Кассир

Михаил, мой единственный сосед по купе столичного экспресса, средних лет и симпатичной наружности владелец и директор строительной фирмы, на редкость успешно преодолевающей мировой финансовый кризис, оказался интересным малым.

Ночные поезда наилучшее место для встреч и расставаний, как мужчин, так и женщин, в любых сочетаниях: вместе и врозь, но именно в контексте, я бы сказал, нумерованной билетным кассиром случайности встреч и предначертанности расписанием расставаний.

Образ билетного кассира, знающего нечто неизъяснимое, некоторое время назад преследовал меня и побудил к рифмовке.

Получившееся стихотворение страдает отсутствием рифмы буксир-кассир, наличием рифмы вокзал-сказал, а также нелепым финалом и не имеет самостоятельного художественного значения, поэтому с удовольствием отдаю его бренной прозе.

Кассир

Кассир, податель расстояний,
Не за понюшку табаку –
За пару-тройку расставаний,
За жизни прозу и строку.

Какой убогий здесь и сирый,
Какой глумливый твой вокзал
Хотелось мне сказать кассиру,
Но почему-то я сказал:

Надев улыбку кирасира,
Уеду к чёрту на рога.
Давно не дорог я кассиру,
Ведь ты мне очень дорога.

Поезд ни к чему не обязывает собеседников. По-моему, в такой необязательности кроется причина настоящей свободы слова и подлинная гарантия её: хочешь – говори, а хочешь – слушай или спи, повернувшись к стенке.

Кстати, с некоторых пор меня не так волнует проблема свободы слова, как проблема свободы от слова – мы несвободны от чужих слов, но ещё более не свободны от слов своих собственных.

Хотя, как знать – не наши ли собственные слова возвращаются к нам из чужих уст, и не чужие ли слова мы повторяем с утра до ночи, выдавая их за свои, – не об этом, собственно, речь.

Фирма Михаила строит за собственные и кредитные деньги церкви, передаёт их на содержание местных православных конгрегаций с условием выплаты в процессе эксплуатации части доходов от исправления культовых нужд народа.

Не знаю как в иных странах, но в Украине доходы, поступающие церквям за всевозможные обряды, вряд ли облагаются налогами – по сути это чистые деньги, которые мимо кассы можно направлять на нужды храма.

По словам Михаила, церковь среднего размера и благолепия окупается за три года, а при удачном расположении – за два.

За нехитрой дорожной трапезой Михаил вкратце сообщил мне каковы критерии выбора места строительства храма с точки зрения его скорейшей окупаемости.
 
– Я понимаю, тебя несколько шокирует такой как бы циничный бизнес, – говорил Михаил, – но тебя же не удивляет торговля церковными свечками, утварью, иконами, наконец. Кто-то же зарабатывает на этом! Почему я не могу зарабатывать на строительстве самих церквей!

– А тебе не приходила в голову мысль, что и сама церковь, как институт, то есть религия, есть такой же бизнеспроект на самоокупаемости?

– Конечно, приходила. Но и в этом я не вижу ничего циничного.

– А сама вера? А вдруг и вера есть некий бизнес? Узнать бы чей.

– Вера – нет. Ни в коем случае! Вот смотри. Наше желание и потребность оказаться завтра утром в Киеве не зависит от того, существует ли прямой поезд, существует ли вообще железная дорога. Наше желание быть в Киеве это вера, а поезд не более чем религия, при помощи которой мы совершаем скачок из одной точки в другую.

Я заподозрил неладное. И действительно, из дальнейшего стало ясно, что Михаил иррационалист, изотерик и хиромант – он доверяет всему, что пишут в жёлтой прессе и показывают по всем бесплатным телеканалам.


Он верит в телепортацию, телекинез, НЛО. Он даже верит в адронный коллайдер, хотя в коллайдер не нужно верить, потому что его можно увидеть не по телевизору, а лично. Михаил верит во всё на свете от таблицы умножения до сопромата, при помощи которого строит церкви.

– Но ведь ты при строительстве церквей пользуешься формулами и чертежами, а не телекинезом! Никому ещё не удалось построить дом при помощи одной молитвы.

– Молитва даёт силы строить по чертежам, молитва даёт силу чертить. Кто-то установил правила и формулы. Если бы я умел строить силой мысли, я был бы другим и, наверное, не стал бы строить.

И действительно, чем отличается моя вера от веры Михаила? Я верю в эволюцию и человеческий разум. Я верю в технологии и социальный договор.
Я знаю, что утром мы с Михаилом приедем в Киев, а Михаил в это верит, но мы оба едем.

Мы ещё немного порассуждали о кризисе среднего возраста у мужчин и заснули.

В конечном счёте, язык  до Киева доведёт кого угодно, независимо от сказанного.