Три разные реальности

                Наталья ГВЕЛЕСИАНИ
   
   
   
                ТРИ РАЗНЫЕ РЕАЛЬНОСТИ
   
   
   Мы редко задумываемся над тем, насколько многие известные и малоизвестные поэты - разные.
   То, что мы привычно именуем расплывчатым и завораживающим словом Муза может иметь у внешне сходных по языку, тональности, образной системе поэтов абсолютно разные источники, разные двигатели.
   Поясню это на примере трех поэтов - Анны Ахматовой, Александра
   Ю. Кеинашвили и Ирины Кажянц. Двое последних - малоизвестные поэты из Тбилиси и в данном случае меня интересует разница не в степени одаренности и масштабности охвата действительности, а в глубинных установках, которые предопределяют те или иные смыслы и образы.
   Возьмем, к примеру, такое стихотворение Ахматовой:
   
   Любовь покоряет обманно,
   Напевом простым, неискусным.
   Еще так недавно - странно
   Ты не был седым и грустным.
   
   И когда она улыбалась
   В садах твоих, в доме, в поле,
   Повсюду тебе казалось,
   Что вольный ты и на воле.
   
   Был светел ты, взятый ею
   И пивший ее отравы.
   Ведь звезды были крупнее,
   Ведь пахли иначе травы,
   Осенние травы.
   
   Это - выписанный тонкими красками земной мир, преломленный через мировосприятие тонкого, чуткого лирика, где под воздействием земной любви, за которой, как легкое дуновение, притаилась тайна, звезды становятся крупнее и пахнут иначе травы.
   Но не более того. Тайна - лишь легкое дуновение. Даже если
   
   Божий ангел, зимним утром
   Тайно обручивший нас,
   С нашей жизни беспечальной
   Глаз не сводит потемневших
   
   Это ничего в мире принципиально не меняет - мир остается достаточно прозрачным, ясным, гармоничным, - в нем нет слепого порыва в Вечность. Предметы, чувства, мысли остаются в пределах привычной реальности.
   
   Оттого мы любим строгий,
   Многоводный, темный город,
   И разлуки наши любим,
   И часы недолгих встреч.
   
   Но вот мы открываем сборник "Песни Про" Александра Ю. Кеинашвили, скользим взглядом по строчкам и чувствуем, как ахматовская реальность растворяется - даже не так: растрескивается, разламывается, распадается от неведомой дотоле силы, поднявшейся из глубин подсознания. Все в этом - поднявшемся из глубин - мире - не так, как в верхушке айсберга, к которой прикован взор поэтов-реалистов.
   
   Я лег на землю, там, где плыли воды
   За призраком реки, горевшем в неге
   Ныряя в беспросветные глубины
   Где от огня к огню разлито горе
   И где, как лошадь, тень моя крадется
   И как дорога, небу лижет руки
   Тебе уже не стать моей душою
   Ты ждешь рассвет, укутавшись во мраке.
   
   
   Что-то не так в датском королевстве. Мир ракололся и трещина прошла по сердцу поэта. Лирический герой вскакивает, как во сне, куда-то бежит, его настигают подземные воды, размывая стены лабиринта и грозя превратить его - лабиринт - в огненно-водный хаос.
   Любовь здесь - велика и неоглядна:
   
   Любовь, не спи, тебя на камни рубят
   Слова твои, где нет предела небу
   Ты не умрешь, пока сама не станешь смертью
   Все небо отогрев от зимнего надлома.
   
   
   Все дело в том, что лирический герой Кеинашвили вспомнил - как скорбь по отсутствующему - что помимо того фанерного карточного Домика, который мы по привычке считаем единственной реальностью, существует еще Дом, который пробуждает гнетущую тоску и взывает к нам своим таинственным отсутствием.
   Герой Кеинашвили вспомнил - как скорбь по отсутствию Чуда - Дом. Но не вспомнил Дорогу.
   
   Мечусь я весь в мечтах, крови и звездах.
   Вокруг любви лозою обвиваюсь.
   Но как дойти до неба не пытаюсь
   Меня в огонь выбрасывают звезды.
   
   И вот он блуждает среди отраженного - по сути, лунного - света, пытаясь собрать его воедино и вернуть к Истоку, но на деле - все множит и множит отражения, дробит и дробит себя...
   Отсюда - нет выхода.
   Пока не щелкнет - никому не ведомо как - переключатель внутри - и все мы не окажемся в еще одном регистре, еще одной реальности.
   Проиллюстрирую эту реальность через общий взгляд на поэтический мир Ирины Кажянц.
   Это - снова цельный и гармоничный мир. Цельный - как и у Анны Ахматовой. Но - какая бездна между этими двумя гармониями! Если ахматовская гармония покоится на иллюзиях, из которых соткан вид на верхушку айсберга, противясь которым Кеинашвили рискнул нырнуть вглубь и обнаружил нижнюю часть айсберга со всей его дисгармонией, то в мире И. Кажянц нет деления на верхушку и подводную часть. Это - гора в золотистом или голубоватом сиянии, поднимающаяся не из мутных вод подсознания, а из самого моря, из тех глубин, где хранится привкус соли и шум прибоя седой древности. Здесь, среди древнейших архетипов, оживают старинные легенды и становятся былью сказки.
           Это - солнечный, а не отраженный свет. То есть это не привычный свет привычного нам солнца, который на самом деле тоже в какой-то степени является отражением. Это - внутренний сердечный свет, соединенный с умом, который ложится на бумагу в лучших стихотворениях как редкий по красоте сплав формы и содержания. Святые отцы православия называют такой сплав умным видением.

                Загорелись, засветились, занялись
                Чудо-листья, огоньки, закатный след.
                Я закрытыми глазами вижу высь,
                Где рождается щемящий нежный свет.
                «Листопад»
               
                Рвется нить, дробится быль на небыль,
                Мне опять понять не удалось:
                Что же помнят, тайное, о небе,
                Золотые кони наших грез?
   
                И летят сквозь синие деревья,
                Сквозь огонь отчаянной зари.
                На какие звездные кочевья
                Их срывает голос изнутри?
   
                Что им наш извечный страх исхода,
                Что им плен, мгновенья и века?
                Им святая, древняя свобода
                Под копыта стелет облака.
                «Золотые кони»
        Добро и Зло, Свет и Тьма здесь разделены, разведены в стороны мечом Любви и нигде не смешиваются, как у Кеинашвили. И в тоже время это не то упрощенное разведение в стороны добра и зла, которое мы видим у поэтов-реалистов, работающих с верхушкой айсберга.
   В этом мире - все просто и ясно. Здесь добро есть добро и зло есть зло - здесь все называется своими именами. Но это - отнюдь не однозначный, не простой мир. Гармония и восторг перед загадкой бытия соседствуют здесь с сознательно приглушенным трагизмом и болью, которыми оплачивается существование во всякой подлинной реальности.

                Меня убьют мой лед и мой огонь -
                Те, что в душе смешались адским зельем:
                Мой лучший друг и самый верный конь
                Умчались прочь в рождественской метели.
   
                Огонь и лед сумели повенчать
                Моя беда, любовь моя и память.
                Но боль нельзя заставить замолчать,
                Ее лишь можно в песню переплавить.
   
                Внезапно тайну горькую она
                Откроет мне в минуту вдохновения:
                Любовь бывает в жизни лишь одна,
                А все, что после - жажда повторения.
               
                «Меня убьют мой лед и мой огонь»

        Здесь помнят и Дом, и Дорогу, но порой страшно устают от соприкосновения с людьми, живущими в мире отраженного света, растрачивая впустую тепло и рискуя сорваться в реальность Кеинашвили:
   
   Как я устала седлать коней
   Не своих,
   Как я устала от людей
   Слишком земных.
   И на каждом рассвете я жду
   Белых птиц.
   Слышишь, я без тебя пропаду,
   Маленький принц.
   .............................................
   Как я устала от мира, что сам от себя устал.
   Среди бездарных копий искать оригинал.
   
   Суть же того, что происходит с людьми в мирах отраженного света как нельзя лучше передает стихотворение И. Кажянц "Хрустальный шар":
   
   
   ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР
   
   В твой зыбкий дом роняет сны
   Хрустальный шар.
   Кристалл в дыхании Луны -
   Твоя душа.
   И я услышу в тишине
   Твой зов немой,
   Хотя плывет он по стене
   И за стеной.
   Я слышу, бьется твой порыв
   О грань миров.
   Не разгадав и не открыв,
   Как снять покров.
   Твоя закована мечта
   В тугой браслет,
   Что отражает слово "да"
   Зеркальным "нет".
   И отражённый коридор
   Меняет суть.
   И я верну тебе простор -
   Когда-нибудь.
   
   
   Вернуть простор - это и есть цель любви лирической героини Ирины Кажянц. Хотя едва ли корректно примерять слово "цель" к такой бесцельной и бесполезной вещи, как Любовь.
   Таким образом, все три поэта - Ахматова, Кеинашвили, Кажянц - вне зависимости от степени поэтического дарования и широты охвата действительности - имеют дело с тремя абсолютно разными реальностями.