Шостаковичу

           (после концерта из произведений Гайдна и Шостаковича)

Три века между Гайдном и другим –
не радостным, но равно гениальным
служителем небес: им, всеблагим
богам искусства, иногда опальным,

служили честно оба, слыша зов
до них ещё не явленных симфоний,
один носил приталенный камзол,
другой – на сером петербургском фоне

жил в столь же сером тесном пиджаке,
немилосердно мял его локтями
худыми и висел на волоске
меж Богом и советскими властями. 

Россия. Век двадцатый… Как сравнить
твоих певцов с осьмнадцатым столетьем
в Европе? Но не рвущаяся нить
всё ж связывала их, хоть била плетью

того, кто был моложе. И сильней,
поскольку родилсЯ в России стылой,
своей громадой не вмещаясь в ней
и громкостью. А сердце тихо ныло…

Спасала только память – об иной
прекрасной жизни – Гайдна ли Вивальди,
мелодии хранил, как семя Ной,
он в своём сердце, словно в старом альте.

Гармонии напрасно он искал
в своей ненастной – не австрийской – жизни,
переплавляя в музыку накал
страстей своей мятущейся отчизны.

Был разным музыкантов двух конец
(Бог знает, как судьба нам карты мечет?)
но музыка их искренних сердец
доныне наши души равно лечит.

10-11 октября 2003