Перекресток Проза

Февраль. Суббота. Сугробы, мороз, улицы нечищеные после ночного снегопада. На утро – 8 градусов ниже нуля. На перекрестке у давно закрытого магазина стоят три пенсионерки одетые в нехитрые деревенские одежды: Соня, Улюта, Варвара. К ним подходят ещё две пенсионерки – Дуня и Надежда. В стороне стоят трое мужчин, тоже пенсионного возраста.
Дуня: «Не знаете, когда приедет автолавка?»
Варвара: «Не знаем… Во вторник была в 10.00, а в четверг был мороз 17 градусов, ждали, да и ушли. А она приехала в 16.00, так не все знали… Пришлось коржи печь. Хорошо ещё муку подвозят прямо под дом торговцы. А так ведь с района много не привезешь. Это хорошо, если есть с кем доехать, а если пешком, то много и не унесешь».
Улюта: «А не знаете, магазин будет работать?»
Надежда: «Да не знаем, говорят, никто не хочет из района сюда ходить, а своих то нет, одни пенсионеры и остались».
Дуня: «Да. А какая была деревня…Помните, детей сколько было, молодежи. Школу новую только отстроили перед аварией на Чернобыле, два магазина, столовая, ФАП, почта, мельница своя. Автобусы в районе начали ездить – живи и радуйся».
Соня: «Да, «гремел» наш колхоз на всю область. Заборы и дома покрашены были, крыши почти у всех из жести, в каждом дворе колодец, да ещё и колонки были».
Подошла Анна.
Улюта: «Анюта, не знаешь, который час?»
Анна: «Полпервого уже».
Варвара: «Вот так вот. Я уже с 10-ти тут стою. Соня, Улюта, пошли ко мне погреемся, а Анюта нас позовет, когда автолавка приедет».
Уходят.
Анна: «А кто там идет?» (показывает на мужчину и женщину, идущих к магазину).
Надежда: «Так это ж Гелики».
Соня: «Почему, Гелики?»
Надежда: «Гена и Геля, потому и Гелики. Нигде не работают. По осени помогали убирать огороды, за это им давали картошку, лук, капусту, свеклу, чеснок, сало – кто что мог. Вот они уже гляди опять идут на «точку», чтобы обменять чего на бутылку. Наверное уже всё вынесли. Маня говорила, что приходили они, просили фасоль и масло постное для супа».
Анна: «Не хотят работать. А помните, как мы работали от рассвета до заката в колхозе, а еще и дома было хозяйство. Почти в каждом дворе корова, а то и две, свиньи, гуси, утки, куры. Да и дети и мужики. Пока со всеми управишься… А потом – кто на ферму, кто на зернолинию, сушить зерно лопатами. И так каждый день, на больничный некогда пойти. Как-то снопы вязали, глядь, Нины нет. Спрашиваем, где она? А Фома говорит – родила ваша Нина, с дитем домой подалась.
Дуня: «Бабы, а это кто идет?» (показывает на другую сторону улицы).
Надежда: «Ну, это Сашка-Рюмашка с «бригадиром». «Бригадир» к себе ведет на «наряд». Смотрите, как маятник, Рюмашка. Видно, получка у него была сегодня, вот и ведут в «бригадирную». Сейчас раскрутят его, и плакали его денежки».
Дуня: «А мамка – корми его потом весь месяц, и слова не скажи поперек, да что с пьяного возьмешь. А молодой же хлопец, не женится только, все бутылку ищет».
Надежда: «Ну, он хоть работает. Благо работа по сменам, отдежурил и пей. Хотя, конечно, жаль, ничем не интересуется».
Подошли ещё две старушки. Антоля и Маня.
Антоля: «О чем разговор разговаривайте?»
Дуня: «Да вот молодые хлопцы – Сашка-Рюмашка с «бригадиром» пошли заседать».
Антоля: «А наш Витька кинул пить и купил телевизор, спутниковую антенну, скутер, журналы выписывает о растениях. Какой-то виноград где-то выкупил, посадил, уже второй год урожай снимает».
Анна: «Если хочешь интересно жить – будешь. Конечно, плохо, что развалили колхоз, да ещё половину отдали одному колхозу, а другую – другому, поди теперь разберись, к какому ты относишься, чтобы попросить вспахать да сжать. В том году сами сжали в снопы. Зерно сыпется, комбайна не дают, пока в колхозе не уберут, а кто не захотел жать, посыпалось зерно на землю да проросло, успело, да много ж проросло то».
Подошли молодые женщины с ребенком Алина и Ольга.
Ольга: «Что, не было ещё автолавки?»
Антоля: «А сколько уже времени?»
Ольга: «Да уже половина третьего».
Надежда: «Наверное, не будет сегодня автолавки».
Один из мужчин: «Даша звонила, сказали – машина грузилась, ждите».
Алина: «Вчера была машина из соседнего района».
Дуня: «Так вчера не наш день был, не должна была она приезжать».
Алина: «Да не наша, а с другого района».
Ольга: «И что ты купила?»
Алина: «Хлеб, батоны, молочные были продукты».
Ольга: «А ещё кто покупал?»
Алина: «Соня и Улюта, они рядом живут. Их мужики позвали. Они всегда сидят на перекрестке. У нас ведь это единственное место осталось, куда можно пойти и себя показать, да на людей посмотреть. Один магазин был и тот закрыли. Люся другую работу нашла, сдала магазин. И то ей спасибо за то, что из другой деревни ездила за такую зарплату. А ей детей кормить. Рыба ищет – где глубже, а человек – где лучше».
Антоля: «А куда это наши мужчины ушли? Неужто замерзли?»
Алина: «А вон уже идут от «бригадира». Видимо, уже «подогрелись» и «назаседались». А Сашка-Рюмашка уже и как маятник не может – несут вона. Позаседают там день, пьют да курят. Одежда уже пропиталась – подойти нельзя. Раньше от мужика сеном или бензином пахло, а сейчас хуже, чем от пивной бочки. Это потому что с табаком смешано».
Анна: «А какая баня здесь была! У мужчин свой день был, у нас – свой. И парилка хорошая, и стоило ведь копейки. Развалили, растащили. А фермы по новому проекту строили. И сейчас бывает, мимо проходишь, и кажется, доярки вёдрами стучат, коровы ревут. Сердце болит. А ведь можно было ещё все сохранить. Через год после аварии в газете писали, по радио объявляли реэвакуацию, чтобы заселяли деревню. асфальт начали ложить, щиты заборные привезли, чтобы заменить там, где плохая изгородь. Но Прокопов сказал: «Я сотру с лица земли вашу деревню!» - и куда девались те щиты, и асфальт запретил ложить. А ведь если б он тогда не вмешался, может, кто и приехал бы назад. Всё ещё было нетронутое. А теперь уже и домов-то почти не осталось, не говоря уж и о колхозных постройках».
Надежда: «Колхозные постройки такие добротные были. Сушилки, склады, пилораму начали «приёмные» колхозы разбирать. А ведь мы звонили председателям, - «они сами знают, что делать». Стоило им только начать, так и с района и из соседних деревень налетели, как стервятники».
Ольга: «Да и наши «безработные» дома своих же соседей разбирали и в район возили. Полы – на доски, шифер, и дровами с гвоздями район не брезговал. Считайте, что район за счет деревень и выстроился. Пустых домов почти не осталось. А ведь было больше, чем пол деревни пустых домов. На ту пору из деревень многие в район уехали. А надо было администрации сначала деревни заселять, чтоб земли не простаивали, да не зарастали бурьяном. Сады в леса не превратились бы. А так заселили они райцентр, а толку? Безработных – тьма, производства нет. Маслосырзавод, консервный, лимонадный заводы, колбасный цех – всё позакрывали. Дошло то того, что и хлебозавод закрыли».
Анна: «Да, не по хозяйски правит наша райадминистрация».
Дуня: «Ну, чего ж, сейчас начали к нам переселять тех, кто квартиру оплатить не может. Это, конечно, они по указу президента делают. Оно, конечно, так и должно быть, не можешь оплатить – иди в жилье подешевле. Но с другой стороны – как они будут жить здесь? Работы то нет. По огородам нашим будут шастать, да по подвалам?»
Анна: «Да, был колхоз-миллионер, а теперь выселки…»
Вернулись Соня, Улюта, Варвара.
Анна: «Вы не смотрели на время? Мы уже всю надежду потеряли».
Варвара: «15.30».
Алина: «Будем ждать?»
Соня: «Подождем… В тот раз в 4 приезжала…»
Все женщины переминаются с ноги на ногу, греют ноги от мороза.
Надежда: «Ой, бабоньки, пляски что ли давайте здесь устроим? Вон о политике поговорили – души согрели. Осталось ноги погреть».
Варвара: «Конечно, кипит душа… Обидно. Такую деревню загубили. На старости лет в разрушенной деревне жить – куда ни глянь – душа болит, да сердце сжимается. Молодым то легче, наверное. Хотя бы потому что они не строили все это, душу не вкладывали. В других деревнях газ даже провели, а у нас колодцы высыхают от того, что смеха детского не слышат. Знаете, как в доме никто не живет, так он садится и, в конце концов, рушится. А ведь было… У всех цветы вокруг дома, свет на улицах. Ну да ладно. Уж свет нам ни к чему – рано ложимся, рано встаем. А вот магазин да вода – это ж первая необходимость».
Дуня: «Да дороги почистили бы. А то пока добредешь до перекрестка, уже и отдыхать надо. А скорая доехала до оврага, а врач пешком шла к Марусе».
Надежда: «Ну всё. Не могу больше ждать. Кто-нибудь идет ещё?»
Антоля: «Пошли…»
Старушки стали расходится. Перекресток опустел. И в надвигающихся рано зимних сумерках до него из разных сторон доносились лишь обрывистые фразы.
 «…соль закончилась…»
«…ко мне, я насыплю…»
«…коржи печь…»
«…тебя спички есть? печь растопить…»
«…выселки…»
«…миллионер…»


2006г.