Маме

Маме...




Никогда не была придворной,
Твоя непокорная дочь,
Если только немного уж гордой,
На тебя похожей точь-в-точь.

Может, млел тот народ от сплетен,
И все пули целились в сердце,
Но мой друг - северный ветер,
Прикрывал в мою душу дверцу…

Отчего же ты все томилась,
И болела людской молвой,
За меня образам молилась,
За меня уходила в бой.

Моя тихая, добрая песня,
Ты и голос, и Муза моя,
Я прошу, обо мне не бойся,
Я сильнее боюсь тогда.

И грозы, и холодного ветра,
И своих одиноких ночей,
Так боюсь, и людей наверно,
Что похожи на палачей.

Я боюсь, замечать все чаще,
Что мне не о чем письма писать,
Я так долго, так долго молчала,
Обещаясь потом рассказать.

Мне уже не мерещится, слышишь?
Я уже не рисую морей,
Может это не я уже, видишь?
Лишь обрывки забытых ролей.

И теперь, я как будто без тела,
Без гримас, театральных романов,
Я же знаю, ты очень хотела,
Чтобы я прожила без обманов.

Без иллюзий, и замков в Париже,
Без ошибок влюбленной поры,
И теперь я намного ближе
К притяженью планеты Земли.

И теперь, я грешу нечасто,
И вином не плескаю в себя,
И уже не слагаю я сказки,
Будь спокойна, родная моя.

Ты пиши иногда мне письма,
Как подруге, пускай незнакомой.
Обо всех новостях из жизни,
Или просто от доли горькой.

Не терзай понапрасну струны,
И не тронь отболевшие раны,
Потому что еще не поздно,
Даже если еще не рано.

Никогда не была покорной,
Никого не любила зря,
Даже если была я придворной,
То думала… у короля…