Ты была запредельно близка...

Ты была запредельно близка.
Твои локоны,
с запахом хвои и вечности,
лучились
каждым
волоском.

Ты перестала краситься,
когда я
поцеловал
твоё детское фото
с улыбкой
лягушонка
и похвалил
цвет твоих косичек.

Ты держала меня за руку
на расстоянии.
А мне нравилось
нащупывать твой пульс
губами на висках и шее.

Ты целовала небо,
и
испарина облачка
раскачивала
какую-нибудь звезду.

Белые цветы в саду
склонялись к твоим ногам,
а красные цветы в саду
тянулись к твоим губам.

Ты никогда не слушала,
когда я читал стихи – о чём они?
Ты смешно надувала щёки
и хлопала по ним ладошками.
На этом чтение
заканчивалось...

Затем ты садилась мне на колени,
выхватывала драгоценные листы
с каракулями стихов,
бросала их в потолок
и запечатывала мне губы
своим дыханием.

А ровно в зАполночь
ты уезжала спать
в жестокое гетто разлук.
Ты не хотела оставаться со мною
той, что мне неизвестна.

Я назвал тебя однажды
хрустальной розой.
Мы оба знали, что это не так.
И понимали,
что разбить её можно
только вдвоём.

И когда однажды,
устав от того, что не вместе,
я спросил тебя
о том,
о чём нельзя было
спрашивать,
потому что оба
знали правду...

Я спросил...

Боже, что же я спрашивал?
И зачем?
Ведь ложь, придуманная двумя,
казалась раем,
где оправдано всё...

ты ответила…

Потому что есть такие истины,
которые, если произносит один,
то другой не может её разорвать.

А потом мы плакали,
каждый в одиночку,
хотя и с кем-то.

Теперь мы играем в дружбу.
Но знаем, что это другая ложь.
Потому что
после познания истины
приходит познание
горечи иллюзий.