.