Поэтесса, подруга, врагиня. Черная дама...

ПОЭТЕССА, ПОДРУГА, ВРАГИНЯ.
Последние три дня и три ночи одинокой жизни  черной дамы
7-8-9 октября 1910 года

В старом дневнике, случайно сохранившимся в личном архиве, тогда собирали архивы, все это написано прозой, но она мнила себя поэтессой,
И я  попыталась представить эти три ее последние дня в стихах.
Конечно, это наше время, наша лексика, наши ощущения, и все же, все же, все же...


И так она звалась  Ирина –
черна, как яростная ночь,
Капризов и страстей лавина,
Казалось будто свет у  ног.
А свет смеется раздраженно:
-Что за ужимки и прыжки.
Княжна Распутина, - влюблено
Презренно шепчут женихи.

Всех без разбора отвергая,
Ей император снится вновь.
С огнем так яростно играет,
Стихами будоражит ночь.
Стихи не лучше и не хуже,
Чем  сотни, только в этой тьме
Они порой наводят ужас,
Являясь  призраку во сне.

Но кто он? Юноша сердитый.
И почему он так угрюм?
Талант, истерикой убитый-
Комок  страстей и горьких дум.
Она могла? Я умоляю.
Не трогайте ее, мой друг,
Она давно идет по краю
Забытых снов  и стихших вьюг.

Она давно одна в усадьбе
Разрушенной кого –то ждет,
И с кем-то говорит о свадьбе,
Который день, который год.
Но не жалей ее напрасно,
Она терзает, как паук,
Твой добрый мир, такой ужасной
Чредой свиданий и разлук.

Да есть в глуши такие дамы,
Мне тоже их порою жаль.
Они темны, они упрямы,
Им видится иная даль.
Все отвергая, всех пороча,
Не видит никого вокруг,
Рыдают снова темной ночью.
А днем опять ведут игру.

Но вот до мира и до света
Там колокольчики звенят.
Графиня светлая Ажбета
Во тьме является опять.
Я слышу разговор внезапно,
Как будто время укротив ,
Двадцатый век с немым азартом
Мой яростный легко сменил.

2   Гостья.  7 октября 1910 года.
Старая усадьба… Накануне

- Голубушка, ваша истерика
Любого свела бы с ума.
Что? Вы  Поэтесса? Не верится,
Писали бы лучше роман.
Уже написали? Вот видите,
Я тоже о том говорю,
Как яростно вы ненавидите,
И вас не слишком люблю.

О чем вы? Какое там прошлое?
Мой муж – ваш любовник? Смешно,
А впрочем, всего вам хорошего.
Он вас в эпиграмме давно
Отправил к чертям, вы не ведали?
Да ладно, весь свет говорил,
И хвастайтесь дальше победами.
А как император шутил.

Как он издевался отчаянно,
Конечно, все могут цари,
Ну что вы такая печальная?
Он графу еще говорил,
Что вы на рассвете с полковником,
Расстались и были в слезах,
Вы это, конечно, не помните,
А он не забудет никак.

Еще говорили с Распутиным…
Но это уж точно вранье,
А будете там, не забудете
Последнее слово мое...
Мужик чародей, зачарована
Им юная наша княжна,
А я отчего так взволнована?
Да, я мужику не нужна.

Вот горе-то, впрочем, вы знаете,
Царица сама говорит,
С огнем вы, мой ангел, играете.
Не надо бы злить нам цариц.
А впрочем, ума в вас достаточно...
Как холодно снова в Москве.
Голубушка, лучше остались бы
С Распутиным здесь, при дворе.

Опасные связи? Вот видите,
Вся в черном , похожа на смерть,
За что вы меня ненавидите?
Как вас обожает весь свет.
Шутить разве я бы изволила,
Я нынче серьезна, мой друг,
Я с графом случайно поспорила,
О  чем? Мне уже не досуг,
Прощайте, быть может увидимся
Мы  в замке того Старика.
Но только меня вы не выдайте,
Он страшен, он зверь, о, пока.

№№№№№№№№
РАЗМЕЧТАЛАСТЬ. ИЛЛЮЗИИ СНА

Вновь оснежённые колонны,
Елагин мост и два огня.
И голос женщины влюбленный.
И хруст песка и храп коня.

Две тени, слитых в поцелуе,
Летят у полости саней.
А.Блок

Я женщина, спешащая на бал,
где умирают трепетные розы,
и сфинксы там, от суеты устав,
Не задают коварные вопросы.

Там не звучат рожденные стихи.
Их суета и пустота глотает.
И странных лиц надменные штрихи
Художник на листок легко бросает.

Он завтра их так дико возмутит,
И удивит, но сходство несомненно.
Там  не страстей огонь в душе горит.
Пожар во тьме, карета неизменно

Уносит нас к Елагину мосту,
Мы этот путь во мраке изучили.
И я с собой в ту пустоту несу
Ту страсть и похоть - мы не долюбили.

Но если мрак и снег, и тишина,
Что делать нам, я так легко одета.
И музыки далекая волна
Ко мне бросает в темноте поэта.

Что там еще прорежется в стихах,
Они бессмертны, я мертва, я знаю,
Но храп коня,  и город мглой пропах,
Сияют лица, души замирают.

Раздета вмиг, как мог он не пойму.
Но что теперь, когда случилось это.
И больше нет надежды, я приму
Безлюбую любовь, стихи поэта…

И храп коня в пустыне в этот час,
Какие-то слова, дым папиросы,
И  сфинксы так устали здесь от нас-
Не задают коварные вопросы.


И черной бездной впереди Нева,
Там говорят,  бедняжка утопилась.
Сегодня  бал, а завтра будет два,
И я в метели этой закружилась…



Последняя ночь. Сон о Париже

Когда душа несется над Парижем
И где-то тает в полночи, вдали,
То снова платье белое я вижу,
Над островом отчаянной любви.

В Париже осень дивно золотая,
Но здесь она особенно мила,
Стихи, как листья, в тишине витают,
И мы стремимся к  нежности тепла.

И каждое движение друг к другу
Освещено какой-то  суетой,
Взлететь над миром, посмотреть с испугом
И захлебнуться этой высотой.

Обрывки песен, музыки истома,
Чужая речь понятна до конца.
И почему мне кажется, что дома,
А не в гостях я – это осень там,

Она такой красивою осталась,
И что ты снова мне там говоришь?
Душа  в толпе  кружащейся металась,
И над землей парит опять Париж.

Есть города, как рыбы и как змеи,
Способные то ползать, то вдруг плыть,
А он парит нам миром, он немеет,
Париж не может, знаю, не парить.


И отрываясь, от земли, как листья,
Подхваченные ветром в этот час,
Когда душа несется над Парижем,
То ходики отчаянно стучат.

Кто  в зеркале? Опять его я вижу,
Устал поэт скитаться по мирам,
Он счастлив только там, в своем Париже,
И до него не дотянуться нам.

На острове прощенья и прощанья,
Такая тишь, такая благодать,
Вернуться не давала обещанья,
Но точно знаю, что вернусь опять.

Там снова платье белое я вижу,
Над островом отчаянной любви,
Когда душа несется над Парижем.
И где-то тает в полночи, вдали.

6  . Совсем одна  Последний день Ирины

И веер ломая в экстазе,
Все шепчет Ирина стихи,
И ярость и боль в каждой фразе
Как странной эпохи штрихи.
- Куда вы сегодня, графиня,
Опасные связи, хандра,
И кажется снова Ирине,
Что с нею поэт до утра.

И черная роза в бокале,
И женщин завистливый взгляд,
И сам император в ударе,
Недаром о них говорят.
- Мы с вами увы, графоманы,
Нас время  беспечно сотрет,
Но снова чужие романы,
Она за свои выдает.

И снова легка  и уныла,
Никто  не пойдет танцевать,
Поэму она сочинила,
И слышит мазурку опять.
Так смотрит, туда, в бесконечность,
Где снова Ажбета  парит,
Короткая жизнь, словно вечность,
В экстазе ее укорит,

Старик- только глыба во мраке,
Ей снится пожар мировой,
 И пусть все сгорает в той драме,
Душе, не узнавшей любовь,
Скитаться так долго не надо,
Хлебнула в тумане вина,
Осталась любовь и отрада
Осталась страница одна.