Главы с 11, 5 по 13

                По мотивам песен Анжелики.

                «Только Одину до тебя есть дело,
                остальным некогда». 

                По мотивам песен Пак Вон Гунна,
                Пак Вон Готта и
                Пак фон Готтентота.


   Придя к платформе и купив билет, он подумал, что в таком виде мог бы ехать и бесплатно; все-таки, пенсионер. Усмехнулся этой мысли и вновь почувствовал  жажду. Купил минералки, выпил целую бутылку, но жажда почему-то не исчезла. Она была какой-то странной – эта жажда. Он огляделся в поисках урны, чтобы выкинуть бутылку и наткнулся взглядом на двух мужчин, о чем-то беседующих покачиваясь и потягивая пиво возле ларька. Ближайшая урна была там же.
   Бросив пустую бутылку в мусорный зев, Тимка присмотрелся к этикеткам за стеклом ларька и, еще раз глянув на опохмеляющихся рядом, купил такого же пива как у них. Он никогда раньше не пробовал этого напитка и сейчас, освободив шипящее горлышко от пробки, осторожно к нему принюхался.
   Запах был вкусным.
   Сделав глоток, Тимка изумился: насколько лучше минералки оказалось то, что было у него в руке. Отхлебывая из бутылки, он стал присматриваться к другим сортам пива на витрине и не заметил, как допил до дна.
   Покачивающиеся мужики, увидев как он смотрит на опустевшую бутылку в своей руке, и расценив недоумение «деда», как приглашение к беседе, позвали его куда-то третьим.
   Дед задумчиво отказался, бросил бутылку в урну и поплелся вдоль платформы.
   «Вот чертов дедушка», - подумал Тимка, - «Так ведь и к алкоголю пристраститься не долго».
   Пришла электричка, собрала в себя желающих ехать и двинулась, гукая, в город.   


   На вокзале Тимка вспомнил, что не спросил у тетки, где его убили, и выругавшись вслух на эту невероятную по смыслу абракадабру, отправился искать вокзальных милиционеров.
   Сержант, сидевший за столом в опорном пункте, узнав, что маленький престарелый посетитель является дедом убитого недавно в метро мальчика, вздохнул и начал собирать на себе несуществующие пылинки.
- Не знаю, что вам сказать, отец, - он говорил тихо и перешел уже к пылинкам на столе. – Смотреть надо было за внуком... Наедятся колес, а потом палят по сотрудникам.
- Из чего? – Тимку взяла оторопь.
- Из пистолета, - недовольно буркнул сержант.
- Из какого пистолета?
- Из какого-из какого! – сержант, ворча поднялся, поправляя ремень и касаясь кобуры, словно проверяя: на месте ли его оружие, - из чужого.
- Но... Где он его взял? – Тимка сел к столу напротив сержанта, соображая, что еще можно узнать у этого человека.
- Он не сказал, где он его взял, - сержант снова опустился на свое место, - по номеру это наш пистолет… Нашего сотрудника.
- Какого?
- Это не ваше дело, отец.
- Это мое дело, - Тимка вскочил, повысив голос. – Вы пристрелили моего внука, как собаку, и говорите, что это не мое дело.
   Сержант испугался:
- Успокойтесь, папаша. Я не это имел в виду…
- Что за сотрудник? Где мне его найти?
- Я не знаю, где он, - сержант торопливо заговорил,  успокаивающе жестикулируя. – Его не могут найти. Нигде.
- Как его фамилия?
- Вам ничего не скажет его фамилия... Стечник.
- Стечник!? – спросил Тимка так ошарашено, что сержант насторожился.
- Стечник. Андрей Андреевич, - милиционер уставился на подозрительно внезапно успокоившегося деда. – Вы что? Знаете его?
- Хотел бы я знать, где он, - тихо проговорил Тимка и опустился на стул.
- Так вы знаете его? –повторил вопрос сержант въедливым голосом.
- Нет... А где он живет?
- Я же вам говорю, его нигде не могут найти. Жена в розыск подала.
- Может быть, он где-то скрывается... У любовницы например?
- Ой, не надо, папаша, - сержант поморщился, - у него семья, он на хорошем счету.
- Но пистолет-то он потерял. Не мог же он его подарить?
   Тимка снова начал злиться. В горле стало сухо и вспомнилось пиво.
- Не мог же он подарить пистолет моему внуку, - с ударением на последнем слове процедил он. – Мой внук что же?.. Совсем ничего не успел сказать?
- Нет, - сержанту беседа надоела, и он снова встал.
- Почему?
- Слишком... Слишком... – милиционер пытался подобрать слова, чтобы ненароком не обидеть маленького деда.
- Что слишком?.. Слишком мертвый был? – с затаенным ехидством подсказал Тимка.
   Сержант вздохнул и обреченно сел, сложив руки на столе:
- Зря вы так, папаша, - грустно произнес он, - нам всем это дело боком вышло... Он пистолет вынул и стал в сотрудника целиться. Что тому оставалось делать? Сами подумайте... Тут либо – либо…
   Тимка встал и вышел, молча глядя перед собой и соображая, что же теперь предпринять. «Нужно вызвать врачей в Грузино», - он вспомнил, что оставил тетку с бездыханной бабкой одну, - «но сначала надо попить... Пива». Об этом думалось легче, чем обо всем остальном.
   Выпив в вокзальном буфете пива и заев его чуть теплой куриной ногой, Тимка дозвонился из таксофона до скорой, и не слишком прислушиваясь к тому, что говорят на другом конце провода, поведал в трубку адрес с телом и приблизительное время кончины «своей» половины. Представиться пришлось супругом, а вот возраста бабки Тимка вспомнить не мог, и сказав, что это теперь не важно, он нажал рычаг и стал набирать номер Кудовчина.
   Кузьма Ильич к телефону не подходил. Тимка позвонил еще раз; результат был тот же. Захмелевшую голову вдруг осенило: сейчас же – день, и надо позвонить в школу.
   Женский голос в трубке принадлежал математичке, Тимка узнал ее. Поинтересовавшись, кто спрашивает Кузьму Ильича, математичка всхлипнула, сочувствуя дедушке так нелепо погибшего ученика, и сообщила, что Кузьма Ильич умер. Инфаркт. Скончался прямо на пороге своей квартиры.
   У Тимки чуть было не вырвался вопрос: хоть кто-нибудь остался жив? Но он вовремя осекся и спросил, можно ли поговорить с физруком. В трубке ответили, что Роман Ильич Никитин, как и Оксана Леонидовна, на днях уволились.
    Номер телефона классной Тимка помнил, а Никитинский  попросил у причитающей математички. Для одного дня плохих новостей оказывалось слишком много…
   Попрощавшись с учительницей, Тимка почувствовал, что устал. В зале ожидания он нашел свободное место, и присев, задремал.
   Спал он около часа, и проснувшись, ощутил, что бодр необыкновенно. Видимо, дед умел расслабляться в экстремальных ситуациях, и Тимке это очень понравилось. Он встал полный решимости дозвониться, либо до классной, либо до физрука.
   Телефон Оксаны Леонидовны не отозвался. Позвонив Никитину, Тимка выслушал его голос на автоответчике и собрался было наговорить дерзостей  сразу после сигнала, как вдруг двоеборец поднял трубку.
- Кто звонит? – настороженно спросил он.
- Это Свиридов.
- Какой Свиридов?
- Оба. – со злостью сказал Тимка. – Мне нужно с вами поговорить, Роман Ильич.
- О чем? – настороженность в голосе Никитина не исчезла.
- Во-первых, вы забыли у нас свою машину. Она занимает слишком много места. Во-вторых, вы наверняка знаете, почему вы ее забыли, и в-третьих, вы понимаете, что это – не телефонный разговор.
- Где встретимся? – голос Никитина стал спокойным.
- Я могу приехать к вам, только скажите адрес.
- Нет. Ко мне ехать не стоит. Давайте выберем какое-нибудь другое место.
   Тимка вспомнил о ключах в кармане:
- Тогда приезжайте вы ко мне.
   Он назвал адрес и повесил трубку.
   «Он приедет. Никуда он не денется. Какой смысл ему скрываться от меня? Что-то он наверняка знает и просто обязан рассказать мне то, что знает», - накручивал себя мысленно Тимка, покидая вокзал.
   Оранжевые женщины неподалеку шевелили гремучий рельс. Задорно попукивая, к ним подрулил тракторишко, притащив в прицепе еще железа. Трамваи, замерев колонною на неисправном пути, проветривали пустые салоны. Горожане, топчась у лотков с прессой, отоваривались развлекухой и торопливо грузились в метро. Суета была в разгаре. 



                Глава 12                «-чего делаешь?
                - Тренируюсь ушами
                шевелить.
                - На хрена?
                - А вдруг чего-нибудь
                не услышу.
                - А ты кто?
                - Вахтанк. На конце К»

                Из телефонного разговора.
               



   Кузьма Ильич захотел в туалет. Он осторожно выбрался из-под халата, надел его, и стараясь не разбудить обитателей купе, открыл дверь. Она все также бесшумно скользнула в сторону, и окуляры в полу, тускло светившие до этого, вспыхнули ярче.
   Кузьма Ильич направился к туалету, как вдруг цилиндр, скрывавший санузел, утонул в стене и сдвинулся в сторону, не издав ни звука. Открылись ступеньки, ведущие вверх, такие высокие и неудобные, что идти по ним можно было лишь поднося колени едва не к подбородку. Появление ступенек вместо туалета выглядело явным приглашением подняться. Кудовчин двинулся наверх и уперся в потолок. В недоумении он положил руку на последнюю перед потолком ступень, и над ним плавно и быстро открылся прямоугольник яркого солнечного света. Далекое глубокое небо не оставляло никаких сомнений в том, что свет солнечный.
   Ботаник взобрался на последнюю ступень и от неожиданности замер на ней. Ошарашенный зрелищем, он не сразу почувствовал, что солнце печет очень сильно, и жарко даже в халате на голое тело.
   Он стоял перед океаном. Откуда взялась уверенность в том, что это океан, Кудовчин не мог себе объяснить, но почему-то был убежден, что это может быть только океан. Треугольная площадь, из люка в которой он вышел, в сотне шагов перед его глазами острым углом смотрела в горизонт, по бокам, за глянцевыми границами треугольника также плескалась вода, и не было ничего, кроме нее, неба и солнца, висящего где-то рядом над затылком. Поверхность площади была такой гладкой и блестящей, что Кузьме Ильичу захотелось ее потрогать. Он скинул с ноги тапочек и коснулся ступней этой невероятной опоры, под которой, совсем рядом, спали его коллеги и милиционер, даже не подозревающие, среди какой красоты они находятся.
   На удивление, поверхность не была раскалена солнечными лучами. Она была даже прохладной. Кузьма Ильич скинул второй тапок и обеими ногами встал на прохладный глянец.
- Хорошая погода, Кузьма Ильич, - раздался голос за спиной.
   Ботаник оглянулся и увидел в десятке метров по другую сторону люка кресло-качалку, из-за спинки которого торчала лысина. По следу на воде, простирающейся и с той стороны до самого горизонта, Кудовчин понял, что глянцевая площадь едва заметно движется. Человек в кресле, похоже, любовался водоворотами и разводами, оставляемыми на воде этим движением.
   Кузьма Ильич подошел к креслу-качалке, не сводя с лысины глаз, и узнал в человеке, сидевшем в одних трусах, своего рокового знакомца, поившего его коньяком в обществе Езерского, и дьявольски похожего на персонажа из комиксов Оксаны. Перед креслом на крупных резиновых блинах, присосавшихся к глянцу площади, стоял замысловатый штатив с укрепленным на нем спиннингом. Шнур, протянувшийся от бочкообразной катушки, согнул упругой дугой удилище, уходя куда-то в глубины среди бесчисленных водоворотов за кормой.
- Припекает все сильнее, - проговорил человек в кресле, и вытащив из-под себя белую панамку, нахлобучил ее на голову.
   Кузьма Ильич, вспомнив, что хотел в туалет, отошел к кромке площади и, раздвинув полы халата, начал молча мочиться в океан.
- Не боитесь рыбу потравить, господин естественник? – усмехнулся сзади лысый в панаме.
- Буду только рад, если вы ее поймаете и съедите, - Кудовчин  доделал свое дело и повернулся к рыбаку в кресле. – К тому же туалет вы спрятали, и справлять нужду негде не только мне.
   Лысый улыбнулся, взял спиннинг и стал сматывать шнур.
- Туалет уже на месте, Кузьма Ильич; а спрятать его было единственной возможностью пригласить вас сюда незаметно для других.
- Кто вы все-таки? – Кудовчин сунул руки в карманы, сжав ладони в кулаки, - что вам нужно от меня и моих коллег?
- Я вам все объясню, Кузьма Ильич, - лысый снова забросил блесну и закрепил удилище на штативе. – Только не делайте вид, будто судьба ваших коллег волнует вас больше, чем ваша собственная.
   Ботаник промолчал. Человек в кресле поправил панаму, слегка надвинув ее на глаза, и  глянул на Кудовчина.
- Для начала нам нужно договориться о терминологии, - проговорил он, видя, что Кузьма Ильич продолжает молчать, - и поскольку мне известно кто вы, и как вас зовут, давайте  выберем имя и мне. Я предлагаю сделать это вам. Только постарайтесь, - лысый опять улыбнулся, - чтобы имя было не слишком обидным, иначе у нас не получится конструктивной беседы.
   Кудовчин посмотрел на трусы, скрывавшие тело рыбака от живота до колен, перевел взгляд на панамку и произнес:
- Я буду называть вас Шляпой. Идет?
- Идет, - лысый кивнул, - будь по вашему.
  Он вытянул ноги, и скрестив их, положил на штатив рядом с рукоятью удилища.
- Далее, - лысый качнулся в кресле, - мы находимся, как вы уже наверно заметили, в океане, это касательно географии, и, если хотите, можете искупаться. В следующий раз такая возможность представится вам не скоро. Акул в этих местах нет, - он весело глянул на ботаника, - я бы не советовал вам поплавать, если бы был заинтересован в вашем съедении.
- Я не умею плавать.
- Не беда. Скоро научитесь, и плавать будете долго.
- Вы считаете, что для меня еще возможно какое-то «скоро»?
- Конечно, Кузьма Ильич. Именно об этом я и собирался с вами поговорить.
   Кудовчин разжал в карманах вспотевшие ладони и подвигал взмокшими под халатом плечами.
- Да вы снимите халат, Кузьма Ильич. Не мучайтесь. Дам здесь нет, а меня ваш обнаженный вид в трепет не приведет; я – махровый натурал… - он снова усмехнулся, - или опасаетесь распугать рыбу размерами гениталий?
   Ботаник, проигнорировав колкость, снял халат и обмотал его вокруг пояса.
   Спиннинг кивнул воде своим кончиком, и рыболов в трусах подался вперед, азартно крутя ручку катушки.
- Вы не боитесь, Шляпа, что я столкну вас в воду? – спросил Кузьма Ильич, наблюдая как лысый манипулирует удилищем, прислушиваясь к поведению шнура.
- Вы достаточно пожили, Кузьма Ильич, чтобы понимать, что это не будет решением ни вашей проблемы, ни проблем тех, кто остался внутри. На решение проблем, которые стоят передо мной, это тоже никак не повлияет. К тому же, в отличие от вас, я умею плавать.
- Но ведь здесь везде океан. Куда же вы поплывете?
- Здесь не только океан, Кузьма Ильич, - собеседник Кудовчина выдернул из воды блесну и откинулся в кресле, - странный вы человек, -  произнес он, настроивая  спиннинг для заброса. – Вам хватает воображения допустить существование волн, которые невидимы глазом, но, тем не менее, способны оживить всю эту машинерию, - он кивнул в сторону люка за спиной, - а тому, что гораздо старше и больше этого, вы почему-то в существовании отказываете...
- О чем это вы?
- Это я в том числе и об океане, среди которого мы с вами сейчас находимся... Возможно, вашей знакомой именно поэтому так удался мой портрет... не находите?.. Это витало в воздухе, - он покрутил пальцем над головой, - где-то рядом с ней... Только с треугольными зрачками, по моему, все-таки, перебор... Ну да ладно.
   Лысый забросил блесну и добавил:
- Но обсудить нам предстоит не это...
   Он устроился в кресле поудобнее, и положив руку на подлокотник, подпер ладонью подбородок, словно прикидывая с чего начать.
   Кудовчин молча на него глядел, пытаясь понять, как ему относиться к этому человеку.
- Ваша работа с Езерским, Кузьма Ильич, - заговорил лысый, - зашла в тупик… Однако от этого она не стала менее актуальной...
- Мне надоела эта работа. Я больше не хочу ею заниматься.
- Да? – лысый без удивления посмотрел на ботаника. – Вас больше не интересует судьба мутаций внутри и снаружи всего этого? – он повел рукою вдоль линии горизонта.
- Да, - повторил ботаник, - вынужден вас огорчить.
- Ну-у... меня огорчить крайне сложно. А вот для вас, к сожалению, есть действительно огорчающие новости.
- Это какие же?.. Езерский заставит меня  проводить эксперименты с младенцами?
- Не-ет, - отмахнулся лысый. – История с младенцем произошла целиком по инициативе Езерского, и он будет за это наказан. Речь идет именно о вас, Кузьма Ильич... Вам грозит опасность... От собственного организма.
- То есть?
- То и есть, - панамчатый рыбак вскочил, схватив согнувшийся в дугу спиннинг, и мельком глянув на ботаника, стал стремительно сматывать шнур.
- Что же это за опасность? – спросил Кудовчин.
- Я не знаю, Кузьма Ильич, - лысый поставил удилище вертикально, и на конце шнура завертелась рыбина.
  Осторожно подтянув ее к краю площади, рыболов в трусах неуловимо и ловко сыграл концом спиннинга, и серебристый трофей, описав дугу, шлепнулся недалеко от люка.
- Как же так, - заговорил Кузьма Ильич, наблюдая, как рыбина, подпрыгивая и колотя хвостом, так и норовит свалиться в открытый люк, - вы знаете, что существует опасность, знаете даже, что опасность от организма, - он скептически усмехнулся, - и не знаете, что это за опасность?.. Если вы так обо всем этом осведомлены, то почему же не знаете конкретно?.. Это же ваша стихия, насколько я понял..
- Про стихию вы очень точно заметили, - лысый вздохнул, и забросив блесну, кивнул в сторону бьющейся о глянец палубы рыбы, - она вот живет в воде, казалось бы, постоянно…
   Он сел в кресло, качнулся, и снова вытянув скрещенные ноги на штатив, добавил:
- Но что она знает о рыбалке?
- Послушайте, - Кузьма Ильич начал раздражаться, - философ хренов...
- Мы договорились, что вы будете называть меня Шляпой, - весело поправил ботаника лысый.
- Да-да, Шляпа... Не знаю, что вы взяли себе в голову относительно угрожающей мне опасности, но работать я больше не буду. Ни с вами, ни с Езерским, ни с какими другими обезьянами.
   Лысый засмеялся.
- Вы зря горячитесь, Кузьма Ильич, - он вдруг посерьезнел. – Должен огорчить вас окончательно; у вас не останется ничего, кроме вашей работы. И делать вам ее придется. Вам даже станет интереснее ее делать. Потому что делать ее или не делать – решать не вам и не мне. Я должен был вас просто предупредить и только. Неужели вы не понимаете? Вы, потративший большую часть своей жизни на то, чтобы в ней легче было разобраться не только вам, в одночасье хотите отречься от всего лишь потому, что вам не нравлюсь я или методы моей работы?.. У вас не получится, Кузьма Ильич, и вы увидите это сами.
   Кудовчин заметил, что в голосе Шляпы появилась даже горячность. Развязав рукава халата, Кузьма Ильич набросил его на плечи и запахнулся полами. Солнце заметно напекло голову и торс.
- Смотрю я на вас и диву даюсь, - продолжал лысый. – Миллионы таких как вы, с руками и ногами, носят на своих плечах, каждый, автономную планету, совсем забыв; словно голова и дана для того лишь, чтоб забывать; что под ногами несравнимо большая голова, с которой тоже надо считаться.
- Я, вообще-то, просто пописать вышел, и эта беседа, господин эколог, мне начинает изрядно надоедать.
- Я не собирался читать вам нравоучений, Кузьма Ильич, хотя вы упорно меня на это провоцируете. Я должен был вас предупредить, и я это сделал... Как думаете, не плохо было бы скинуть годков эдак тридцать, и с тем опытом, что у вас, окунуться в работу?.. – он помолчал, - она ведь долгая, эта работа.
- Всего хорошего, Шляпа. Считаю, что мы поговорили достаточно.
   Кудовчин повернулся и направился к люку.
- Конечно, конечно, Кузьма Ильич, - лысый погрустнел, - скоро мы приедем... Пните рыбку в мою сторону. Она вам, все равно, ни к чему, - крикнул он вслед ботанику. 


                Глава 12.5

                «Жили-были трое троллей
                На вершинах дальних гор
                Жили тролли не скучали,
                Хоть молчали с давних пор.
                Как-то раз (никто не знает)
                От каких-таких причин
                В той стране раздался грохот.
                - Что за шум? – спросил один.
                Но затих ужасный грохот,
                И опять настал покой.
                Двести лет прошло в молчанье;
                - Это мышь, - сказал другой,
                А когда еще столетье протекло
                Над краем вновь,
                Третий тролль сказал: - Прощайте;
                Не навижу болтунов».

                Из диафильмов.



   Тимка ждал физрука больше часа. Позвонил еще раз в скорую помощь, чтобы напомнить о бабке с теткой. Ему сообщили, что бригада выехала. Сидя в своей комнате, он с каким-то новым чувством смотрел на стол, за которым делал уроки, учебники, тетради, чертежные принадлежности. Компьютер, каталоги рядом, склеенный когда-то пластмассовый самолетик на подставке; всем этим предметам, Тимка сейчас это остро ощутил, в его нынешней жизни места больше не было. Они стали вдруг такими бессмысленными. Вспомнилась сказка из детства; в ней мальчики и девочки превратились в стариков и старух, потому что транжирили время безоглядно. Теперь таким стариком был он сам. Но кто был тем злым волшебником, так все устроившим, оставалось по прежнему не ясно. Преподаватель физкультуры казался единственной надеждой. Возможно, он прояснит хоть что-нибудь. Так думалось Тимке.
   В дверь позвонили. Тимка открыл и впустил Никитина. Роман Ильич вошел, очень внимательно посмотрел на деда, так, словно видел его впервые, и не поздоровавшись, прошел на кухню. Тимка проследовал за ним. Они сели возле стола, и двоеборец с пытливым спокойствием глянул в глаза старика, собираясь слушать, что тот скажет.
   Тимка молчал. Физрук показался ему каким-то усталым. Он провел ладонью по лицу, задержав ее на мгновенье на уровне глаз, и потер виски. Жест померещился Тимке знакомым, но он был готов поклясться, что за физруком этого жеста ранее не водилось.
- Что значит «оба Свиридовых»? – проговорил, наконец, Никитин.
- Это значит, Роман Ильич, - Тимка был спокоен и сосредоточен, - что меня зовут Тимофеем Свиридовым, а то, что вы видите, выглядит как мой дедушка.
   Никитин молча смотрел на него некоторое время, и вдруг спросил:
- Зачем ты звал Оксану Леонидовну в гости?
- Дед попросил меня пригласить в гости классного руководителя. Сказал, что это очень важно... Сказал, что вместе с бабушкой они готовят мне подарок.
- И как тебе подарок?
- Что вы имеете в виду, Роман Ильич?
- То, что с тобой произошло.
- Но, они хотели, просто, - Тимка запнулся, сообразив, что физрук подозревает виновными в произошедшем его деда с бабушкой, - просто узнать о моей успеваемости... Вы думаете, что это они все устроили?
- Нет, Тимофей, - двоеборец снова потер лоб. – Устроили это не они. Но они к этому приложили руку... Вспомни, пожалуйста, что тебе говорили дед или бабушка накануне всего этого?
   Тимка заерзал на месте, снова почувствовав себя учеником на уроке.
- Дед сказал, что было бы не плохо, если бы вместе с классной приехал кто-нибудь еще из учителей.
- Он не говорил, кто конкретно должен приехать?
- Н-нет. Сказал лишь, что лучше бы кто-нибудь не старый.. Со стариками говорить, мол, не о чем, и так все ясно. А с молодыми интереснее... Дед собирался поговорить о моей учебе... Скоро родители должны в отпуск приехать.
- Откуда?
- Они в Ираке электростанцию строят. Моя сестра с ними... А что?
- Да так... – Роман Ильич неопределенно кивнул головой. – Факты, Тимофей, к сожалению, таковы: в гости к твоим прародителям приехали Оксана Леонидовна со своей подругой и Роман Ильич со своим приятелем.
- Стечником? Я его видел. Он на зайца похож, - вырвалось у Тимки почему-то радостно.
- Вот-вот, - Никитин вздохнул. – Теперь Оксана Леонидовна исчезла в неизвестном направлении, ты оказался собственным дедушкой, а я преподавателем физкультуры...
- А кем же вы были до этого? – изумился Тимка.
- Тоже Ильичом, - двоеборец усмехнулся. – Только Кузьмой Кудовчиным, учившим тебя естествознанию.
- Вот это номер! – Тимка обалдело посмотрел на физрука, затем на холодильник, и вспомнил, что там с очень давних пор стоит у тетки початая бутылка водки. Из нее она изредка, вместе с какой-нибудь заскочившей на огонек подругой, отпивает буквально по рюмочке.
   Он встал, открыл холодильник и увидел, что водки в бутылке осталось меньше половины.
   «Наверно, тетка пыталась прийти в себя после моего расстрела», - подумал он, и выставив бутылку на стол, поставил рядом с ней две крошечные рюмки.
- А я, оказывается, - Тимка на миг задумался, соображая, как теперь называть своего собеседника, - убит, - проговорил он, решив, что ботаник в облике физрука не обидится, если к нему обращаться просто как к Ильичу. – Вот так-то, Ильич. Ничего, если я вас буду называть Ильичом?
   Он наполнил рюмки:
- Мой возраст, я думаю, теперь это позволяет.
- Застрелили не тебя, Тимофей. Убили Стечника, - Кудовчин посмотрел на неумело наполненные рюмки и грустно улыбнулся. – Теперь его жена обрывает телефон, полагая, что я знаю, где ее муж.
- А ботаник? – Тимка сел за стол, и глянув на рюмки, вспомнил, что не подумал о закуске. – Я звонил в школу. Математичка сказала, что у него случился инфаркт.
   Кудовчин взял рюмку и осушил ее. Не спрашивая Тимкиного разрешения, он забрался в холодильник и соорудил на столе нехитрую закуску из того, что нашел в нем, мимоходом рассказывая, как очнулся в своей квартире от звонка в дверь в одном халате...
- Ты случайно не помнишь, в каком халате ходил ты? – спросил он Тимку.
- На мне никакого халата не было, - Свиридов пожал плечами. – Я очнулся уже готовым дедушкой... Спустился вниз, а там – зеркало и бабка... Она оказалась Оксаной Леонидовной.
- О-о, - протянул Кудовчин, - это кое-что проясняет. И что же рассказывает Оксана Леонидовна?
- Она уже ничего не рассказывает, - Тимка виновато склонил голову. – Накинулась на меня, хотела костылем ударить, да шею сломала.
- Как сломала? – Кудовчин прекратил закусывать.
- Упала с крыльца... Потом тетка моя приехала... и давай меня папой называть... я им обеим скорую вызвал... Кстати, что-то долго она не возвращается. Позвонила бы, что ли...
   Кудовчин задумался..
- Н-да-а, - протянул он через некоторое время, - совсем плохая история... А я ведь искал Оксану Леонидовну. Она уволилась из школы за день до меня... Звонил ей... потом домой даже решил заехать... Я забрался к ней в квартиру.
- Зачем? – удивился Тимка.
- Мне показалось еще тогда, в капсуле, что это была уже не Оксана... Как-то не очень адекватно она себя вела.
- В какой капсуле? – Тимка снова наполнил рюмки и вопросительно уставился на Ильича.
- Я почему тебя про халат-то спросил, - начал опять Кудовчин и рассказал Тимке вкратце и о своей работе, и о Езерском, и о комиксах Оксаны, и о том, как познакомился с живым персонажем этих комиксов. Как после известия об Оксанином увольнении забрался к ней в квартиру и устроил обыск, надеясь найти хоть какую-нибудь отгадку. Это «вкратце» он рассказывал долго, неторопливо, видимо, по ходу анализируя про себя случившееся.
- Ну и как? Нашли? – Тимка внимательно слушал, забыв и про бабку, и про тетку, от которой все еще не было никаких вестей.
- Ничего, - Кудовчин отрицательно покачал головой. – Ни одного намека. Все украшения, деньги, даже рисунки; все не тронутое. Такое впечатление, что она не появлялась там с тех пор, как уехала к тебе в гости... Пока изучал квартиру, пару раз звонил телефон. Номер определился на дисплее, и я выяснил потом откуда звонили. Это была ее подруга, Света. Я по телефону вычислил адрес и навестил ее. Она меня сразу узнала, а я ее до этого видел лишь однажды на вечеринке у Оксаны. Представляешь, какая была встреча? Набросилась на меня с ходу. Она, видать, с Никитиным очень близко знакома. Выяснить у нее толком ничего не удалось. Сказала, что проснулась в доме одна. Спросила деда, куда, мол, все подевались? Он, якобы, сказал, что уехали в город вместе с тобой, а машина не завелась, и поехали на электричке...
- Неужели, дедушка действительно во всем этом замешан? – с сомнением проговорил Тимка.
- Конечно замешан, - уверенно сказал Кудовчин. – К тому же, он наверняка знает больше нас с тобой.
- Где же его теперь искать?
- Не знаю... Когда я был у этой Светланы, к ней приходил Езерский. Я узнал его голос. Он сделал вид, что ошибся квартирой, а Светлана, судя по всему, его не знает. По крайней мере, было слышно, что вела она себя именно так... Ну, ошибся человек квартирой и – ошибся; она вернулась и давай нести околесицу про какой-то каток, сауну... Заигрывать со мной пыталась. А я уж и отвык, что женщина может на меня так смотреть.
- Думаете, она совсем ничего об этом не знает? – Тимка подпер голову рукой и грустно смотрел на учителя.
- Думаю, что вряд ли она поможет. Если кто-то и знает больше всех, то это – Езерский. Оксану Леонидовну искать, скорее всего, бесполезно. Возможно, твоя бабушка в ее обличье подалась в одной ей известном направлении. И может быть, именно этого она и хотела. Стечник  убит, он оказывается, сбежал из психушки.
- Вот это да! – Тимка оживился. – А как же он туда попал?
- Это можно будет выяснить только там... Остается твой дед, - Кудовчин задумался. – И Езерский.
- А Роман Ильич? Физкультурник? – напомнил Свиридов.
- Роман Ильич, Тима, вместе с моим прежним телом и получил инфаркт. Прямо в дверях. Как увидел себя самого в синем халате, так и рухнул; только всего и успел, что удивиться. Мы с ним даже сказать друг другу толком ничего не успели. Он, видимо, очнулся возле двери, как ты у зеркала, и решил звонок нажать. Мне пришлось срочно переодевать нас обоих в мои вещи; хорошо, что спортивный костюм был, хоть и старый, но это было единственное из моего гардероба, в чем я тогда не смешно выглядел; потом объяснял милиции, что это я пришел в гости к коллеге, а он открыл мне дверь и упал...
- Вот так позвонил Роман Ильич! – присвистнул Тимка и разлил водку по рюмкам опять неправильно.
   Они выпили, и Тимка захмелевшим голосом спросил:
- Что же нам делать, Ильич?
- Не знаю, Тимофей... Можно съездить в психушку, можно к Оксаниной подруге. У нас только две зацепки.
- Тогда, может быть, лучше сначала к этой Светлане, а уже потом в психушку..? 

                Глава 13,0.    «Отринь от себя ненависть, это то,
                чем располагает твой враг.
                Отринь от себя зависть,
                Это то, чем располагает
                Твой враг.
                Отринь от себя страх,
                Он на вооружении
                У твоего врага,
                Оставляй себе
                Только любовь,
                Потому что
                Если это то, чем
                Располагает
                Твой враг,
                То он тебе
                Уже не враг.
                Не забудь,
                Что у настоящего
                Воина всегда**
                В запасе