Пилат

Уве Ламмла

ПИЛАТ
из сборника »Год исцеления«, Стихотворения, 2006

Хорош с утра палящий гнёт,
В воде спасенье, не в вине.
Мой кактус-канделябр цветёт,
То добрый знак наверно мне.
Цветеньем я не обуян,
Кругом невежи да пески,
И люди, - скучны для римлян,
Темны, надменны и дерзки.
Вновь праздник Пасхи у ворот,
Поймёт ли кто суть веры сей?
С ним каждый раз, из года в год,
Резня иль бунт, как апогей.
И вечно ругани напасть,-
Племянниц будто гам пустой,
Те прежде, как в забавы впасть,
Рвут косы, в дрязгах меж собой.

У здешних сект одна черта:
Разумность, Рим, - противны им.
Потеют, с пеною у рта,
Как зверь, что гоном возбудим.
Мне виснет бремя на плечах:
Святош, отребье и пройдох,
Визжащих о «последних днях»,
Унять, чтоб в корне бред засох.

Пока все тихо, - впредь бы так;
Но со стены взгляну-ка сам.
Для желчи с кровью, - не пустяк,
Поверить собственным глазам.
Я самых громких кощунов,
Чьих ядовитее слюна,
По счастью, запер без шумов,
И к ним, - Варавву драчуна.

С докладом стража. Я б поспал,
Да где тут..., пекло, – не сдержать!
Опять какой-нибудь бахвал...
А если, - нет меня, как знать?...
Но нет, первосвященник ждёт
У врат моих, с людьми его.
Ему плевать, что мне - не мёд,
Быть скверной штуке, жду всего.

И только ропот, день-деньской;
Отвсюду о протестах весть,
А мне, - тащи груз, но такой -
Атлантам четверым не снесть!
Я жалобе внемлю его,
И дам уверенно ответ:
Что Рим не скажет ни ничего
По делу, мне - желанья нет.

В тюрьме у них, как мне не жаль,
Один молодчик заключён.
Шельмец тот не болтлив, не враль,
Что даже мне по нраву он.
Имел ночлег, но схвачен всё ж,
И скромность не чужда ему.
За блуд здесь отдадут по нож,
Надеюсь, больше я пойму.

«Первейший» молвит, хуже быть
Едва ль удастся граду стрел;
Об Иисусе тянет нить,
И вот уж с жалобой насел.
Там вся провинность молодца
В том, что сказал: он, - божий сын;
И больше что-то, без конца,
Дальнейшего, - известен чин.

Предчувствовал я: вновь скандал
На почве веры мы узрим;
Елей терпения шептал,
Что это не тревожит Рим.
Но мне доносят, что царём
Израиля назвался он,
Хотят, чтоб гневно, этим днём,
В измене был бы осуждён.

Без бряцанья мечом, - царёк!
Монарх, что бродит босиком;
Жара ль пошла ему не впрок,
Иль образно болтал тайком?
Да, стоил сна мудрёный ход!
Тень солнечных часов бежит,
Никак священник не уйдёт,
Всё сетует, всё говорит...

Пришёл терпению конец,
Пусть парня приведут сюда,
Но банда эта, мой дворец
Оставит вряд ли навсегда.
Спросил ответчика, и вот -
Стал сам не рад: своей вины
Пособник он, и речь ведёт
Похуже Иова жены.

Меня зачем втянули в грязь!?
Покуда чудака – запру,
И пусть уходит не боясь,
Сгинь лишь святоши подобру.
Едва ль, как гонг мой прозвенит,
У Рима враг, - кощун-стервец,
Убудет свора без обид,
И я прилягу наконец.

Но вдруг волненье стало жечь,
Как будто кнут познал спиной,
Тут жарко слишком, чтобы лечь,
И делать что-то, - шкварит зной.
Я - воин, нужен мне приказ,
В крови, - усердия нектар,
Что нынче вышло напоказ
Нервирует; ну что за жар!

Смекаю я: обычай есть..,
Верну на пасху я плута
Евреям, их судил - не счесть,
Глядишь, смягчится нагота.
Опросят мигом пусть народ:
Варавва или Иисус,
Свободным воздухом вдохнёт,
Так «царь» сгодится снять мой груз.

Зову охрану, строг как плеть:
Виновным двум встать на дворе!
Пусть там решат: кому висеть,
На праздник, в этой голь-дыре.
Толпа охотно проревёт,
И кто-то воле будет рад;
Кого не пощадит народ, -
Немедля должен быть распят.

То замысел не лучший был,
Подначен люд святош рукой,
Единодушно он вопил:
- «Варавва!» в первый раз, в другой...
И я вердикта стал рабом,
Давно всё надоело мне,
Приму-ка ванну, а потом,
Случись, что ясно всем вполне.

И здесь покоя не найду,
К мольбам приказ, известно, - глух.
Надеюсь, скоро я уйду
Из края, где хиреет дух.
Багровым сделался закат,
Гляжусь, и понял: постарел,
О смерти шельм мне говорят;
Насилу воздух охладел...

Казнил я многих бедолаг,
Порою даже без вины,
Щадил отдельных, - просто так,
Те были позже мне вредны.
Как в спальню я мою вошёл,
Там кактус в редкостном цвету...
Но сломлен я, как раб, что гол,
Главы жалею наготу.

Ведом ли силой я чужой,
Весь труд мой, - злобою тернист?
Кто на ночь думает, - больной,
То мука, словно флейты свист.
Мне кактус не принёс чудес,
Его колючки, - просто вздор.
Легко я оттянул навес,
И выбросил цветок во двор.
.........................
Перевод с немецкого Романа Пилигрима