Отрывок. Драповая ипостась депутата

 Новелла из романа "Поцелуй Персевоны"
 
 «Депутат Павел Крайнов дошел до края. Как и доведенный до туда же народ. Иначе бы не явился он на этот митинг. Не стал бы грохотать в мегафон. Толкаться среди кумачовых полотен, чёрных серпов с молотами в белых кругах. Но пришлось. Не улежал в своем саркофаге, в склепе, овеваемом запахами роз и хризантем. И хотя это был не совсем прежний Крайнов, а его неожиданное воплощение, явление его народу  было вызвано нарушением запрета-табу. Он бы не пришел на эту, выпавшую на крещенские морозы, акцию в столь неожиданной ипостаси, но жена Клавдия не выполнила его наказа: не продавать после смерти его старое депутатское драповое демисезонное пальто. Ох, уж это видавшее виды пальтишко — почти как дедовская проеденная молью будёновка в шкафу, повидавшая и кремлёвские звёзды, и иглу адмиралтейского шпиля. Подлатанная верой в имперское могущество, подстёгнутая подкладкой надежд на социальную справедливость! В гроб не положишь, с собой на тот свет не унесёшь!

 И вот драповая ипостась Павла Петровича Крайнова на атласной подкладке стоял на крыльце обладминистрации и ощущала, как магнетизм электората наполняет ее обновлённой энергией.
Потрясала лозунгом на картонке Пульхерия Гребешкова: в толчее людской было всё веселей, чем на ступеньке перехода, где, ровесница подвига Челюскинцев, она давно превратилась в пингвиниху.

 Фёдора Терпугова требовала не отдавать Курилы, низом брюха ощущая, что негде будет нереститься рыбьим косякам. Инесса Стойкер, следуя традиции Инессы Арманд, настаивала на сексуальном раскрепощении. Коля Б. и Юля Д. разбрасывали листовки с изображением коловрата-солоноворота, призывая не допустить вырождения русской нации. Дирижёр держал плакатик с требованием отправить оркестр в заграничное турне. Толкинист Тимоха в полном облачении витязя с мечом на боку и его подруга Оля развернули транспарант КПРФ с требованием отослать в отставку антинародную власть.
Старуха с куриной лапой в руке клекотала, обращаясь к собравшимся и осеняя их когтистой закорюкой, напоминающей коготь на шлеме тевтона.
 
 Митинг развивался хоть и несанкционированно, но вполне в рамках, когда вдруг со стороны ступеней здания бывшего Сибкрайкома образовался торсионный вихрь, пыхнуло снегом. Некоторые даже говорили потом, что увидели не то лик Николая Рериха, не то зрак легендарного Эйхе. Впрочем, при жизни Крайнов чем-то походил и на того, и на другого…
Когда в рядах собравшихся появилось пустое драповое пальто с мегафоном над обрёмканным воротом, по транспарантам, знамёнам и лозунгам пробежал озноб. Возгласы ужаса вырвались у пенсионерок. Представители казачества и православной общины осеняли себя крестными знамениями.
 
 Расталкивая митингующих, драповое пальто двигалось в сторону крыльца и — по всему было видно — готовилось прорваться к губернатору. Милиция ощетинилась дубинками. Блюстители порядка сомкнули ряды. Впрочем, по смиренно обвислым рукавам можно было судить о том, что драповое пальто не помышляло о насильственном свержении губернской власти.
Обернувшись к народу всеми своими пуговицами, пальто поднесло витающий в воздухе мегафон к выемке над воротником. И в громкоговорящем устройстве возник голос Павла Крайнова:
— Товарищи! — обратился он к народу. — Вы похоронили меня полгода назад. Я пал от киллерской пули. И знаю, кто прострелил мой драп, но дело не в этом, товарищи… Моё тело сейчас лежит на кладбище, его же нетленная субстанция, согласно учениям Рериха и Блаватской, отделилась, перераспределилась и теперь значительной своей частью пребывает в специальной нише метрополитеновского подземелья, в саркофаге рядом с другими избранными, готовящимся к дальнейшим трансформациям. Но в этой части я, товарищи, с вами. И могу продолжать свою деятельность в виде желеобразной, растёкшейся по лабиринтам подземелья массы. Мы поднимем эту массу на протест. Масса уже закипает и скоро попрёт из ливнёвок и канализационных колодцев…
— Анафема ему! Инфернальный Поп Гапон! — раздался голос.
— Заткни свою дырку от пули, драп, молью недоеденный!
— Паша! Я с тобой! — ринулась из толпы женщина с лицом ещё не старой Надежды Константиновны Крупской.
 
 Милиция лязгнула наручниками. Оттесняя старое демисезонное пальто к площади Свердлова, спецназ открыл огонь на поражение. Брякнул алюминиевый колокол мегафона. Из него продолжал вещать голос. Изрешечённая ткань не сдавалась, продолжая призывать к бессмысленному и беспощадному русскому бунту. Тогда плеснули бензина и подожгли. Вращаясь на месте и корчась, пальто всё никак не могло угомониться, выкрикивая лозунги антиправительственного содержания. Потом повалил густой чёрный дым, разверзлись облака на небесах, и двигаясь по образовавшемуся сизо-голубому лучу, астральное тело драпового пальто отбыло в объятия орбитальной Линзы…»