Про настоящую, верную и вечную любовь

                Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной,
                вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!
                За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!
                (М. Булгаков. Мастер и Маргарита)


По ледяному застраничью, форзац предчувствуя спиной, бредёт, покорный и двуличный, читатель, следуя за мной: он, с фабулярным общепитом до несварения знаком, идёт, помахивая сыто сырым говяжьим языком, и улыбается устало, скрывая вежливый укор: для Мураками – недостало, а для Коэльо – перебор.

Признаться, я плохой Сусанин, но леди Макбет – хоть куда, а потому смотрите сами, куда несетёсь, господа: свернув с парадной магистрали в еловый черновичный лес, вы обретёте глуби, дали и поле, полное чудес.

Там царь Кощей, иначе Воланд, трепля за шиворот котэ, солодку превращает в солод, а пертуссин – в алиготе, на нелинованном блокноте чертя готический картуш, играет громко на Фаготе, попутно нарезая туш. Кряхтит на кухне Азазелло, пихая (в Геллу) Геллу в торт – она ему осточертела, он ей подавно осточёрт. Неразрешимая дилемма висит на стенке, как ружьё: то ль дама рождена для крема, то ль крем затеян для неё?

Не мореплаватель, не плотник, не впереди планеты всей, вернулся мастер-литработник на службу в свой родной музей: неверного искусства блёстки и наваждения луны не стоят платьица в полоску до-исторической жены – какая может быть цекуба, когда познаешь, трепеща, её котлет помол негрубый и композицию борща!

А Маргарита? Маргарита, вертя шопардовую брошь, решила: новое корыто не лучше, чем бывалый Bosch: непризнанный алкает гений не тихих радостей, а мяс, перемещая в свет из тени медальный профиль и анфас. Повесить зеркало на шею, врагов стращая молотком, – не королевская затея, а целлулоидный ситком. Она летит на личной Цессне над акваторией морской и не желает, хоть ты тресни, ни в подземелье, ни в покой.

Мой незадачливый читатель, перечитавший вся и всё, похоронивший под кроватью и Цицерона и Басё, ища любви, большой и чистой, средь парадигмы падежей легко нарваться на артиста – и на поэта, что хужей. Да, к слову, слух прошёл степенный: на сеновале с утреца благоухает свежим сеном и много дел у кузнеца…