Глава с 13, 5

                Быть обезьянами?.. Вот, кстати,
                кто-то вошел; не ваш часом?
                - Если с ружьем, то мой…» 

                из беседы за завтраком барона
                Мюнхгаузена и Обломова.




   Им довольно долго пришлось идти по Наличной, сигналя редким в это время автомобилям. Тимка шел словно в забытьи; мыслей не было. Почти не было. Кузьма Ильич, оборачиваясь, все норовил остановить какого-нибудь автомобилиста, и, на конец, ему это удалось.
   Молча забрались на заднее сидение, Кудовчин назвал адрес Никитина, и машина тронулась.
- Почему он сказал, чтобы мы радовались, что быстро добрались? – спросил Тимка.
- Кто? – не понял Кудовчин.
- Этот ваш Василий Николаевич.
..- Наверно, потому.., что мы могли остаться с твоим дедушкой.
- А-а.. – Тимка начал приходить в себя, - дедушка теперь – я, - тихо пробормотал он.
- Угу, - невесело согласился ботаник.
- А если бы он не сразу открыл дверь.., мы бы тоже могли остаться с дедушкой.
- Угу, - снова повторил ботаник.
- Тогда почему же он открыл?
   Кудовчин пожал плечами:
- Шансов мало было, что нас заденет. Далековато, все-таки.
    Он помолчал и добавил:
- А подраненные мы ему не нужны. Вдруг уйти не смогли бы. Лишний след..
- А какие мы нужны ему?
- Скорее всего мертвые… На худой конец, живые.
- Ну да, - вздохнул Тимка, - только в этих двух случаях нас никто к беседе не вынудит... Хитрый он...
- Не то слово... Сволочь.
   Водитель подозрительно оглянулся. Ботаник с учеником замолчали. Кудовчин подумал, что зря он, пожалуй, назвал адрес Никитина, и попросил водителя изменить маршрут. Нарочито внятно он обозначил перекресток за квартал от дома физрука. Тимка глянул на учителя, понял вдруг почему это было сделано, кивнул и уставился в окно. Город спал.

     Когда остановились, учитель попросил ученика рассчитаться за дорогу. Водитель повертел купюру в пальцах, хмыкнул, словно обидевшись, и уехал. Прогулявшись в молчании, пришли домой. К Никитину. Кузьма Ильич ключом дверь открыл, показал Тимке где находится туалет и ушел на кухню. Впервые в жизни Тимка мочился не просто так. Струя была той же, так же звенела об унитаз. Тимка был другой и настолько другой, что в голове позванивало от пустоты. Застегивая ширинку, он вдруг отчетливо понял, что стар. Что дедушка теперь действительно он и никто другой. И дедушка – самому себе. Он вымыл руки, вытер их и пошел на кухню, где его учитель ботаники и физрук по совместительству заваривал чай.
- Что полагаешь делать, Тимофей? – встретил его вопросом ботаник.
   Такой вопрос раньше ботаником не задавался. Это был вопрос физрука. Тимка молча взял телефонную трубку и набрал свой домашний номер. Ответила тетка. Почти мгновенно; видимо ждала. Ответила, услышала родной голос и запричитала…:  и племянника нет, и мама умерла: хоронить как? И позвонили только что, что дом сгорел. И брату сообщить обо всем этом сил нет. Тимка начал ругаться в трубку матом. Кудовчин хмыкнул и разлил чай по чашкам.
   Голосом отца и отеческим тоном Тимка запретил тетке-дочери беспокоить имеющимися проблемами кого бы то ни было.
- Двигай кА лучше в санаторий, - почти орал он в трубку. – Полечись и успокойся. Мужиками займись. Не вздумай никому звонить. В Старую Руссу! Путевку я оплачу. Завтра же.
    И он бросил трубку.
- Почему в Старую Руссу? – осведомился Кудовчин, отхлебывая из чашки.
   Тимка чуть было не послал его в задницу, но вовремя выдохнул. А почему, собственно, в Старую Руссу? Действительно... Так ведь привычка. Всем семейством, бывало, отдыхали. Грязи, воздух, процедуры; инъекции; успокаивает. Как-то само собой пришло это в голову в качестве совета для тетки.
   Тетка... А теперь она еще и дочь. Тимка выругался.
- Неделикатно ты ругаешься, Тимофей, - проговорил Кудовчин, доливая ему чай. – По моему, с женщинами так нельзя.
- Спать пойду. – сообщил Свиридов-Самый Младший и ушел с кухни, не выпив чаю.

               




                Глава 14. 

                «Блюдо из двух букв?»
                Из кроссворда.




     Утром Кудовчина разбудил телефонный звонок. Он поднял трубку и не сразу понял, кто звонит. Голос был знаком и даже давно, но чей?
- Роман Ильич, ты в порядке? – спросил голос.
- Да.
- Говорить можешь?
- Да.
- Не перезанимался с девочками?
- Нет.
- Так почему не узнаешь?
   Кузьма Ильич начал приходить в себя. Это звонил Игорь, бывший муж Оксаны Леонидовны. Ксюши-Ксюшеньки...
- Ты чего? – спросил ботаник по физруковски, - узнал, конечно.
- А я уж подумал, что ты устал от дел физических... Поговорить надо.. Не по телефону.
- Давай поговорим, - Кудовчин сел на кровати и запустил ноги в тапочки.
- Не по телефону, Ром, ты слышишь?
- Ты откуда звонишь? – решил определиться в пространстве ботаник.
- От Оксаны.
- От Оксаны?!. – Кудовчин окончательно проснулся, - А где она?
- Вот об этом и надо поговорить. Я сейчас у нее. В смысле – у нас.. В смысле – в ее квартире… Давай встретимся.
- Давай, - Кузьма Ильич посмотрел на храпящего на диване Тимку. – Только.., - он замялся
- Что только, Рома? – на другом конце провода зазвучало явное раздражение, - у меня жена исчезла, и теща достала с вопросами.. ты вменяем?
- Да-да, - Кудовчин встал, - Где встретимся? Предлагай.
- На Петроградке в Макдоналдсе.
- Хорошо. Через два часа.
- Через сколько?!?
- Через два.
- Рома, ты в себе?
- Я в себе. Жена исчезла не у меня, и не у меня осталась теща..
- Хорошо, - через молчание согласился муж Оксаны.

    Кудовчин Тимку не будил; тот сам проснулся. Открыл глаза и сразу сел на диване.
     Они не спеша, побрились. По очереди. Кузьма Ильич предложил это сделать первым ученику, весело намекнув на старшинство, и тот согласился.
      Сварили яиц. Всмятку. Как только вода с яйцами закипела, газ выключили и забыли о яйцах на время приготовления бутербродов. О яйцах вспомнили, посмеялись и обдали их холодной водой из-под крана. Короче, завтракали не торопясь, и Кузьма Ильич сообщил Тимке, что есть интересная встреча в Макдоналдсе только, когда они  дозавтракали.
- А с кем? – осведомился Тимка.
- С мужем Оксаны.
    Тимка отставил чашку с недопитым чаем и встал.
- Поехали!? – не-то спрашивая, не-то утверждая, сказал Кудовчин.
- Угу, - сказал Тимка, почти стремглав, несоответственно возрасту, начав собираться.

   Каменноостровский проспект возле Петроградской встретил обычным  оживлением. Школяр с учителем добирались туда медленно. Очень неторопливо и молча зашли в маккафе. Игорь был уже на месте. Они подсели к нему за столик, и Кудовчин представил Тимку:
- Знакомься, Игорь: это – дедушка Тимофея Свиридова, нашего ученика.
- Помню такого ученика, - Игорь встал, протянув Тимке руку. – Он, кажется, в классе Оксаны учится. Как он кстати?
- Андрей Тимофеевич меня зовут, - представился Тимка, - а внука моего застрелили.
- Извините, - Игорь сел. – Как же это – застрелили? – он перевел взгляд на Кудовчина.
- Сейчас не об этом, - ботаник махнул рукой, - История долгая и к нашему разговору отношения не имеет.
- Как же так, Рома? – Игорь перевел непонимающий взгляд с ботаника на школяра.
- Не беспокойся. Ты хотел поговорить об Оксане. Вот давай и поговорим. При Андрее Тимофеевиче ты можешь быть предельно откровенным… Он не менее твоего заинтересован в этом разговоре.
- Ром, я ничего не понимаю. Что у вас там в школе происходит? Какое отношение дедушка ученика имеет к моей жене?
- Игорь, - Кузьма Ильич провел ладонью по лицу, словно сгоняя непрошенную улыбку, - расслабься. Все тебе будет объяснено, но позже. Сейчас об Оксане. Ты же хотел о ней поговорить?
   Игорь приложился к соломинке в бумажном стаканчике, стоявшем перед ним, и надул щеки.
- Ну так что насчет Оксаны? – спросил Кудовчин.
- Я ее видел, - Игорь оторвался от соломинки.
- Где? – спросили одновременно ботаник с учеником.
- Однако! – Игорь вновь изучающее посмотрел на каждого, - интерес у вас действительно неподдельный.
- Просто, она исчезла внезапно, - заговорил Кудовчин, - и не оставила ни адреса, ни телефона для связи.
- Да уж не мудрено, - Игорь склонился над соломинкой.
- Почему не мудрено?
- Потому что она даже родной маме ничего не сказала, а уж про школу-то и подавно забыла.
- Что ты имеешь ввиду?
- Я говорил с ней, - Игорь отрывался от соломинки только чтобы кинуть очередную фразу и вновь припадал к напитку. Казалось, он не столько пьет, сколько балуется, пуская пузыри, как, бывает, делают это дети в таких заведениях с подобными приспособлениями  для питья..
   Кудовчин решительно взял у него объемный бумажный стакан, из крышки в котором торчала соломинка, и отставив его в сторону, навалился на столик:
- Игорь, о чем ты с ней говорил, и когда?
- О пирожках, - Игорь вернул себе стакан и приложился к соломинке, на этот раз густо из нее затянувшись.
- О каких пирожках?
- С грибами, с мясом, с рисом и яйцом... С капустой, с картошкой и луком, с брусникой и орехами.
   Кудовчин с Тимкой переглянулись, и ботаник снова отнял у Игоря стакан. Словно заподозрив неладное, он потянул через соломинку жидкость, и почувствовал, что в стакане не кола.
- Да, - Игорь улыбнулся. – Чистой воды коньяк… Она не узнала меня, Рома. Совсем. Для нее я был просто проезжий покупатель пирожков.
     Кудовчин вернул Игорю стакан и с сомнением на него поглядел.
- Торгует она пирожками. Себя не помня. А скорее всего, ничего не помня. Вот так-то, Рома..
- Где торгует?
- На трассе, в Крестцах.
- Это где?
- В Новгородской области.
- Как она туда попала?
- Откуда я знаю.. Приехала, надо полагать.. Или переехала..
     И Игорь обстоятельно и сбивчиво рассказал, как он совершенно внезапно встретился со своей бывшей супругой у лотка с пирожками. Прикладываясь к соломинке по ходу рассказа, бывший супруг Оксаны поведал о том, как после окончания своей учительской карьеры он не долго, но счастливо, жил со своею новой подругой на съемной квартире; как был покинут ею внезапно и без объяснения причин: как продал машину – единственную собственность, взятую им с собой после развода с Оксаной, а на вырученные деньги и взятый кредит приобрел грузовик и сделался дальнобойщиком. Около полугода возил самые разные и незатейливые грузы между Питером и Москвой, пока однажды не позвонила  бывшая теща; буквально на днях; и не сообщила, что ее дочь исчезла., Теща искала его с милицией, полагая, что именно он стал причиной исчезновения дочери. Поговорив с бывшей родственницей по телефону, а также перекинувшись парой фраз с милиционером, находившемся рядом с безутешной мамой, Игорь подивился, насколько быстро его нашли. Милиционер сообщил, что они, мол, всегда работают оперативно и разошлись на том, что если Оксана Леонидовна появится в поле зрения бывшего супруга, то он незамедлительно об этом сообщит; как маме; так и в органы.
     И вот Оксана появилась. Однако обстоятельства ее появления, а так же тот факт, что супруга она не узнала, сподвигли Игоря не спешить с вестями по обозначенным адресам, а попробовать сначала включить девушке память. А уже потом радовать ее маму. С этой-то целью он и названивал периодически Роману Ильичу, пока тот сегодня утром, наконец-то не поднял трубку….
- Понимаешь, Ром? Если она увидит коллегу по работе, если с ней об уроках поговорить;? У нее в голове, глядишь, что-нибудь и встанет на место.
     Кудовчин, переглянувшись с Тимкой, с сомнением пожал плечами.
- Сомневаешься? – Игорь отставил стакан. – Она действительно не в себе.. И похоже сильно, но попытка – не пытка. Давай попробуем. Я  завтра в рейс, вот бы вместе и двинули.
- Когда ты с ней говорил, ты как к ней обращался?
- Как к жене, как же еще?
- По имени?
- Ну да.
- А она что?
- Да ничего. Ноль эмоций, продала пирожков пакет и озираться давай. Словно даже бояться меня начала.
- То есть на свое имя она не среагировала?
- Ну да.
- А кто-нибудь из тех, кто рядом находился, обращался к ней по имени?
- Нет. Там все своими пирожками да самоварами заняты были.. К тому же все так неожиданно вышло; эта встреча; я имею в виду; что я  и сам немного растерялся… Ты думаешь, что она имя свое забыла? .. Вполне возможно.. хотя сдачу отсчитала точно, и в пирожках разбирается, - невесело усмехнулся Игорь. – Ну так как? Составишь компанию?
     Кудовчин посмотрел на Тимку, вздохнул и согласно кивнул.
- Я с вами поеду? – подал голос Свиридов.
- Пожалуй, нет, Тимофей, то есть, Андрей Тимофеевич, - поправился ботаник, - займитесь-ка лучше домашними делами и дождитесь моего возвращения.
     Тимка поочередно поглядел на бывших педагогов, пожал плечами, и молча кивнув, вышел из-за стола.
- Позвоните, когда вернетесь, - бросил он напоследок. – Я у тетки буду, в смысле, у дочки.. Да, вот еще что, - он сунул руку в карман и положил перед Кудовчиным пачку банкнот. - На всякий случай.
     Игорь присвистнул и заозирался…
- Щедрый у тебя приятель, - сказал он Кудовчину, пока Тимка шел к выходу.
- Да. У него мало что осталось кроме щедрости…
- Во внуке небось души не чаял?
- Да уж, - пробормотал Кузьма Ильич и тоже поднялся из-за стола. – Где встретимся завтра?
- Подожди-ка! – Игорь вдруг встрепенулся. – Так он подозревает, что Оксана как-то причастна к смерти его внука?
- Успокойся. Ничего такого он не подозревает. И не забивай себе голову его внуком. Лучше скажи где завтра встретимся?
- Я тебе позвоню, как загружусь.. и двинем.
- Хорошо. Договорились.

     Они расстались, и Кудовчин, купив по дороге мобильник, отправился домой к Никитину. А куда еще?
     Дома ждал автоответчик с голосом Стечника-Езерского. Новоиспеченный оперуполномоченный невозмутимо советовал заглянуть в отделение и дать объяснения по автомобилю АЗЛК -2141, взорвавшегося на Наличной улице минувшей ночью. Дружеским тоном голос рекомендовал приехать с заявлением об угоне означенного автомобиля, во избежание лишних вопросов милицейского характера.
   ..Кудовчин выругался, написал заявление, поставил мобильник на зарядку и отправился на встречу с милицией.
     Освободился он только под вечер. Когда вернулся, позвонил Тимкиной тетке. Трубку поднял Свиридов. Кузьма Ильич сообщил ему номер своего мобильного, на что тот, усмехнувшись, сообщил, что теперь и он на связи. Договорились о том, что Кузьма Ильич позвонит сразу по возвращении из вояжа, не смотря на то, что Тимка вдруг стал настаивать на звонке из Крестец.
- Прямо от лотка с пирожками? – рассмеялся ботаник. – Тимофей, не торопи события. Дай мне для начала туда доехать.
- Хорошо-хорошо, Ильич, - Тимка вдруг успокоился. – Тогда до встречи. Вам же действительно нужно собраться.

     Собраться действительно не мешало б. Кудовчин вдруг осознал, что впервые за многие годы покидает пределы города и пока не ясно на какое время. Что ему может понадобиться в дороге? Он отчетливо понял, что не имеет об этом ни малейшего представления… Надо спросить у Игоря – осенило ботаника.
     Он набрал номер Оксаны и услышал голос ее мужа:
- Аллоэ?
- Это я. Подскажи, пожалуйста, что мне взять с собой в дорогу? Что вообще может понадобиться в пути?
- Ну ты даешь, Ром! Что ты обычно берешь на турбазу? – рассмеялся Игорь. – Смену белья и презервативы. Основное необходимое тебе дедушка уже выдал..
- Ага... ну да, - беспомощно пробормотал ботаник и положил трубку.
    Он рассеяно прошелся по комнате, сходил на кухню, сел за стол и решил  для начала составить список вещей, которые не помешают в дороге. Однако, взяв ручку с бумагой, понял вдруг, что дело это – бесполезное; написать можно, что угодно, а что на самом деле есть в квартире физрука из полезного за городом?. Кузьма Ильич снова решил более тщательно осмотреть квартиру Никитина, по месту определяясь с полезностью предметов для выезда. Тем более, подумал Кудовчин, что оглядеться здесь внимательнее лишний раз не помешает.

     Тем временем Тимка, устав от причитаний тетки, решил с не меньшей пользой провести остаток дня. Мысль о том, что отгадка его перевоплощения находится в руках новоиспеченного оперуполномоченного не давала ему покоя.
     Оставив безутешную родственницу на попечение телевизора, Свиридов-Старший-и-младший отправился на Васильевский Остров по хорошо запомнившемуся ему адресу.
     Оперуполномоченный оказался дома. Тимка представился в домофон просто:
- Дедушка.
- Какой дедушка? – спросил Стечник-Езерский.
- Тот самый, - зло ответил школяр.
- А-а.. ну входи-входи, дедушка.
   Поднявшись на одиннадцатый этаж и выйдя из лифта, Тимка застал ту же картину, что накануне ночью; тот же мент, в той же одежде, в той же позе и с тем же выражением лица; не было только битого стекла под ногами. Хотя, подумал Тимка, оно и тогда появилось позже. Он невольно бросил взгляд на окно; оно было целым; при этом ничем не выдавало того, что только что было заменено..
- Чего молчишь, дед? – буднично спросил опер.
- Я тебе не дед, - Тимка с неудовольствием почувствовал, что начинает злиться, - деда ты убил.
- Я никого не убивал… Просто взорвалась машина, а рядом оказалась тушка, опознанная как беглец из психушки. Угнал он эту машину или просто шел мимо – хрен его знает... Эх, дед, дед, - насмешливо вздохнул Езерский, - елдою вдет и ею же подпоясан...
    Тимка почувствовал, что бешенство где-то рядом; оно уже почти было в нем; внутри; и только мысль о том, что ничего ему с этим человеком сейчас  не сделать, остановила волну ярости и вдруг воплотилась в казалось бы глупейший вопрос:
- А где эта психушка?
   Милиционер двинул бровью, словно его осенила какая-то догадка, и поднял палец:
- Подожди, сейчас вернусь...
   Он скрылся в квартире, плотно прикрыв за собой дверь. Опешивший Свиридов остался на площадке один..
   .. За чем он пошел? За пистолетом?. Или за ружьем? – мелькнуло в Тимкиной голове; стало страшно. Тимка оглянулся на лифт, потом посмотрел на дверь квартиры, из которой не доносилось ни звука, и начал тихонько пятиться назад..
     Дверь внезапно открылась, и появился Езерский, по стечниковски  улыбаясь, и без пистолета. В руке он держал лист бумаги.
- Держи-ка, - протянул он его Тимке, - здесь подробный план как ее найти.
     Он усмехнулся и достал сигарету:
- Ты действительно смотайся туда.. Глядишь, тебя там и оприходуют; а передо мной больше не маячь.. Манъячь где-нибудь в стороне; не до тебя теперь мне.
     Тимка, сжав листок в пальцах, тупо смотрел в заячью губу, выпустившую из-под себя струйку дыма и растянувшуюся в улыбке.
- Иди-иди, дорогой, - благосклонно махнул ладонью милиционер.
     Тимка развернулся и вызвал лифт. Не оглядываясь, вошел в него и нажал кнопку первого этажа. Огонек привычно пополз по цифрам вниз. 






                Глава 14,5.    
                «Кабриолет!
                Прекрасная машина!!
                В ней летишь навстречу го-
                ризонту, туда, в новое.
                В ней слышишь и чувствуешь
                Все вокруг, ветер свистит в ушах
                и закладывает их даже пенье птиц не
                слышно. Это почти как на мотоцикле, но
                нет звука мотора, только шуршание покрышек
                об асфальт и полное слияние с окружающим ми-
                ром, единение с природой с заполняющим до краев
                миром. Восторг и упоение движением вперед, которое
                подвластно только тебе, и тебя же восхищает. ОН любил
                кабриолеты, и сейчас больше чем когда-либо. В кабрио
                было все вокруг, и ОН был счастлив когда попадались та-
                кие машины. Вот. Дождался.. Ожидание не прошло впустую.
                Но так долго во двор урча солидно вкатился кабриолет. Кра-
                сивый дорогой, кремовая кожа сидений вызывала зависть. Хо-
                зяин неосторожно забыл поднять верх, видимо еще упоен дорогой
               видимо еще в ней, не остыл еще. ОН глянул на хозяина и понял, во-
             зьмет. Сквозь слуховое окно чердака с покосившимися сгнившими
           досками, ОН смотрел на этого толстого лысого гонщика на кремовых
         кожаных сидениях, сквозь оптический прицел винтовки и понимал кто
      из них выиграл. Раздался сухой тыш выстрела, и лысый, взорвавшись
     мозгом прямо во всю эту кремовость, забрызгав все красным с кусочками
    белого, завалился набок.. Мда.. Подумал ОН. Калибр калибр нужно вы-
   бирать меньше.                Испортил машину.»
               
                из Андрея Сидорова. 

     Времени на поиск ушло много. Следуя маршрутом, изложенным Езерским на листке, Тимка скрупулезно выяснял у прохожих на каком транспорте можно добраться до той или иной точки, обозначенной в плане как ключевой ориентир. Можно было взять такси, и назвав адрес просто туда доехать; тем более, что при его нынешней финансовой состоятельности эти расходы были более чем незначительны; но Тимка упрямо и неторопливо перемещался по городу общественным транспортом. Была ли тому причиной скуповатость Свиридова-старшего или решительная осторожность Свиридова-младшего, Тимка особо не задумывался. Для себя он решил, что необходимо по пути тщательно обдумать то, кого и о чем он будет расспрашивать на месте. И именно поэтому спешить с перемещением в пространстве не стоило.
   Однако, думать, как оказалось, было особенно не о чем. К тому же подспудно и незаметно стало опять хотеться пива. Организм Андрея Тимофеевича требовал дозы спиртного. Но Тимка твердо решил наказать себя жаждой и пива выпить лишь после того, как выяснит хоть что-нибудь о судьбе своего бывшего тела.
 
     Время визитов в больнице, по всему было видно, подходило к концу. Кроме Тимки в небольшом вестибюле были еще два человека; дама с красивым мужским лицом и уже почти взрослой дочерью спокойно и похоже привычно, сидели у окна на обтянутой дерматином скамье и неведомо чего ожидали. В будке у прохода в недра печального стационара за стеклом маячила фигура в униформе. Раздался телефонный звонок, охранник приложил трубку к уху и старательно вслушался в нее. Дама с дочерью у окна встрепенулись, и дочь, наверно ровесница прежнего Тимки, встала, нерешительно поглядывая то на охранника, то на мать.
- Проходите, - выглянув из своего поста, сказал охранник.
   Дама поднялась  и вместе с дочерью направилась к турникету рядом с будкой.
     Как она шла! Тимка аж загляделся. Он вдруг понял, что оба эти создания противоположного ему пола и разного возраста нравятся ему одинаково. Это было неожиданно. Девчонка никогда б не привлекла его внимания, будь он прежним Тимкой, а уж ее мамаша и подавно. Но сейчас он смотрел на них другим взглядом и с оторопью понимал, что взгляд этот – не совсем его. Андрей Тимофеевич в нем, забыв про пиво, наслаждался зрелищем движения женских тел. Таких разных и таких притягательных. Он словно впал в транс, не сводя глаз с удаляющихся фигур. Ему почудилось, что он угадывает даже движение белья под одеждами обеих. Да что там движение, казалось, он чувствует, нет, знает цвет этого белья. .. Невыносимо захотелось проверить это знание…
     Лицо отставника покрылось испариной; Тимка с удивлением и ужасом ощутил, что взмок сейчас он прежний, а не его дедушка; взгляд его на женщин, такой непривычный и неожиданный для него был только для него и неожиданным, а для Андрея Тимофеевича – вполне обычен и даже приятен...
- Вы к кому, папаша? – вернул его к действительности охранник.
- Я.. к главврачу.
- Его сегодня нет. Приходите завтра с утра.
- Мне нужно сегодня.
- Я же говорю вам, папаша, сегодня главврача уже не будет.
- Тогда какой-нибудь другой врач?..
- Вы, собственно, по какому вопросу пожаловали? – охранник набычился.
- Мне нужен кто-нибудь из врачей, - Тимка замялся, - специалист, который  знает… знал моего внука.
- Вашего внука? – охранник повел головой, разминая шею, и слегка коснулся пальцами дубинки, висевшей у него на ремне.
- Да, внука, - Тимка заторопился с объяснениями.. – Это мальчик, который сбежал отсюда… не так давно.
- А-а, - охранник расслабился.
- Так может быть, вы поможете увидеться с врачом, который лечил моего внука? – Тимка состроил просительную мину, - он возможно, последний, кто видел его живым..
- Живым?.!
- Да. Живым. Моего внука убили, и я не знаю почему.. Возможно врач что-то знает?.. Врач, наверняка что-то знает.. Не может быть, чтобы не знал... Помогите, пожалуйста. Я вас очень прошу..
     Вид деда, и тон его просьбы, жалостливый до безысходности, были, по видимому, в диковинку стражу, привыкшему видеть совсем иные проявления чувств. Он неуверенно помялся на месте, и сказав «хорошо», направился в свою будку. Набрав короткий номер, охранник не долго поговорил в трубку, поглядывая через стекло на Тимку, потом призывно махнул ему рукой, и когда Свиридов подошел, сунул трубку ему в руку.
     Женщина на другом конце провода отрывисто и безцеремоннно принялась расспрашивать Тимку, как ему показалось, едва ли не обо всем сразу. Когда дошло до описания внука, Тимка сосредоточился и также отрывисто и рублено, как его собеседница, дал описание себя самого прежнего. Женщина, не перебивая, выслушала его и сказала:
- Хорошо. Подождите. Сейчас к вам спустится врач.
     Тимка положил трубку и благодарно кивнул охраннику.
- Ну и чего? – спросил тот.
- Сказала, что сейчас кто-нибудь из врачей придет.
- Вот и хорошо... Это Сергеевна . Тебе, отец, повезло, что ее смена; она и за главврача очень многое может.. А выглядит, я тебе скажу, будьте-нате..
   При этих словах охранник заговорщицки подмигнул Тимке и достал сигареты.
- Закурим? – протянул он пачку.
- Я не курю.
- Бывает.. Да ты присядь, папаша. Сейчас ужин начался. Как докушает народ, так медики и освободятся.
    Тимка собрался было уже пойти к лавке под окном, с которой не так давно снялись мама с дочкой, но в это время раздался звук шагов на лестнице. Шагов женских, в этом не было никакого сомнения. Тимка оглянулся. Спускавшаяся к турникету женщина в пижаме и газетной шапочке была.. Тимка понял, что именно к ней, как ни к кому, подходило определение охранника. Очевидно не обремененная излишествами под пижамой в том числе и из облачения, женщина только взглядом могла напоминать о том, что она – врачь. Все остальное; - походка, руки, опущенные в карманы, тапочки с каблучками, стучавшие о ступени и мягко шлепающиеся о пятки, даже шапочка из газеты, в любом другом месте показавшаяся бы дурацкой; все это завораживало.
     Тимка даже рот открыл. Охранник ухмыльнулся, глянув на него, и едва заметно кивнул в сторону женщины.
- Андрей Тимофеевич – это – вы? – обратилась к Тимке женщина, остановившись на нижней ступеньке лестницы.
- Да, - сглотнув слюну, вымолвил Свиридов и подумал, что выпить, все-таки, надо было. Хотя бы минералки.
- Идемте. Я представлю вас врачу, который занимался вашим внуком.
- Занимался моим внуком? – пересохло спросил Тимка.
   Она молча подождала пока он проходил вертушку турникета, повернулась и стала подниматься по лестнице, ступая исключительно на носки. Тапочки мягко зашлепали по пяткам. Вид подымающейся ее сзади показался Тимке не менее завораживающим, чем ее нисхождение. Где-то внизу остался охранник с сигаретой, а впереди виолончельные изгибы под пижамой с каждым мягким шлепком тапочка настраивали на лад, который ему раньше был абсолютно не знаком.
     Дед был маньяком, - мелькнула в голове шальная мысль. – невозможно так смотреть на женщин.. Причем, на каждую... Это – не нормально.. это мешает.. Чему?.?.
     Он ускорил шаг и поравнялся с женщиной, когда они вошли в коридор, пустой и длинный.
     «Но ведь на улице я так не смотрел на женщин», - размышлял Тимка. – «почему?. Я был занят..мне нужно было ехать сюда..хотелось пива.. что-то во всем этом есть не то… чертов дедушка.. а пива, все-таки надо будет выпить.. может, это без него все так выглядит.. абсолютно типичное не то»..
- Сейчас ужин, - прервала молчание виолончель в пижаме. – Вам придется немного подождать.
   Они шли по коридору к дверям в его торце, над которыми красовалась надпись «столовая», выполненная большими пенопластовыми буквами.
    Открыв дверь, женщина приглашающе кивнула Тимке, и когда они вошли, указала на стул возле массивной ширмы, отгораживающей, по видимому, вход в кухню.
     В зале за столиками, в однотонных и  разноцветных  пижамах, сидели мужчины и женщины разного возраста и, переговариваясь в полголоса, ели. За каждым столиком на чьей-нибудь голове виднелась газетная шапочка; точно такая же как на Тимкиной спутнице. Тимке показалось это странным. Хотя, подумал он, чему удивляться, такое уж место.
- Побудьте пока здесь. К вам подойдут, - сказала женщина, и уйдя вглубь зала, села за столик, где ни у кого на голове не было газетной шапочки.
     За ближайшим к Тимке столом ужинали четверо. Человек в газетной шапке сидел к нему спиной. Напротив него девица потерянного вида, молча улыбаясь,  ничего не ела, а похоже, внимательно слушала беседу неспешно текущую между восточного вида малым и осанистым толстяком, сидевшими друг напротив друга и уплетавшими нечто, к чему гарниром была гречневая каша.
     Тимке показалось, что толстяк говорит даже больше, чем ест; при этом ему, похоже, было все равно, слушают ли его.
- Я, понимаешь, чувствую финансовые потоки, - толстяк набивал рот гречкой по самые губы, и быстро двигая низом лица, старался как можно скорее пропихнуть ее в глотку, чтобы продолжать говорить, словно боясь, что его сейчас перебьют, или, чего доброго, вообще уйдут. – Они у меня в голове, - постукал он пальцем себя по лбу.
- Каша у тебя в голове, - проговорил человек в шапочке. – Гречневая снизу и ливером накрытая..
- Не перебивай, - толстяк бодливо мотнул головой. – Порядок цифр я сразу схватываю. Я бизнесом занимаюсь пятнадцать лет. Один раскрутил. Другой. Это знаешь что такое?. Не перебивай!.. – он вновь зачерпнул каши, - это такой выход энергии. Это все! Ты никогда не поймешь. Берешь направление и весь туда. Долбишь его, долбишь. Объем работы – вот он. Перед тобой. Делаешь, чуть не падаешь. Думаешь: вот сейчас можно остановиться. Завтра с этого места начну. А как остановиться, если это деньги?!. А завтра уже с другого места заканчивать можно будет, и денег больше! Не перебивай. А все для чего?! Не перебивай!.. Чтоб человека можно было пригласить, и чтоб не стыдно было... Чтоб дети, жена радовались... А они...
     Толстяк вдруг прекратил есть, замерев над тарелкой.
- А ночью ты зачем ешь? – спросил человек в шапочке таким тоном, словно не слышал до этого ни слова.
- Мне звук моего голоса нравится, - проглотив очередную дозу каши, сказал толстяк. – А ночью тоже есть охота. Есть пища духовная, а есть вкусная. Везде не успеть.
- Может, потому и ешь ночью, что звукам внутри головы не мешают звуки снаружи?
- Нет. Просто днем некогда..
- Сейчас-то времени навалом..
- Сейчас режим, а я от него отвык.
- Привыкнешь, - человек в шапочке встал. – Отдохнешь от финансовых потоков. Бизнес-то кто наследует, пока тебя не будет?
    Толстяк задумался, глядя в тарелку, и вдруг скороговоркой проговорил:
- Меня не может не быть. Да я. Кто же еще? Больше-то не кому.
     Восточного вида малый собрался было что-то сказать толстяку, но человек в шапочке остановил его жестом.
- Не надо, - сказал он. – Ты что? Не видишь? У него снова приступ.
   После этих слов человек в газетной шапке подхватил стул, на котором сидел, и направился к столику виолончелеобразной коллеги, приведшей Тимку сюда.
    Потерянного вида девица вдруг заговорила, обращая к толстяку тоскующие глаза:
- Блажь, это только, всего лишь – блажь, и она, как все из блажей в подлунном мире – хабарик, тонущий под тяжестью говна, смываемого вслед за ним в сортире..
- Я не понимаю, о чем она говорит, - насторожился толстяк, охватывая пятерней компот.
- Где уж тебе понять, ты же не куришь, - восточный малый подался вперед, согнув в локтях руки и навалившись ими на стол. – Ты же пойми, Попинтомище, - горячо заговорил он. – Ведь он всеми нами говорит с каждым из нас.
- Он? – толстяк поднял указательный палец вверх.
- Он не там, - восточный малый замотал головой. – Он ближе к тебе, чем шейная артерия.
     Толстяк перенаправил палец в лицо своего горячего собеседника:
- Ты?
- Ты хочешь, чтобы я тебе в эту артерию зубами вцепился!?! – взорвался тот
- Закадычные друзья за кадык не хватают, - вновь подала голос девица.
    Восточный малый выдохнул, посмотрел на девицу и снова переключил внимание на толстяка:
- Почему до тебя не доходит?
- Чего не доходит? – толстяк насупился и хлебнул компоту. – Того, что сидит на облаке дядька с нимбом и всем рулит?
- Какая же ты – собака!.. вот ведь собака!.. Собака! – внезапно радостно воскликнул азиат. – Ты же знаешь собаку, Попинтом?
- Какую собаку?
- Любую. Какую хочешь. Каких ты знаешь собак?
- Ну-у, - толстяк задумался. – Пуделя знаю, ротвейлера...
- Во-от... Теперь допусти, что пудель с ротвейлером имеют понятие о нем; как думаешь, Попинтом, в каком виде они его представят?
     Попинтом пожал плечами.
- Своего собачьего бога? – не унимался восточный малый; и видя, что Попинтом в нерешительности, начал медленно, раздельно произнося слова, подсказывать:
- Наверно, в виде очень большого пуделя и очень большого ротвейлера, каждый из которых сидит на облаке с нимбом и режиссирует на земле собачью жизнь? Так получается?
- Ну это-то вряд ли, - Попинтом развел руками.
- Вот видишь! – воскликнул азиат. – Пудель уверен, что ротвейлер ошибается, а ротвейлер уверен, что  ошибается пудель, а ты уже знаешь, что они оба ошибаются, или, по крайней мере, это утверждаешь..
- Не понимаю я твоего азиатского юмора, - сказал Попинтом, вылавливая из компота фрукты и складывая их в рот.
- Вам надо просто полюбить друг друга, - снова заговорила потерянная девица. На этот раз нараспев и с придыханием. По видимому, ее муза вновь вклинилась ей под череп и начала свою веселую работу.
     Азиат с Попинтомом одновременно посмотрели на нее, потом друг на друга и снова на нее. Попинтом даже перестал поглощать компот.
- О чем это ты, шкидла? – спросил поэтессу азиат.
- Я о любви, я только о любви, - улыбнулась она ему светло и глупо. – Ведь мне ее всегда казалось мало.. я на нее почти всегда велась…
     Она начала размахивать рукою над столом, подбирая рифму, чтобы закончить фразу. Взгляд ее упал на азиата, и муза сработала:
- Так мусульманин нарезает сало.. Крошечным ножиком. Не торопясь..
- Сергеевна-а! – взвыл человек с востока. – Убери эту малахольную отсюда, или я за себя не ручаюсь.
     «Оно, наверное, и к лучшему», - подумал Тимка, « что Стечника застрелили; вряд ли у него с головой был порядок, если он здесь провел больше суток... Меня вот только жаль. Тетка сказала, что живого места не осталось»..
   Он поискал глазами две единственные знакомые ему газетные шапочки и нашел их в дальнем конце столовой, беседующими и поглядывающими в его сторону.
- Сергеевна-а! – зычный голос восточного малого зазвучал снова.
    Виолончель обернулась на крик, что-то быстро сказала коллеге, не так давно покинувшему стол Попинтома и поэтессы с азиатом, и направилась к ним. Ее коллега проследовал за ней буквально несколько шагов, а затем, остановившись и почесав затылок, сдвинув при этом шапочку на глаза, пошел прямо к Тимке.
     Тимка глядел на приближающегося человека и видел, что тот смотрит на него, как на старого знакомого. Так смотрели на него соперники по баскетбольным матчам из других школ. Он постоянно сидел в запасе у кромки поля и встречал их взгляды даже из игры. Спокойные и приветливые, приветливые и беспокойные; чего, мол, сидишь? Когда в игру вступишь? Но старый знакомый-то ты – по любому; вот тебе, типа и привет с физкультом; молчаливый и внимательный; ведь не известно чего от тебя ждать на поле..
     Человек в газетной шапке подошел и, не здороваясь, спросил:
- Каким ветром, Тимофеич?
- Мы знакомы? – Тимка встал.
- А есть другие варианты? – усмехнулся медик.
- Здесь все одинаково одеты, - Тимка решил, что вопрос непонятен и не к месту. – Это уж точно.. в шапочках ходят врачи?
- Да. – Медик сунул руки в карманы. – Специалисты в шапочках, пациенты без... Что тебя сюда привело?
     Обращение на «ты» Тимке было привычно, но этот человек был явно моложе его теперешнего, и такая фамильярность с его стороны говорила о том, что видимо,  они знакомы.
- Значит, мы знакомы, - Тимка сел на место и уставился на тапочки собеседника.
     Мимо потянулся на выход насытившийся народ. Вереница выражений лиц, невообразимо разнообразных над одинаковым фасоном одежд и в сопровождении женщины с отчеством Сергеевна, имени которой Тимка так и не удосужился спросить, протекла, и пошли следующие, отмериваемые газетами на головах. Мимо. На выход. Отрыгивая и посмеиваясь; переговариваясь между собой и не обращая внимания на остальных.
- Как вас зовут? -  Прервал молчание Тимка.
- Инженер, - ответил тот, и повернувшись к столу, за которым только что ужинал, проводил взглядом проходящих мимо Попинтома с азиатом   и девицей.  Взяв стул  и вернувшись  к Тимке, сел рядом. Молча и задумчиво.
- Я о внуке пришел поговорить, - подал голос Тимка.
- О каком внуке? – повернул к нему лицо Инженер.
- О моем. Об умершем… об убитом.
- Давай поговорим, - Инженер согласно кивнул. Так, словно подобные беседы были его повседневной работой. – И как он?
- Кто? – не понял Тимка.
- Внук.
- А-а.. мертвый… Нет его…
- Перестал быть?
- Ну да..
- Стало быть, о чем говорить?
     Тимка почувствовал, что пива захотелось сильнее.
- Нет. Говорить есть о чем... Мой внук ушел отсюда с человеком, которого вы знали лучше, чем моего внука. Судя по всему..
     Тимка решил, что с этим медиком говорить сейчас, когда у него слишком мало времени на разговоры, будет лучше нахраписто.
- Кто этот человек, с которым мой внук сбежал из-под вашего надзора?
     Тимка повернул голову и уставился в профиль собеседника.
- Езжай-ка, дед, домой, - проговорил вдруг тот. – Не маячь и не маньячь.
     Медик встал, заломил шапочку на затылок, посмотрел спокойно с тупой отрешенностью сверху на Тимку и добавил:
- Здесь тебе искать нечего, Андрей Тимофеевич. Абсолютно.
     Тимка поднялся со стула, всмотрелся в медицинские глаза, вздохнул и покинул столовую.
     Пройдя по коридору обратным маршрутом, он спустился к выходу, не попрощавшись, проследовал мимо охранника и вышел на улицу.
     Домой он добрался на такси, купив по пути пива; а выпив его; аж две банки подряд; лег спать, не удосужив заплаканную тетку ни словом.   


                Глава 15.0.       

                «- Да, каждому нужна елда.
                одним она нужна растущей
                изнутри наружу, другим
                растущей внутрь извне.
                Это и есть елдинение..
                Или – елдинство?
                - Чего?
                - Не забивай себе голову
                терминологией. Просто
                сделай это. Оформи мате-
                риально. Это не сложнее,
                чем признать ошибку. Пусть
                это будет с ленцой, но мастер-
                ски. Пусть  - нехотя, но мудро.»

                из телефонного разговора
                Хийси и Йети.