Глава с 13

                Океан
                Любви.»

                Из предупреждений Мацууры. 


    До вечера еще  оставалось время, и Ильич с Тимкой решили начать поиск ответов все-таки со Светланы. Необходимо было окончательно прояснить, что ей известно о перевоплощениях. Если она что-либо знает, то не исключено, что ей может прийти в голову мысль исчезнуть, как это сделали Оксана и Тимкин дед. Если же она не причастна ко всей этой истории, то в этом необходимо убедиться раз и навсегда, и постараться выяснить, как Стечник оказался в лечебнице, и почему был убит.
   Автобус довез ученика с учителем до Ленской улицы, и Кудовчин, показав Тимке на красную кирпичную высотку, вдруг подобрался, словно что-то заметил за окном, и заторопился к выходу.
- Что случилось? – спросил Тимка, когда они вышли.
- Знакомая фигура, - Кузьма Ильич заспешил к дому. – Мне показалось, что из парадной вышел Езерский.
   Они поднялись по ступенькам к двери, и она открылась, выпуская девочку с маленьким ротвейлером на поводке. Учитель с учеником вошли в лифт, и Кудовчин нажал кнопку десятого этажа.
- Ильич, как это все получилось? – Тимка глядел на физрука трезвеющими глазами, - почему это оказалось возможным?
   Ильич молчал, уставившись в створки дверей.
- Почему мы вляпались в эту историю?.. У нас есть шанс вернуть все обратно? Как думаете? – Тимка продолжал задавать вопросы, на которые у Кудовчина ответов не было.
   Лифт остановился. Кудовчин, так и не проронив ни слова, уверенно направился к уже знакомой ему двери и нажал кнопку звонка. Из квартиры  донеслось пиликанье мелодии. С минуту они стояли в ожидании, затем еще раз послушали эту мелодию, и Тимка, решив постучать, хлопнул по двери ладонью. Она приоткрылась. Физрук с учеником переглянулись, и Кудовчин хотел было еще раз позвонить, однако Тимка толкнул дверь и со словами «есть кто живой?» вошел в квартиру.
   Никто не отозвался. Кузьма Ильич, войдя вслед за Свиридовым, обернулся, чтобы закрыть дверь, а Тимка еще раз позвал хозяйку, теперь уже по имени. Кудовчин глянул на знакомую конструкцию барашка на замке и вспомнил про пожелание хорошего многоборья от Светланы в его первый и, как казалось тогда, последний визит сюда. И словно почувствовав неладное, проговорил:
- Осторожнее, Тимофей... Кажется дело плохо.
   Тимка, вытянув шею, заглянул на кухню, сделал несколько шагов и остановился перед дверью в ближайшую комнату. То, что он увидел, целиком подтверждало предположение ботаника и физрука. Кузьма Ильич подошел к своему престарелому ученику и остановился рядом.
   Светлана лежала на тахте, укрытая одеялом до подбородка, и если бы не мухи, бесцеремонно прогуливающиеся по ею лицу, можно было подумать, что она спит. Тимка посмотрел на Кудовчина и судорожно сглотнул.
- Кажется, мы опоздали? – тихо сказал он.
- Пойдем отсюда быстрее, Тимофей, - Кузьма Ильич повернулся к выходу, - значит,,.. это точно был Езерский.
   Он вынул носовой платок, собираясь, по видимому, протереть барашек замка, потом вдруг зло сплюнул, и убрал его в карман.
   Они вышли, и в полном молчании, стараясь не торопиться, по лестнице спустились на первый этаж.
   Остановив маршрутку, педагог с учеником пробрались на задние сиденья и по прежнему молча уставившись в окно, задумались каждый о своем. Подумать же, казалось, было о чем; вот только с какого конца за размышление браться ни одному, ни другому ясно не было. Маршрутка везла их к «Ладожской».
   По дороге Кузьма Ильич в какой-то момент резко отвлекся на пейзаж за окном, и Тимка, покрутив головой и не заметив в этом пейзаже ничего подозрительного, толкнул физрука в бок и шепотом спросил, что случилось. Кузьма Ильич посмотрел на ученика и задвигал губами, как он делал это обычно, когда хотел что-либо сказать, но не решался. Такую мимику на лице физрука Тимка видел впервые, и она показалась ему забавной.
- Чего вы гримасничаете, Ильич?
- Езерский, - проговорил Кудовчин, - это точно он. .. шел сейчас вдоль дороги...
   Кузьма Ильич зычно попросил водителя остановиться, но тот наотрез отказался перестраиваться  в правый ряд, сказав, что конечная уже рядом, и сейчас все выйдут. Маршрутка свернула к метро, и Тимка с ботаником, наступая на ноги пассажиров и хватаясь за их плечи, стали первыми пробираться к выходу. Выслушав  несколько нелестных замечаний в свой адрес, они выпрыгнули из микроавтобуса, и Кудовчин бросился к кромке проезжей части со всей прытью молодого двоеборца. Тимка, задыхаясь, едва мог держать его в поле зрения. Они миновали автобусную остановку с трамвайным кольцом, и ботаник остановился возле павильонов автосервиса. Пустырь за этими павильонами с трамвайной линией на нем уходил клином под железнодорожный мост, становясь узеньким тротуаром, вплотную прилегающим к проезжей части. Кудовчин подождал запыхавшегося ученика, и когда тот, переводя дух, остановился рядом, проговорил, всматриваясь под мост:
- Он шел по этой стороне дороги... и если он идет к метро, то кроме как из-под моста ему выйти  неоткуда.
- Чего же он пешком? – Тимка наконец отдышался.
- Не знаю, Тимофей, не знаю, - ботаник не сводил глаз с моста, - лишь бы он перед мостом не сошел на нет.
  Однако тот, кого с таким нетерпением ждал Кудовчин, не стал переходить улицу, тем более, что сделать это было невозможно из-за плотного потока машин, стремящихся с Заневского проспекта на Ржевку. Кузьма Ильич, вглядываясь в приближающегося невысокого крепыша в армейском бушлате, положил руку на плечо Тимке и тихо сказал:
- Пошли в магазин. Он не должен нас заметить... Посмотрим, куда он направится.
  Они вошли в магазин, пристроенный  к автосервису, и Кудовчин встал у двери, глядя  сквозь ее стекло наружу. Уступая дорогу входящим и выходящим посетителям, он не сводил глаз с тротуара, на котором вот-вот должен был появиться Езерский.
   «Ну и одет же этот Езерский», - подумал Тимка, - «по виду не скажешь, что это – ученый-естественник, да еще и монстр, в придачу».
- Это, действительно, виновник всех наших бед? – Тимка с сомнением посмотрел на Кудовчина.
- Не только он, - ответил Кузьма Ильич и открыл дверь, жестом предлагая своему пожилому ученику выйти первым.
- Спасибо, - нарочито по-стариковски прокряхтел Тимка и вышел на улицу. – Кто же еще наш неведомый враг?
- Может быть, Езерский нас к нему и приведет.
   Они двинулись за крепышом в бушлате, стараясь быть от него на таком расстоянии, чтобы не терять из виду и не быть узнанными, если тот обернется.
- Твоего дедушку... то есть, тебя, он наверняка знает в лицо. Не исключаю, что и с Никитиным он встречался, - на ходу говорил Кудовчин, - поэтому на глаза ему попадаться нельзя.
   Езерский шел к метро. В вестибюле станции он в нерешительности помялся, озираясь, глянул на милиционера возле турникета и направился к женщине в стеклянной будке.
   Кудовчин чертыхнулся:
- У нас же нет жетонов!.. Давай, пенсионер, - он подтолкнул Тимку в направлении касс. – Лезь без очереди, иначе мы его упустим.
   Тимка бросился отпихивать от окошка людей, а Кудовчин продолжал наблюдать за Езерским. Тот о чем-то недолго поговорил с женщиной в будке и затем, даже не вынув рук из карманов, прошел мимо нее и скрылся на эскалаторе.
   Очередь у кассы не долго отбивалась от напористого старичка, и вскоре Тимка вернулся к ботанику с жетонами. Они встали на эскалатор, и Кудовчин пошел было вперед, но через несколько шагов остановился, и оглянувшись, кивнул Тимке, предлагая спуститься ниже. Свиридов спустился и встал рядом с ботаником, перекрывая движение торопыг. Напирающий сзади народ завозмущался, и Тимке пришлось втиснуться на ступеньку перед Кудовчиным, чтобы не привлечь внимания Езерского, стоявшего метрах в пяти ниже. Тот даже обернулся на шум, возникший за спиной, и ботаник с Тимофеем поспешили опустить головы.
- Ты, дед, в очереди достал, теперь еще здесь кобенишься, - проворчал молодой парень, протискиваясь мимо Тимки.
- Торопись-торопись, ворчун, - пробормотал ему вслед Тимка. – Не опоздай к пенсии.

   Следить за Езерским оказалось не сложно; погруженный в свои мысли, он почти не оглядывался на переходе от поезда к поезду. Тимка с Кудовчиным держались от него на достаточном расстоянии, чтобы не быть замеченными в те редкие моменты, когда Езерский, словно выйдя из забытья, начинал озираться по сторонам.
   Он привел их на Финляндский вокзал, где сел в электричку, идущую в Приозерск. Педагог с учеником вошли в тамбур, и заметив, что их подопечный сидит в вагоне лицом в их сторону, переместились по платформе в другой тамбур, чтобы быть у Езерского за спиной.
   В Грузино крепыш в бушлате вышел. Кроме него и неразлучных соглядатаев вагон покинули еще несколько человек, и Кудовчин со Свиридовым легко затерялись за их спинами, продолжая следить, куда на этот раз направит свой путь Езерский.
   Он подошел к ларьку, возле которого Тимка сегодня впервые пробовал пиво, и роясь в карманах бушлата, уставился на витрину.
- Никак у Василия Николаевича горло пересохло, - в полголоса проговорил Кудовчин и остановился. – Душное, по видимому, дело – прикончивать на дому одиноких дам...
- Не смотря на то, что – мокрое, - добавил Тимка. – Судя по всему, у него нет денег, и значит, пива он не хочет.
   Езерский, похоже, действительно был без гроша и в карманах рылся, наверное, по привычке; просто потому, что в поле зрения попал ларь с напитками.
- Он, часом, не алкаш? – спросил Кудовчина Тимка.
- Пьянства я за ним не замечал... Может, он вовсе и не пить хочет... Чего это ты вдруг..
- Да так.. пиво вспомнилось... Дедушке оно очень нравится; я это уже понял.
   Ботаник улыбнулся, и тронув Тимку за локоть, кивнул в сторону Езерского:
- Идем. Он уже насмотрелся на витрину.
   Крепыш в бушлате, так ничего и не обнаружив в карманах, поежился, скорее от недовольства, чем от холода, и уверенным шагом направился к тропинке, вьющейся вдоль железнодорожного полотна.
- К дому деда по этой тропке самый короткий путь, - с удивлением сказал Тимка и уставился на Кудовчина.
- Вот как? – Кузьма Ильич передернул плечами. – Если идти за ним, то ему будет достаточно оглянуться, чтобы заметить нас.
- Пойдем другой дорогой, - предложил Тимка. – Если он идет туда, то мы  его все равно там увидим.
- А если он не туда идет?
- Да куда он из Грузино денется?.. Пойдем быстрее. Ничего другого все равно не остается.
   Как назло, в попутчики к Езерскому никто не собирался, и одинокая фигура в бушлате неумолимо удалялась. Тропка за его спиной по прежнему оставалась пустой, и Тимка, торопя Кудовчина, заспешил к дому своих предков другой дорогой.
   Они шли около десяти минут. Сумерки, наполненные совсем не городскими звуками, сгустились на столько, что когда педагог и дедушка-школьник подошли к дому Свиридовых, во дворе сорок первый москвич лишь угадывался смутным пепельным силуэтом. Тимка с Кудовчиным остановились возле калитки и посмотрели на темные окна дома. Возле крыльца, на котором Тимка оставил свою тетку, уже никто не лежал. За теплицей неподалеку раздался какой-то звук, и из-за дома выскочила собака. Она гавкнула в сторону калитки и со всех ног бросилась туда, откуда продолжал доноситься странный звук. Так могла звучать только вонзаемая в землю лопата. Послышалось рычанье, звякнул металл; бдительный пес явно отвлек неведомого земледельца от его занятия. Возня с рычанием заставили Тимку с Кудовчиным поторопиться к месту событий. Прыгая по грядкам, они пришли туда, где схватка человека с собакой уже складывалась явно не в пользу пса.
   Мужчина в бушлате, придавив дворнягу Тимкиного деда к земле, душил ее окровавленными пальцами.
   Подняв небольшую штыковую лопату, Кузьма Ильич взвесил ее в руке, как копье перед броском, и ловко перехватив лезвием назад, нанес короткий удар черенком в затылок крепыша в бушлате. Тот повалился, но горло собаки из пальцев не выпустил. Пес, хрипя, забился сильнее и выскользнул-таки из рук.
- Ну вот и встретились, Василий Николаевич, - сказал Кудовчин, втыкая лопату в землю.
   Человек в бушлате взялся окровавленной рукой за голову и застонал, глядя вслед убегающему с поля боя псу. Затем он тяжело повернулся и сел рядом с недокопаной ямой. Взгляд его на миг задержался на лопате, воткнутой в землю, и перешел на Кудовчина.
- Рома!? – удивленно простонал Езерский, - ты зачем же меня черенком-то по балде?..
- А ты, Вася, никак на обнимашечки рассчитывал?
- Обнимашечки, они бы лучше были, - проговорил Езерский и начал вставать.
- Сиди, - приказал ботаник и взялся за лопату.
- Ты чего, Ром? – крепыш с удивлением осел, - косорыловки обожрался?
- Ничего я не обожрался, - Кудовчин выдернул лопату из земли и покачал ее лезвие перед лицом крепыша. – Как там твой босс говорил: можно стать удобрением и быть запаханным в землю?.. Шляпа хренов...
- Какой босс? Ты чего несешь? – крепыш смотрел на ботаника, как на сумасшедшего, и было видно, что он не на шутку испуган. Глянув на Тимку, он вдруг перекрестился:
- Матерь Божья... Это же – я...
   Тимка с Кудовчиным переглянулись. Кузьма Ильич присел на корточки, и по прежнему держа лопату на весу, уставился в глаза Езерскому:
- Что значит: ты! Вася?
- Я – не Вася, Рома, - крепыш замахал рукой перед своим лицом, словно прогонял нехорошее видение. – Я – это он, - ткнул он пальцем в сторону Тимки, - а теперь ты говоришь, что я – Вася?
   Удивление в его голосе было таким неподдельным, что ботаник встал и снова воткнул лопату в землю.
- Так я теперь – Вася.- пробормотал Езерский, удивляясь и утверждая одновременно. – А кто он? – кивнул он в Тимкину сторону и уставился на Кудовчина.
- Я – Свиридов, - спокойно сказал Тимка. – И зовут меня Тимофеем.
- Ти-им?! – ошарашено протянул крепыш и поднялся с земли. – Вот ведь сволочь, а?
- Ты это о ком? – спросил Тимка нехорошим голосом.
- Тим, прости, - с внезапным надрывом проговорил крепыш. – Это я во всем виноват... Я же только хотел стать моложе...
   Ученик с педагогом снова переглянулись и непонимающе уставились на крепыша.
- Рома, что все это значит? – запричитал тот. – Объясни мне; я ничего не понимаю?
- Это ты объясни, что все это значит, - заговорил Кудовчин. – К тому же я совсем не Рома.
- А кто ты? – глаза Езерского округлились.
- Это не важно. Покамест. – Кузьма Ильич взялся опять за черенок. – Лучше расскажи нам, что тебе известно... По хорошему.
- Я ничего плохого не сделал, - Езерский был явно обескуражен. – Он пообещал, что мы с Ядей станем моложе...
- Кто – он?
- Человек, - крепыш пожал плечами и посмотрел на недокопанную  ямку. – Сказал, что можно омолодиться... Только нужно, чтоб кто-нибудь из молодых присутствовал... Энергия рядом, сказал, должна быть молодая...
   Тимка с Кудовчиным молча слушали.
- Для Яди лучше будет, сказал, чтобы рядом женщина была не старая... – продолжал крепыш. – Я внука позвал, а когда он приехал, попросил его пригласить классную руководительницу... Этот... такое вытворял. Собаку вон омолодил так, что на людей бросаться стала... Не узнала меня; в руку вцепилась... Мерзавка.
   Езерский посмотрел на окровавленные пальцы и вытер их о бушлат. Во всем его облике появилась какая-то пришибленность. Кудовчин отметил, что это, все-таки, был не тот человек, которого он знал прежде.
- Этот... человек как-нибудь назвался? – спросил он.
- Нет. Сказал только, что еще и денег заплатит за эксперимент.
- За эксперимент?. Какой эксперимент?
- Если молодость не удастся, - «Езерский» поежился, точно так же, как совсем недавно возле ларька на платформе, - то мы с Ядей, по его словам, ничего не теряем, а только еще и денег получим... Кормил нас этой зеленой дрянью, а толку не было...Люди, говорил, нужны рядом...и чтоб молодые люди...
- Значит, игрунки молодели... – промолвил ботаник так, словно высказал мысль вслух.
- Чего?
- Обезьяны...
- Какие обезьяны?
- Не путай дедушку, Ильич, - вмешался Тимка. – Где деньги, дед? – обратился он к своему пращуру, действительно помолодевшему, но, не так, как ожидалось. – И куда ты бабку дел? Настоящую, помолодевшую?
- Тим, в доме ее нет. Я посмотрел, - ответил Андрей Тимофеевич ненавистным Кудовчину голосом. – А деньги здесь, - он кивнул на ямку. – Я их закопал. Их тут много.
   Тимка взял лопату и принялся копать в том месте, где пес прервал его деда. Через некоторое время показалась крышка алюминиевого бидона, прикрученная шпагатом к ручке. Когда-то, на каникулах, Тимка хаживал с этим бидоном за молоком. Он прицелился лезвием лопаты и резким движением перерубил шпагат.
- Осторожнее, Тим! – вскрикнул дед.
- Боишься, что деньги лопатой испорчу? – Тимка недовольно глянул на Андрея Тимофеевича.
- Нет...бидончик.. – Свиридов-старший сконфужено осекся.
   Тимка, усмехнувшись, оторвал крышку от горловины бидона и посмотрел на Кудовчина.
- Что, Ильич? Все не укладывается в голове, что обезьяны моложе стали? – весело спросил он ботаника.
- Да нет, Тимофей... Обезьяны теперь не актуальны...
   Кудовчин присел рядом с ямкой и в раздумье уставился в открытое горло бидона, в котором были видны торцы пачек банкнот, перехваченные по банковски полосками бумаги.
- Сколько здесь, дед? – спросил Тимка.
- Целый бидон, - ответил дед. – Я истратил лишь сорок семь тысяч сто шестьдесят рублей.
- А сдачу мелочью здесь же закопал? – усмехнулся внук. – На что же ты их истратил?
- На пиво и... – дед замялся, - девочек.
- Девочек!? – Тимка захохотал. – Каких девочек?
- На дороге которые, возле кафе...
- В твоем-то возрасте, дед!? Ты о чем?
- Дык, они ж такие гладкие... а пока дождешься, когда помолодеешь, так все время и уйдет... А они хорошие... Смешливые и ласковые.
- Ну ты, дед, даешь, - Тимка по стариковски закашлялся, а Кудовчин невесело усмехнулся, - А бабка-то где? Признавайся.
- Бабки есть, а бабка исчезла...
   Со стороны дома донесся треск, и зазвенели осыпающиеся из окон стекла.
   Все трое повернули головы на шум и увидели, как из лопнувших окон хлынули жирные языки пламени...
   Дом вспыхнул изнутри всеми своими отверстиями так, словно был начинен затаившимся огнем.
- Горим, - прошептал отставной энкавэдэшник. – Тимка, горим!! – завопил он голосом Езерского, и Кудовчину показалось, что настоящий Василий Николаевич вряд ли бы расстроился по этому поводу.
- Там же документы, - прокричал Андрей Тимофеевич и бросился к дому.
- Какие документы? – крикнул вдогонку ему внук, - зачем тебе документы, если ты сам не свой?!
- На машину документы, - завыл Свиридов-старший и заметался перед  крыльцом.
- На «Москвич» что ли? – спросил Тимка, подходя к деду и спокойно глядя, как пожар уничтожает его наследство.
- Жигули, - простонал дед.
- Какие еще «Жигули»? – старый школяр недоуменно смотрел на беснующегося родственника.
- Троечка моя, лапочка, - стенающий Андрей Тимофеевич присел и исступленно закачался из стороны в сторону.
- Он нам не все рассказал, - промолвил подошедший ботаник.
- В доме точно никого не было? – обратился Тимка к одуревшему от неведомого горя деду.
- Точно, точно... Только документы, - продолжал стонать Андрей Тимофеевич.
- Какими-то Жигулями бредит, - сказал Тимка, обращаясь к Кудовчину.
- Сорок первый опасно стоит, - констатировал ботаник и направился к москвичу физрука.
   Машина оказалась не запертой, и Кудовчин, открыв дверцу, крикнул Тимке:
- Тимофей, бери бидон и дедушку и поедем. Роман Ильич любезно оставил ключи в замке зажигания... Интересно, куда он так торопился?
   Тимка похлопал расстроенного деда по плечу. Дом разгорался, и надо было поспешить со спасением единственного транспортного средства, оставшегося в распоряжении педагога и ученика с дедушкой.


   Кузьма Ильич никогда не водил машину, но сев за руль и повернув ключ, заметил, что память в конечностях физрука работает не плохо. Ноги и руки привычно зашевелились, и он, найдя заднюю передачу, без особых затруднений подогнал машину к воротам. Тимка распахнул створки, и «Москвич» покинул пожарище.
   Андрея Тимофеевича Тимка посадил рядом с учителем, а сам вместе с бидоном сел сзади и стал перекладывать из него пачки денег в свои карманы. Карманы вскоре наполнились, а бидон опустел на две трети. Тимка поставил его за водительское кресло, и вместе с Кудовчиным они устроили деду допрос.
   Пока добирались до города, выяснить удалось не многое. По словам Андрея Тимофеевича, некто лысый и не старый разговорился с ним как-то  возле ларька на станции, куда отставник хаживал отведать пивка. Называть себя лысый требовал не иначе, как Синопец. Объяснил он это большим пристрастием к одноименной водке. Андрей Тимофеевич был не против, тем более что этой самой водкой лысый угощал его без ограничения. Поначалу они изредка виделись на станции, и Синопец затаскивал отставника в шалман, где за рюмкой-другой беседовал с ним «за жисть», а потом Андрей Тимофеевич пригласил его в гости.
   Синопец никогда не позволял Свиридову-старшему оплачивать их возлияния в вокзальном шалмане, чем завоевал у последнего неизъяснимое уважение. Однажды он даже предложил посетить единственный в Грузино приличный кабачок, где был, по его словам, хороший стол, и иногда под вечер бренчал инструментами доморощенный «бэнд». «У кого хороший стол, у того хороший стул», -  приговаривал Синопец, разливая по рюмкам водку. Нагрузившись же ею по самые брови, собутыльники обычно переходили на разговор об уважении, и Синопец,  хмельно задумавшись, как бы про себя, рассуждал о том, что, вообще-то, не стоит ходить в пивные без денег. Музыка в кабаке, в такие моменты, переставала ему нравиться; она,  по его словам,  начинала звучать на каком-то жаргоне. Этим жаргоном, говаривал он, страдают все кабацкие оркестрики, и что им с Тимофеичем было бы не плохо однажды вырваться в Питер и посетить действительно нажористый  кабак. Андрей Тимофеевич соглашался, однако сетовал, что здоровье уже не то, да и за бабкой присмотр нужен. Синопец предлагал взять бабку с собой, утверждая, что здоровье можно поправить даже ей; но только зачем она здоровая нужна будет в Питере, когда ее в таком случае в самый раз оставить на хозяйстве?
   Когда Синопец оказался в гостях у Андрея Тимофеевича и познакомился с его женой Ядвигой, они с отставником, шлифуя выпитое на станции «косорыловкой», обсуждали опять-таки жизнь вообще и женское здоровье в частности. Тогда-то Синопец и предложил Андрею Тимофеевичу чудесное избавление от старости. Свиридов-старший, не взирая на пьяную дружбу, послал Синопца подальше с такими шутками, однако тот не обиделся и взялся доказать свои слова делом. Буквально на следующий день он явился в дом Свиридовых с двумя палками, увенчанными стальными набалдашниками. Отвинтив на одной из палок набалдашник, оказавшийся крышкой, Синопец предложил Андрею Тимофеевичу омолодить для начала его старого пса. Пес, который действительно доживал последние месяцы, с удовольствием отведал жидкости из таинственной палки и стал чувствовать себя лучше. Когда за неделю животному было скормлено две таких емкости, Андрей Тимофеевич воочию убедился в том, что омоложение возможно.
- А мне сказал, что собака сдохла, и ты взял другую, - перебил рассказчика Тимка.
- А что я должен был тебе сказать?.. Что собака стала моложе?
- А посторонние-то для чего нужны, если надо людей молодить, а не животных? – осведомился Кудовчин.
   Он никак не мог смириться с тем, что такая простая мысль, как омоложение организма не пришла ему в голову, когда он работал с биомассой дома. «А все Езерский со своим спресовыванием эволюции», - подумал ботаник и повторил вопрос:
- Для чего этому Синопцу понадобились молодые люди, если с собакой все прошло нормально?
- Он сказал, что это ускорит процесс, - ответил Андрей Тимофеевич. – Сказал, что не надо будет много пить...
- Чего? Водки?
- Нет. Этой зеленой жижи из черенка... Якобы в людях энергия есть, которой животные не обладают. К тому же, для нашего спокойствия лучше будет, если поприсутствуют свидетели. Мол, при свидетелях и нам с Ядей спокойнее будет, и ему. Еще он сказал, что это не он придумал; и ему за это деньги платят... Процент от суммы, за которую мы с Ядей согласимся на участие в эксперименте. Говорил, что мы ничего не теряем; важно, мол, согласие. Деньги, все равно, у нас останутся, даже если не удастся моложе стать.
- И сколько же там денег, Тимофей? – оглянулся Кудовчин назад.
- Пачки из тысячных купюр, - ответил Тимка, - сколько пачек: не считал.
- Сорок восемь штук было, - тихо проговорил Андрей Тимофеевич. – Одну я распечатал; ту, которую тратить начал... Она в доме осталась... Бабка ничего о сумме не знает. Я ей только половину пачки показал.
- Жаль, карманов мало, - вздохнул Тимка. – С бидончиком разгуливать не очень-то... – он на миг задумался, подбирая слово. – А вообще, почему не очень-то? Очень даже весело и удобно... Бабулю-то ты куда дел? – потряс Тимка за плечо деда.
- Никуда я ее не девал, Тим. Ты как уснул наверху, так мы и стали готовиться к приезду твоей учительницы. Синопец посоветовал стол накрыть побольше; мало ли, вдруг училка не одна приедет. Сказал, что это еще лучше, ежели так. Больше свидетелей – больше спокойствия.
- А меня грузил про подарки, - Тимка положил локти на спинки передних сидений и покачал головой. – Мотоцикл, а то и машину купить сможешь... Классную зови, успеваемость смотреть будем... Эх, дед-дед... С кроликами-то твоими что теперь будет?
- Да ничего. Отпустил я их.
- Куда!?
- На волю.
- На волю!?.. Они же домашние.
- Не беда, - вмешался Кудовчин. – Если они жили под лозунгом «каждому кролику по лобному месту», то на воле им точно хуже не станет.
- В борщ-то мне чего подмешали, чтоб я уснул?.. Или не в борщ? – Тимка снова встряхнул деда за плечо.
- В борщ, - понуро ответил тот. – Синопец сказал, что тебе надо отдохнуть перед... перед всем этим... Вот и переборщили...
- А Синопец в этот день был у вас дома? – снова подал голос ботаник.
- Да-а, - грустно протянул отставник. – Он ушел незадолго до твоего приезда.
- Это не я приезжал.
- Ну, не ты, так не ты, - покорно согласился дед.
- А что произошло,  когда приехали учителя? – продолжал допытываться Кудовчин.
- Да ничего особенного... Посидели, выпили, поужинали. Девки наверх пошли. Спать, наверно. А мы с тобой и ментом твоим внизу остались... вы так надрались с приятелем, что попадали оба, - дед покосился на ботаника. – Может быть, поэтому ничего не помнишь? Уж очень сильно ты затылком стукнулся. О пол.
   Тимка засмеялся:
- Дед, это – не Роман Ильич. Это совсем другой Ильич. Ты с ним не знаком.
- Он тоже омолаживался? – обернулся дед к внуку.
- Да. Ему-то как раз омолодиться удалось на всю катушку. Ни одного старого места не осталось.
   Тимка перестал смеяться и посмотрел в окно.
- Давайте остановимся и купим пива, - предложил он.
- Я не против, - буркнул дед и глянул на профиль физрука.
   Кудовчин остановил машину возле ближайшего магазина, и они все трое неторопливо из нее выбрались.
   У прилавка Тимка, не вынимая руку из кармана, надорвал бумагу на одной из пачек и вынул купюру. Обилие разнокалиберных бутылок за спиной продавщицы повергло его в задумчивость, и он нерешительно помял в пальцах похрустывающую банктоту.
- Нам, пожалуйста, пива, - приступил он к покупке.
- Какого, дедушка? – осведомилась продавщица, совсем недавно бывшая вдвое старше Тимки.
- Разного, и самого хорошего, - ответил «дедушка».
- Сколько? – продавщица остановила взор на пальцах покупателя.
   Тимка поднес к глазам бумажку и вгляделся в памятник Ярославу Мудрому:
- Столько, сколько сможет выпить этот дяденька.
- Шутите, папаша? – усмехнулась продавщица.
- Нет... – начал было оправдываться Тимка, но Кудовчин его перебил:
- Только бутылок чтоб было поменьше, девушка.
- Девушка, - мечтательно повторил Тимка.
- И еды какой-нибудь, - вставил Свиридов-старший, двинувшись вдоль прилавка-холодильника  рассматривать  мясные изощрения внутри него. – Вот эту хреновину порубите нам покрупнее, - ткнул он пальцем в стекло.
   Продавщица вынула из холодильника обтянутый сеткой предмет, ободрала с него ажурную упаковку, и напластав на доске большими кусками, сложила его в пакет, бросив на весы.
- И синопской еще, - сказал отставник. – Одну бутылочку... Вместе с хлебом и солью.
- Солью? – переспросила продавщица, глянув на окровавленные пальцы Андрея Тимофеевича.
- Да. Раны надо залечить.
- Солью?! – вскинула бровь продавщица.
- Синопской, матушка, синопской.
- Ностальгия мучает, дед? – спросил Тимка.
- Нет. Просто, не привычно как-то.
- Пиво какое будете брать? – повторила продавщица.
- Разное, - ответил Тимка. – Начните с легкого, и дорогого, и складывайте его в пакет.
   Кузьма Ильич заказал минералки и несколько яблок, и было похоже, что хотелось  ему их больше, чем обоим Свиридовым пива.
   Они покинули магазин, позвякивая пакетами, и погрузились в «сорок первый». Андрей Тимофеевич, разложив на коленях мясо, вспомнил, что не купили стаканчики. Он аккуратно переложил мясо на панель перед собой, и обернувшись, протянул руку к бидону. Вскрыв одну из пачек, весело глянул на внука с учителем и отправился за стаканчиками.
- Что будем делать, Ильич? – спросил Тимка ботаника, когда его дед скрылся в магазине.
- Когда выпьем? – в голосе Ильича послышалась ирония.
- Когда в город въедем, - в тон ему ответил ученик. – Выпьем-то мы прямо сейчас; есть у меня подозрение.
   Вернулся Свиридов-старший с  пластиковыми стаканчиками. Довольно улыбаясь, он уселся на свое место и начал вскрывать бутылку.
- А ты говорил, что Езерский – не пьяница, - усмехнулся  Кудовчину Тимка, кивнув на деда.
- Это, скорее всего, привычка тела, а не мозгов , - сказал ботаник, заводя машину.
   Он отхлебнул минералки, завинтил на горлышке пробку, и жуя яблоко, осторожно тронулся с места.
- А где же мент-то этот? – заговорил Андрей Тимофеевич, плеснув из бутылки в стаканчик и протянув его внуку. – Держи, Тим. Это к пиву в самый раз.
- Или наоборот, - пробурчал Кудовчин, добавляя газу.
   Тимка от водки не отказался. Легко осушив стакан, он запил из бутылки с затейливой пробкой, и ощутив удовольствие, выругался. Дед хохотнул, Кудовчин хмыкнул, и ехать стало веселее.
   Тимке стало все равно, где и в каком обличии сейчас находится его бабка. Тетка, наверно, уже дома, а кто разгуливает в облике Стечника и того не важнее. «Ведь сам-то мент хлопнут своими же», - подумал он, почему-то с сарказмом, а вслух сказал:
- Давайте наведаемся к его жене. Вдруг, она что-нибудь знает. Как думаешь, Ильич?
- Поздно уже, - сказал Ильич. – В город въедем за полночь.
- На мосты все равно успеваем, - продолжал рассуждать захмелевший школяр. – Вдруг жена его знает все, и все нам расскажет.
- Жена милиционера не может знать всего, - подал голос Свиридов-старший.
- Тебе, дед, конечно, виднее, - отхлебнув из бутылки, проговорил Тимка. – Но я устал быть тобою...мне очень хочется во внуки...вернуться... Ильич, - толкнул он в плечо ботаника, - в эту психушку ехать сейчас еще позднее, чем на Васильевский... а времени мало...
   Тимка посмотрел на деда, затем на Кудовчина, и откинулся на спинку сидения.
- У меня, по крайней мере... в отличие от вас обоих, - проговорил он и полез в пакет за следующей бутылкой.   
   Некоторое время ехали молча. Вынутая бутылка оказалась с безалкагольным пивом, по поводу чего была обругана продавщица, а пиво густо разведено водкой. И пока  дед с внуком попивали этот коктейль, Кузьма Ильич старательно рулил. Правил дорожного движения он не знал и на перекрестках уступал дорогу всем подряд, отчего езда получалась неспешной и может быть, излишне вежливой, чем не вызвала почему-то подозрений у гаишников, когда проезжали пост.
- Как ты у Светланы оказался? – прервал молчание Кудовчин, обращаясь к Свиридову-старшему.
- У какой Светланы? – не понял дед.
- От которой ты к метро шел.
- А-а... подружка Тимкиной классной, - он сноровисто наполнил стаканчик и передал его внуку. – Баба-то она, наверно, была хорошей, да только неживой оказалась, когда я рядом с ней проснулся.
- Раньше ты у нее бывал? – спросил ботаник. – Накануне, случайно, не наведывался?
- Не-а, - дед принял порцию водки и выдохнул. – Не наведывался.
   Он закусил, и вспомнив о Тимке, сунул ему через плечо бутерброд.
- Уснул-то я в доме, - жуя, проговорил он, - а проснулся хрен знает где, да еще в постели с холодной бабой.
- Значит, как ты к ней в койку попал, ты не знаешь? – спросил Тимка. – Или не помнишь?
- Все я помню, - дед обиженно оглянулся. – Только до того, как уснул, и после того, как проснулся... А что было пока я спал, мне не известно.
   Снова повисло молчанье. Они въехали в город, и Кудовчин, подкрадываясь к мигающим светофорам, повел машину никуда не сворачивая до большого Сампсониевского проспекта.
   Пересекли Светлановскую площадь, и дорога стала уже.
- Вот же дела! – пробурчал Андрей Тимофеевич, вглядываясь непривычно зоркими глазами в название улицы на домах. – Был себе, значит, Карлом Марксом, и стал вдруг Большим Сампсонием..
- Ты о чем? – спросил Тимка.
- Да так.. о странностях вождей, - Андрей Тимофеевич вновь плеснул в стаканчик. – Веришь в них, веришь, а они в одно прекрасное время бац! – и в Сампсонии, и ничего с них уже не спросишь...
- Едем на Васильевский, - вдруг сказал, как отрезал Кудовчин. – Наведаемся к жене Стечника.
- К жене, так к жене, - согласился Андрей Тимофеевич. – К чужой жене чего ж не наведаться.. это – к своей, как правило, не спешишь.
   Ботаник поглядел на него и  улыбнулся.
- Ты бы дед, поменьше острил, и без твоих шуток тошно, - недовольно заерзал на заднем сидении Тимка. – И водки больше не наливай.
- Тебе-то?
- И себе тоже.
- Себе-то уже налил.
   Он опрокинул в себя стаканчик и шумно втянул воздух:
- Себя-то хрен разлюбишь, как говорится.
- Разлюбишь-не разлюбишь, - возмутился Тимка. – Нагрузишься сейчас, а ну как остановит гаишник. Теряй потом из-за тебя остатки времени.
- Ну остановит, ну и что?..... Спросим, почему он не в лосинах ...и почем любовь в автомобиле...и вообще. Чего это ты на дедушку голос повышаешь?
   Тимка двинулся вперед, и сжав пальцами плечо предка, с расстановкой проговорил:
- Дедушка – теперь – я!?
- Хватит ссориться, -  вмешался ботаник, - не хватало нам еще гаишника.
   Андрей Тимофеевич недовольно насупился и притих.
   Однако гаишники в это время заняты были, похоже, настоящими автомобилистами, и троица странных родственников добралась до дома Стечника без приключений.
- Позвонить было бы не плохо для начала, - сказал Тимка. – Да жаль телефона нет.
- Ничего страшного, - подал голос Андрей Тимофеевич. – Завтра же купим каждому по мобиле и будем как путние, на связи всегда.
- Мы приехали, - Кузьма Ильич хлопнул дверцей. – А звонить не стоит в любом случае. Прямо сейчас. Что-то мне подсказывает, что важна внезапность.
- Не стОит, так не СтОит, - Свиридов-старший снова был в хорошем расположении духа, и по видимому даже жаждал приключений. – Только ментовские жены к внезапностям завсегда готовы.
- А ты никуда не пойдешь, - сказал Тимка.
- Как это!? – удивился его дед.
- А вот так. Машину останешься караулить вместе с бидоном.
- Да уж, Андрей Тимофеевич, ты уж останься здесь, - поддержал ученика ботаник. – Многовато будет троих для позднего визита к даме.
- Ну вот! – весело возмутился отставник. – Как налей, так давай, Андрей Тимофеевич, а как по бабам, так в караул списывают.
   Он поставил недопитую бутылку на крышку капота и задиристо посмотрел на Кудовчина с Тимкой:
- А вы не боитесь, что я исчезну куда-нибудь с бидончиком, и ищи меня потом свищи?
- Большую часть бидончика я по карманам рассовал, - сказал Тимка. – Так что искать тебя никто не собирается... Да и кому ты нужен?
- Разве что Езерскому или его хозяевам, - вставил Кудовчин... – Хотя, вряд ли. То, что им от нас было нужно, они получили...
- Да что они получили?
- Теперь наша очередь искать их?
- Да в жопу ваши салочки...
- Поэтому вы лучше все-таки подождите нас возле машины. Не думаю, что мы надолго.
   Кузьма Ильич сделал ударение на слове «вы», как бы призывая Свиридова-старшего не делать глупостей.
   Андрей Тимофеевич хмыкнул и отвернулся.
   Ботаник с Тимкой направились в сторону подъезда и оглянулись только когда подошли к двери. Отставник смотрел им вслед, держа в руке бутылку. Ботаник прошелся пальцами по кнопкам домофона, а Тимкин дед демонстративно отхлебнул из горлышка и отвернулся.
   Мужской голос из панели на двери спросил «кто там?»
   Тимка с Кудовчиным переглянулись.
- Это Никитин, - сказал Кузьма Ильич.
- Открываю, - сообщил голос, и замок в двери щелкнул.
   Сопровождаемые пиликаньем домофона, они подошли к лифту, который гостеприимно развел створки, как только Кудовчин нажал кнопку вызова.
- Нас словно ждали, - пробурчал Тимка, входя вслед за ботаником в лифт.
- Не исключено, - отозвался Кузьма Ильич,...
   Он нажал кнопку одиннадцатого этажа и задумчиво добавил:
- Кажется, я догадываюсь, кто нас встретит.
- Кто? – Тимка, поежившись, уставился на ботаника.
- Сейчас-сейчас, Тимофей, - Кудовчин успокаивающе закивал. – Думаю, кое-что мы сегодня проясним.
   Лифт остановился, двери разъехались в стороны, и на лестничной площадке они увидели Стечника Андрея Андреевича собственной персоной. Он глядел приветливо и без удивления.
- Ну что? Обнимашечки!? – Стечник картинно развел руки и хохотнул, как показалось ботанику, знакомо и гаденько. – Ходоки вы мои несусветные... в квартиру не приглашаю, потому как жена с дочками уже спят, а разговор, судя по вашим лицам, предстоит громкий.. хотя и короткий.
   Он перестал улыбаться и спокойно поглядел Кудовчину в глаза.
- Обзавелись семьей, Василий Николаевич? – выдержав его взгляд, спросил ботаник.
- Вы чертовски проницательны, Кузьма Ильич.
- Василий Николаевич?! – проговорил Тимка и непонимающе уставился на Кудовчина.
- Да, Тимофей. Рекомендую: Василий Николаевич Езерский, бывший естествоиспытатель, а теперь простой питерский мент.
- Во-первых, не простой мент, а старший оперуполномоченный, - с сарказмом заговорил Езерский.. – один мент упал замоченный, и кому же как не мне его заменить.. Ведь мы с ним так похожи; а во-вторых, Кузьма Ильич, естествоиспытания – такая штука, которую сразу так просто не забросишь. Уж вы-то знаете.
- Вы..... – заговорил Кудовчин и двинулся на Езерского..
- Полноте, Кузьма Ильич, - махнул тот рукой на ботаника, как на болтливого малыша, - ведь есть еще и в-третьих…
- Никакого в-третьих не будет. – Ботаник неожиданно для себя начал свирепеть, - я выведу вас на чистую воду…
    Звон осыпающегося стекла и грохот снаружи раздались почти одновременно. Осколки брызнули прямо к ногам Езерского, но он даже в лице не изменился, в отличие от Тимки с ботаником, которые от неожиданности вздрогнули.
   Езерский, улыбаясь, сделал приглашающий жест, и похрустывая битым стеклом, направился к оконному проему.
- А вот и в-третьих подоспело, - сказал он, выглядывая наружу и приглашая собеседников сделать то же.
   Во дворе стоял гвалт от работающих автосигнализаций, а в окнах домов хаотично, как в калейдоскопе, начал вспыхивать свет.
- Вот видите, - почти шепотом, абсолютно без эмоций сказал Езерский, кивнув вниз, - некого выводить на чистую воду, ребята.
   Искореженный «сорок первый» полыхал, казалось, каждым болтиком в колесе, вздымая над собой черный дымовой столб.
- О! – воскликнул Езерский, - да он, кажется, не в машине был.
   Тимка с Кудовчиным выглянули в окно и увидели Андрея Тимофеевича, неподвижно лежавшего метрах в десяти от того, что еще недавно было автомобилем Физрука.
- Тем проще будет произвести опознание, - невозмутимо сказал Езерский. – Не тот ли это человек, которого вы собирались вывести на чистую воду, Кузьма Ильич?
   Кудовчин бросился к лифту со словами:
- Быстрее, Тимофей, он может быть еще жив.
- Да уж вы поторопитесь, - все также невозмутимо вещал Езерский. – Сейчас приедут мои коллеги, начнут место осматривать, принадлежность автомобиля выяснять…
    Тимка на непослушных ногах прошел мимо него к лифту, посмотрев в спокойно улыбающееся лицо еще столь недавно безобидного милиционера с заячьей губой.
- И радуйтесь, что так быстро добрались сюда, друзья мои, - добавил им вслед Езерский.
     Лифт тронулся, унося вниз ботаника и школяра, стоявших внутри него и следивших за работой невозмутимого электричества, миганием лампочек отсчитывающего этажи.
    Андрей Тимофеевич был еще жив. Тимка бросился к нему. Упал рядом на колени, приподнял его голову, заглядывая в глаза:
- Дед, скажи что-нибудь, где болит?
- Уже нигде, Тим. Уже нигде.
- Тимофей, не тормоши его, - Кудовчин присел рядом и начал расстегивать бушлат, одна сторона которого заметно буро набухла.
- Дед, дед, - повторял Тимка, как заведенный. – Скажи что-нибудь. Где болит? Дедушка-а.?..
- Все, Тим, - чуть слышно прошептал отставник, - дедушка теперь ты. Прости..
   Он мог шевелить только веками и губами. Кудовчин беспомощно оглянулся. Надо было что-то делать. Но что?
- Кузьма Ильич, скорую! Надо скорую! Что вы сидите!?
- Не надо скорую, Тим, - едва слышно прошептал его дед. – Не надо.
   Он прикрыл веки и затих. Кудовчин потрогал артерию на его шее и одернул руку. Потрогал еще раз и встал.
- Все, Тимофей, надо идти.
- Куда идти?! – огрызнулся Тимка.
- Отсюда, - Кудовчин склонился над ним, - возьми себя в руки. Это уже по любому не твой дедушка. Идем.
   Он силой поставил Тимку на ноги и повлек к ближайшей арке прочь со двора.


                Глава 13.5            
                «- Именно труд создал человека из
                обезьяны. Именно поэтому мои
                сотрудники – трудоголики.
                - Они что? До сих пор не перестали