8. Прободатель временного пузыря

8.ПРОБОДАТЕЛЬ  ВРЕМЕННОГО ПУЗЫРЯ

Своеручные записки розекрейцера…

Забавы  с Хансом Христианом  Штоффманом, или первые опыты оживления покойников
             
Я начинал эти записки в мыслях о том, что их прочтут только потомки, но, разбирая мои дорожные ящики, я наткнулся на многие из осмеянных импертрицею   предметов.  Среди них—стеклянная сфера, отлитая на манер пасхальных яиц на опорах в  виде лап дракона, рубин с начертанием  букв тетраграммотона на древнееврейском на его гранях, подсвешник для восковых свечей и даже связка свечей с нанесенными на них пентаклями и символами планет.
 Все это, помнится, дружище Ханс, мы использовали вначале для вызывания духов и алхимических опытов, а затем и для перемещений во времени. И мой слуга  Федор Лучшенков – большой молодец, что не смотря на мое первоначальное смятение духа в момент, когда на меня стало наезжать зловещее колесо имперского механизма,  аккуратно упаковал все эти реликвии нашей молодости равно как и  машину для прободания временного пузыря - ты, конечно же помнишь, дружище Штоффман, эту  сооруженную нами с тобою из литого стекла, состоящую из влагающихся друг в друга разновеликих хрустальных орехов-сферосов штуковину, с помощью которой мы пытались вначале добыть философский камень и элексир бессмертия, а потом проникнуть в иные времена.
 
Гренадеры, ворвавшиеся ко мне с обыском, будто выскочившие  из образовавшегося временного пролома чингисхановы темники с бунчуками на головах, появились в моей лаборатории как раз в тот момент, когда магические кольца-обручи были надеты на головы,  machina perpetuum temporus  была приведена в действие, и я начал читать заклинания. Досадная оплошность…Мне все же не удалось попасть к тибетским монахам эпохи Хань. Однако, посланцы тайной канцелярии, чья обязанность была препроводить меня в Шлиссельбургскую крепость, проявили полное равнодушие и к заспиртованному сердцу, и к двум эмбрионам в банках, и к подвешенному к потолку чучелу крокодила, без которого – какая же алхимическая лаборатория? Как и к препарированной летающей собаке, соединяя инферн которой с харизмой императрицы, я, тайком от неё, помогал ей одерживать победы над её многочисленными врагами.
 
 Высосать ли остатки разума и жизни из шлиссельбургского узника Иоанна Антоновича и многочисленных, погрязающих в идиотизме  отпрысков Анны Леопольдовны, убить ли…  Тем более церберов тайного приказа не заинтересовали какие-то стекляшки, хотя их  неточными манипуляциями я и вызвал этих инвольтантов  скифии. Как мне не хватало тебя тогда Ханс! Ведь, когда ты оставался у прибора и читал заклинания, я редко когда промахивался! Я, конечно, мог  вместо Углича времен Иоанна Грозного угодить в Лангедок  времен Филиппа Красивого, или империю инков времен завоевательной экспедиции Писарро, но  чтобы случилось вот такое некрасивое дело!  Теперь в своей глуши, в уединении, я намереваюсь продлить мои опыты и надеюсь на восстановление симпатической  связи с тобою. Так что записки эти я адресую не только в глубь грядущих веков, но и напрямую к тебе.

 Из романа "Инкунабула"