Про кошек и борщ в префектуре Канагава

Одной гейше из префектуры Канагава постоянно попадались жутко истеричные самураи. В некоторых из них она даже умудрялась влюбиться по девичьему недомыслию. Гейша не была полной дурой, строго говоря - худощавого была телосложения. Юката серо-голубого шелка так красиво на ней сидела, что никому и в голову не приходило задуматься, где ее обладательница так ловко научилась работать вакидзаси. Гейша так прекрасно рисовала на рисовой бумаге, что никто не обращал внимания на ее неумение играть на сямисэне. В конце концов, писать хокку, заваривать чай  и выслушивать самурайские истерики ей это совсем не мешало.

Однажды, постирав свою юкату от скупых мужских слез и обильных соплей, гейша задумалась, отчего в префектуре Канагава все так странно устроено. Вроде бы, и рыбки кои высоко летают, и журавлики-тсуру резвятся в прозрачных ручьях, и иероглиф "мел" на заборе начертан х*ем, а все равно что-то да не так. А тут еще Кадочников-сан со своими интуитивными воинскими искусствами... натурально, гайдзин какой-нибудь, а от этих неотесанных варваров вечно сплошные пакости, недоумение и потеря лица.

Отсюда было три выхода, один из которых, согласно принципу дао, являлся входом.
Можно было, во-первых, стать кошкой. Не глупой глиняной манеки-нэко с поднятой лапкой, а настоящей кошкой, и девять жизней подряд чесаться, ловить птиц когтями и спать на нагретой солнцем крыше. Птичка ли, рыбка ли - все едино добыча, а иероглифов на заборе кошки не читают по причине неграмотности. И никаких тебе истеричных самураев... ну хотя, последним можно встретиться на улице и подставить для почесывания пеструю спинку. Но девять жизней - это почти целый сектор Колеса Сансары, а тратить зря бесцельно прожитую жизнь не хотелось.

Также можно было записаться в камикадзе. Гейшу не пугала подобная участь, стать смертником  - это ведь, как известно, только в первый раз страшно, потом привыкаешь. Просто ее мучили сомнения, сможет ли она, выросшая на сквозняке, отличить дуновение божественного ветра с гор Ямато от тяги винта пропеллера. А это в работе камикадзе самое главное. На самом деле, этот вариант не был выбран потому, что, как выяснилось, последняя война закончилась 65 лет назад, а возвращаться в прошлое - тем более, чужое - гейше совершенно не хотелось.

Вы спросите меня, что было дальше? А ничего. Один из выходов является входом, согласно принципу дао. В префектуре Канагава вторую неделю идут дожди, из-за сложных метеоусловий бесстрашные потомки камикадзе из местного аэроклуба грустно смотрят в небеса и рассеянно чешут забившихся под крыло мокрых трехцветных кошек. Господин Хакамада все так же не отстроил шок-сенсор на своем автомобиле, и авиамеханик Анна Ирамакава с присущей ей смекалкой ставит свою старую Тойоту цвета топленого молока под боком начальственной тачки и экономит на автосигнализации. Она тоже потомок, хоть и не камикадзе, а советских дипломатов, высланных из Ниппона за шпионаж. Но ее подругу, Хикари-тян это совершенно не волнует. Самое главное умение – это умение созерцания прекрасного, и оно у них есть – иероглифы на заборе никогда не испортят девочкам жизнь: у Тацу Хикари от возни с электронными платами неважное зрение, а у Анны Ирамакавы – от русских родителей генетическая невосприимчивость к надписям на заборе. Молодые пилоты, которые собственно и подозреваются в начертании оных иероглифов, тоже делают вид, что их волнует только борщ, который варят в микроволновой печи Тацу и Ирамакава, сложные метеоусловия и промокшие кошки. Они даже наушники надевают и врубают на плейерах Гакта, изолируя себя от мирской суеты, от которой кошки изолированы в силу природы.

А гейша по-прежнему живет в своем маленьком желтом домике с ветвями сакуры на обоях, спит в обнимку с трехцветной кошкой, рисует манга-мемуары на заборах поверх скабрезных иероглифов и тоже слушает Гакта. Ну, еще иногда поит чаем самураев… Естественно, молодых и истеричных. А то! «Вот помру», - думает, - «кому ж вы в юкату плакаться будете?!» Наверное, эта гейша – немного кошка. Ей всех жалко, добрая она.

/15.10.2010-16-10.2010/