Чухна

Из сборника Птица и бомж


                Страх распрягает лошадей, когда нужно ехать, и
                посылает нам сны с беспричинно-низкими потолками
                Осип Мандельштам


         1

Псу бездомному дали пособие:
кость большую и масла ком.
Псу не скучно играть с мослаком:
спрячет сам – сам найдёт… А ведь особь и я.
Да, осёл!.. Раз осёл, осла – к
чёрту, значит! а псу – мослак?

         2

Раньше пуп мой сидел в ямочке,
как солдат – в окопе; живот
был упругий: лопались лямочки,
ремешки… Сил накопишь… и вот!
как копытом ударишь!.. Эх, надо ли
вспоминать?.. Паровоз – чух-чух! – на
всех парах пролетает… –  Чухна-а-а-а! –
загудел. – Жил бы ты в Наантали
или Пори, когда бы ты был
финн, но ты и язык забыл,
и живёшь на Понтонной, у станции!
Эй, чухна! – Нету, нет такой нации! –
паровозу кричу. – Ты соврал!
–  Чухон я отвозил за Ура-а-ал!

         3

Псу бездомному позавидовал!
Все повадки мои… поза… вид… овал
и черты самого лица…
выражение глаз угрюмое
(будто только что, пьяный, из трюма я
выполз) – всё выдаёт подлеца,
всё кричит: бей его!.. А гонит-то
Душу страх мой, прутьями чувств
полосуя… Я водкой лечусь!
Впрочем, разве не – Terra incognita
для себя сам я?.. Кто я?.. куда
путь держу и откуда явился я?
Где мой подлинный паспорт с визою?
Душу в плоть облекли – и сюда,
в этот мир, как шпиона, забросили,
но забыли задание дать…
Думал я: не послать ли запрос… или –
лучше – жалобу (ведь ни еда,
ни любовь, ни работа, ни слава, ни
деньги – целью не могут быть?).
Не послал, ибо – некому… Плаванье
без компаса (хоть некуда плыть)
длится… Тянутся серые здания,
облака, огороды, поля,
робы жёлтые, тополя –
вдоль железной дороги… Задание
дали всё-таки, раз сижу
у окна и стихи пишу?!

         4

Пёс у пса  (тоже стало завидно!),
кость отняв, удалился, урча…
Как-то выпил и… слов саранча
взмыла: дно описал и… за вид дна
был ослами избит.  «Пьяна
тварь! по рёбрам, по рёбрам пинай!» –
выл один, а другой, приговаривая:
«Он поэтик! он пишет стишки!» –
бил в живот (до сих пор кишки
ноют).  «Я вам не Пригов!* варево я
долго стряпаю, перцу кладу
много!» – выдавил я. «Бурду, –
заревели ослы, – мы кушали!
рвало!»  –  «В рвоту – его! пусть лежит!» –
бросил кто-то.  «Вы плохо слу-у-у-ушали!» –
простонал я.  «Он кто?»  –  «… или жид,
или рыжий чухонец!.. нечего
на дохлятину эту глядеть!
исчезаем!..»  Как уголь, тлеть
жизнь во мне продолжалась. Залечивать
синяки я в каморку уполз…
Маневровый пыхтел паровоз;
сажей пачкала небо котельная;
колокольчик над грудою шпал
голубел… Очень скоро я впал
в нищету, но зато мысли дельные
появились в моей голове:
«Я голяк! поле голо. Вей
Ветер! Дождь, промочи эту голую
землю! Детям, ослятам, щенкам
нужно вырасти, в трубку полую
подудеть – и уйти… По щекам
надавали?!.. Ах, Ветер Северный,
Дождь Косой! Вам не жаль бродяг?!»
Так кричал я в апреле, бредя
полем… Слов было много; не все - верны
и умны были (правда, насчёт
мыслей – я всё сказал; в расчёт
принимаю и чувства)… В осенние
дни, когда я
ужасно мёрз,
курс ускоренный облысения
проходя вместе с сонмом берёз,
я почти ничего (кроме холода)
и не чувствовал. И теперь
ничего, как голодный зверь,
я не чувствую, кроме голода…
Может быть, из меня вся боль
вышла с потом, как алкоголь?

         5

Нет! я в новой среде не освоился
или… плохо освоился: жить
не умею… Вон книжка лежит!
Сказки русские… В этой – совой лиса
обернулась!.. и так совой
быть привыкла, что вышла за филина.
Филин старый! – одна извилина
в голове… Что за чёрт! такса вой
подняла: за дружка, кривоногая,
заступилась, хоть зверь, что мосол
отобрал у того, и зол,
и силён… Отвлекаюсь… немного я
не в себе, да и подустал…
Пассажирский грохочет состав…
Товарняк… Я читаю: NO-KI-A.
NOKIA!.. На вагонах стальных
это слово так чётко написано!
Не сама ли Финляндия в них
едет к нам?!.. Стало быть, на бис она,
как и прежде, на рынках поёт
песню – на вещевом и промышленном!..
А лиса… так совой и живёт
с мужем-филином.  «Друг мой, не мышь ли нам
съесть сегодня на ужин?.. Иль
ты отведаешь свежей зайчатины?» –
щурит глазки лиса. Замечательно!
Кто б меня, дурака, женил
на такой вот лисе?.. Эх ты, песья
жизнь моя!.. Хоть бы дали пенсию!
Или… нет! если деньги дадут,
перестану дудеть в дуду.

1997


 *Пригов как-то говорил журналисту, что, мол, выдаёт
по два-три стиха в день.