Кухня

- Поверь, бабы знают в этом толк. Ни одна из них не променяет классного повара на пианиста, художника, гонщика и крутого, по самые яйца, копа. Я уж не говорю про смазливых моделей, которые пестрят псевдобрутальной щетиной в журналах.
Он одним движением насухо протер сталь стола и небрежно махнул мукой на поверхность.
- Поверь, повар – это эталон в мире секса. Если женщина хочет космический оргазм, ей не стоит искать космонавта. Да она и сама в курсе. Она пойдет к шефу. К Тиму Каравицу из «Кленового листа», к Франческо Франелли из «Тоски’», к Алексу Ронту из хромированной кофейни напротив. Она пойдет даже к Спинку, который каждый день пакует своими волшебными руками волшебные гамбургеры в трейлере на Виллэдж-парк. Поверь…
 Брамбус лукавил, упустив себя из списка. Он плеснул чуть воды, потом поднял облако надменным желтком. Пальцы Брамбуса пробежались по смеси, приводя отдельные продукты в однородную гамму теста.
- Поверь, - продолжил он, - все тетки, покупающие у Спинка котлету с булочкой, так и мечтают, чтоб он слепил гамбургер с их булочками и своей сосиской.
Брамбус облизал короткий толстый палец. Мне представилось, что он облизывает его каждый раз, когда пробудет новую телочку. Наверняка, их это заводит. Надо попробовать с Мэри. Хотя, Мэри в сексе консервативна. Блин, как иногда ломит яйца в ожидании минета. Даже ее минета, неумелого, долго-мучительного и абсолютно предсказуемого. Полизать себя она не дает. Так что с пальцем получится вроде как промежуточный вариант…
- Джим! Масло!
Брамбус уже катал тесто скалкой, которая, возможно, уступала в диаметре его члену.
- Так вот, ни фигура качка, ни смазливое лицо, ни, дай Боже, член размером со скалку - еще один мой «прыщавый» миф со свистом проиграл опыту шефа – не сравнятся с чувством женщины. Хотя, если природа наградила тебя двухдюймовой «перечницей», мне жаль тебя.
Я отрицательно замотал головой, убеждая шефа, что с «перечницей» у меня полный порядок.
- Если ты ее чувствуешь, можешь разложить на ингредиенты, понять чего не хватает для полного счастья – ты Король для нее! Соль  для опытных, перца для борьбы с однообразием, сахарку с медом тем, кто привык к жестокости, уксуса, чтобы развенчать привязанность «миссионерской, в один конец», позе. И так далее…
Тесто стало гибким и мягким. Ровно таким, из которого получаются лучшие пельмени. У Мэри была такая же кожа на груди, упругая и мягкая, мне нравилось ее тискать, целовать и облизывать. Она стеснялась, но я понимал, что ей по душе эти прикосновения.
 - Фарш готов, – я протянул миску.
- Мясо. Ты должен разбираться в мясе. Что главное в этих животных мышцах разных оттенков красного? Цвет? Вкус? Запах? Несомненно, все это важно. Но есть ощущение, которое не подделаешь добавками, водяными ваннами и ароматизаторами.
Я интенсивно пытаюсь прокрутить в голове, что же еще может быть важным?
- Звук! – Брамбус хитро улыбается мне. Его волосатые руки, мощные, по локоть закатанные в лен, уже нарезают аккуратными кружками тесто. Эти кружки, словно площадки для вертолета, и спустя минуту на каждой из них будет красоваться птичка из фарша…
- Звук, мой мальчик! – он интригует. – Свежее мясо шлепается на стол совсем по-другому, чем вчерашнее, позавчерашнее, и, побойся Бога, двухнедельное из морозилки. Даже отмоченное, почищенное и надушенное этой сраной новомодной химией!
Глаза его наступательно воткнулись взором в потолок, потом медленно, очертив кухоньку, вернулись ко мне, скромному подмастерью. Новичку в поварском деле и безнадежному невежде на поприще дивного траха.
- Звук падающей парной телятины сопоставим со шлепком по аппетитной попке. Ты можешь ориентироваться на лопатку, как на камертон. Шлепни свою девку так, чтобы в твоей дырявой башке всплыло сегодняшнее утро, когда мы на рынке выбирали мясо.
Для меня как-то не очень ассоциировалось мясо, а тем более его падающий звук, с попкой Мэри, но я предпочел не спорить. Надо на досуге покидать на разделочную доску пару фунтов свинины – может, проникнусь?
Брамбус раскидал щипками фарш и, протерев руки от мясных остатков, принялся закручивать тесто.
- Многие думают: схватил ее за соски – и она расплылась… Враки! Ты дурак, если думаешь так же, -  мучной палец грозно уткнулся мне в нос.
- Вот крутишь сейчас пельмени. Попробуй сделать так, чтобы узелок скручивался, но тесто не приминалось, даже чтоб мучная присыпка не отваливалась. Делай это максимально нежно, словно держишь мотылька за крылышки. Нежно, полностью контролируя тесто или бабочку. Не важно, что в руках, главное принцип.
Мои пальцы не слушались, и я, по ходу, загубил уже целую селекцию бабочек.
- Сделай тысячу пельменей, как я говорю – и от одного твоего прикосновения к соску или клитору девка поплывет, словно масло на сковороде.
Брамбус снова сверкнул многозначительной улыбкой, поправил колпак и приоткрыл кастрюлю, где зачинался кипяток.
 - Это, - щепотка пальцев вознеслась величественно вверх, – твой путь к могуществу. Задом махать, запихивая свой член в пещерку возлюбленной – много ума не надо. Главное, чтоб ревматизм не прихватил. А так шуруй, туда-сюда, в ожидании прихода у твоей ненаглядной. А пальцы спасут тебя, когда внизу нестояк по какой-либо причине. Ну, пять раз не каждый может за ночь. Или с тобой три красотки. И надо всем и сразу. Да и в старости захочется девку побаловать. Член-то может уже подвести, а вот руки сноровки не забудут.
Он попробовал воду на вкус. Кивнул сам себе, еще раз вдохнул волнующуюся пузырями воду.
- Пальцы - это твой проход на ее интимную дистанцию. Сперва она тебе даст себя помацать. И вот насколько твои руки будут хороши - зависит ее следующее желание. Или «Добро пожаловать в замок», или «Простите сэр, но Вам сегодня наказано дрочить…» Станешь асом - и тебе не надо ждать разрешения. Пока ты будешь ее ласкать, отточенными на пельменях движениями, она и слова не скажет. Она вообще из всего алфавита одну букву вспомнит. «ААААААААААААААААА…»
Он протяжно застонал, мечтательно закатив глаза. Наверное, так стонали все его пару сотен женщин. Хотя Брамбус навряд ли помнил, сколько их было. Может и больше пары сотен…
Он закинул первую партию пельменей, подбадривая их поварешкой.
- Но до пальцев, парниша, тебе нужно научиться целоваться. Тут пельменями не поможешь. Сплошная практика, на хороших пухленьких молодых губках. Но кое-что из кухни тебе пригодиться.
Он обошел плиту, пританцовывая, приоткрыл окошко раздачи, глянул в зал, потом поднял крышку с куриным супом и вдохнул, перебирая ширококрылыми ноздрями наваристый запах. Я уж заволновался, как бы он не втянул в себя из кастрюли куриные окорочка. Но Брамбус вернул крышку на место.
- Ты любишь арахисовый крем? Наверняка да. Я не видал еще дурня, который бы отрицательно качнул своей дурной головой на этот вопрос.
Я не хотел быть дурнем и кивнул положительно. По правде говоря, это было одно из моих любимых лакомств.
- Так вот, Джимми. Закрой глаза и представь, что тебе очень захотелось этого самого крема. Представь его запах, с легкой горчинкой, его вкус - такой манящий, что если не перебивать крепким кофе, хрен остановишься, пока не съешь ведро… Представил?
Я качнул головой, послушно зажмурив глаза. С воображением у меня было все в порядке. Я так отчетливо захотел арахисового масла, что облизнулся.
- Вот! – возглас Брамбуса раздался прямо в моем правом ухе. Я подскочил, удивленно на него таращась. Толстяк захохотал. Отсмеявшись, он продолжил:
- Ты облизнулся! Ты сделал это бессознательно. – Он провел мешалкой в кастрюле, поднимая со дна прилипшие пельмешки.
- Так вот, целуй ее так, как ты облизываешь свои губы, наслаждаясь лакомством. Целуй так, словно пробуешь очень горячий чай – маленькими, аккуратными движениями. Или с радостью, большими кусками хапаешь мороженное от «Сильвер Сноу» в летнюю жару. А попробуй причмокнуть, как делаешь, когда высасываешь ароматный сок  из куска ростбифа, положив его себе в рот.
У меня не получалось все сразу вообразить, но я старательно запоминал.
Он хлопнул меня по плечу.
- Расслабь мозг, парень, не запоминай. Иначе ничему не научишься. Целуй ее так, словно пробуешь самое вкусное блюдо на свете. Закрой глаза и наслаждайся. А твой мозг сам подскажет твоему языку и губам нужные движения.
Я облегченно выдохнул – перспектива вспоминать во время обниманок с Мэри, что как надо есть, меня напрягала. А так, захотелось ростбиф – представил себе ростбиф и целуешься с Мэри по-ростбифски. Захотелось морожка – получи мой рот большими глотками. Может виски? Поцелуй будет сдержанным, рот узким, но прижаться к ней и долго смаковать, словно это тот самый бренди, который 12 лет болтался в навороченной коньячной бочке из «хрен-знает-какого» столетнего дуба.
- Круто… - выдохнул заворожено я.
- То-то же,  - усмехнулся Брамбус.
Он уже выкладывал порции на тарелки, посыпая зеленью.
- Зелень - это твое прощание с ней. Как украсишь блюдо, так ты его подашь людям, и они будут помнить именно такой вид. Как простишься с девушкой, таким она тебя и запомнит. Не забывай прощаться хорошо, даже если у тебя не встал и ты продрых пьяным, в сапогах, десять часов в ее постели.
Мне смутно представлялся такой вариант с Мэри, но я запомнил.
- Ты  - это то блюдо, которое девки должны хотеть всегда. Пусть не все, а те, которых хочешь ты. Подашь себя хорошо первый раз - от заказов потом отбоя не будет!
Он снова хохотнул и дернул за колокольчик. Официант мог забирать пельмени.
- Джим, можешь быть свободен. Набивай свиданку Мэри – завтра расскажешь, как у нее дела обстоят с арахисовым вареньем.
Он снова засмеялся, а я покраснел. Так заканчивался мой каждый рабочий день.
Ресторан у нас был не русским, а обычным американским. Но Брамбус настоял перед хозяином, что включит в меню свои десять блюд. В свое время он покатался по миру, собирая рецепты и сердца красоток.
Пельмени были одним из неприкасаемой интернациональной десятки. Он сам вызвался приготовить их двум дамочкам слегка за сорок, но с той особенной красотой розы, которая вроде бы уже должна осыпаться с приходом осени, а все продолжает каждое утро радовать тебя.
Я не сомневался, что они попросят его телефон, якобы уточнить рецепт. О Брамбусе ходило много историй по городу. И женщин в нашем ресторане было всегда не мало. Поэтому каждый раз, когда после учебы я бежал в «Попробуй здесь», я бежал не за пятью долларами в час. Я бежал услышать его бесконечные истории о еде и сексе.
Чтобы когда-нибудь самому стать Шеф-Поваром.
И в еде, и в сексе…