Деревенские страдания

В телевизор видел Федя
как какой-то мужичок,
с виду маленький – Ведмедев,
морщил мыслью мозжечок.
Говорил про перемены
в городах и на селе,
мол, вкуснее будет сено,
и коровы веселей,
и начнут рожать не бабы,
а какие-то вирты…
Мы сидели, быдто жабы
до ушей раззявив рты.
Это ж как? А нам куда же?
Мы ж привыкши к мужикам
не слегка, а очень даже –
быдто скрипицы к смычкам.

Но сказал мой Федя просто
(он умнее всех других!):
«Перемены? Ай, да бросьте!
Мало ль что трезвонит псих!
Ты, Натаха, будь умнее,
ты ж не Ксения Собчак,
я б, пожалуй, смог и с нею…
правда, если натощак».

Вся от гордости потея,
я зарделась, как буряк,
сковородкой прямо в темя
в благодарность Феде – шмяк!
Федя только рассмеялся,
широко разинув рот:
«Ээх! Когда же я боялся
ваших бабьих сковород?
Перемены, перестройки –
всё мне пофигу, Натусь!
Вот и ты держися стойко,
я ж с тобой, Натусь! Не трусь!»

Да и то! Чего бояться?
Сколь уж было ведмедей,
только хочет изменяться
мало кто среди людей.
И вапще, к чему резоны
нам менять – живём как все!
А какие-то там клоны
параллельны нам совсем!


Перемены как-то трудно
на деревню нынче прут.
Так же день проходит нудно –
день прожить до ночи – труд.
Мы ж с милёночком живём
по старинному – вдвоём:
то трусы заварим с чаем,
то засерем водоём,
то отправимся мутузить
раздолбая соловья,
то распляшемся на пузе
средь поникшего жнивья,
то соседкиной корове
узелком завяжем хвост.

В общем, всем попортим крови
от души и в полный рост,
не со зла, понятно дело,
так шутейно, с юморком,
чтоб размять до ночи тело
перед чувственным рывком.

…Только лишь зажмурят очи
на деревне стар да мал,
мы орём со страшной мочи,
чтоб ни мал, ни стар не спал.

А когда они с дрекольем
прибегают к нам на двор,
мы им мозги канифолим,
мол, на двор забрался вор,
и хотел поджечь деревню
как Хатынь, спалив дотла,
может это – Гитлер древний,
аль какой-нибудь Сулла,
или вовсе сам Бен-Ладен,
что как чёрт ночной нечист.
Будь он, Ладен-Бен, неладен,
мусульманский террорист!

Ну, соседи, знамо дело,
до утра встают в пикет:
самогонкой моют тело,
чтоб не гнил снутри скелет.
А приняв  лекарства вволю
затевают мордобой –
полюбовно, без дреколья,
чисто братья меж собой.
И войдя в душевный гонор
так друг дружке  врежут в фас –
столько крови даже донор
не сдаёт врачам за раз!
Но, опять же – не с досады,
а здоровья ради, лишь!
Силой им похвастать надо –
разве ж это запретишь?

Ну, а мы, шальные бабы
распеваем до утра.
Тоже пьём, не абы-кабы,
а до сжатия нутра,
и подсолнухи лузгаем
до чернения зубов,
а потом ещё играем
в разноцветную любовь.
И на спор, задрав подолья,
совращаем мужиков –
им ведь только дайте волю,
изменить любой готов!

Так идут «Большие гонки»
на деревне цельный год.
Выпил тонны самогонки
от бессонницы народ.
А чего? Имеем право
на запев и на куплет.
Нам ещё б «Минуту славы»
заманстрячить на селе!
Вот уж быстренько б забрали
наши люди миллион!
Это ж вам не трали-вали –
пить горючий самогон,
да занюхивать гармонью,
за углы кусать меха.
Городским бы, этой вонью
закрутило потроха.
Ну, а мы себе гуляем,
да играем в «КВН».

Нет, не надо раздолбаям
на деревне перемен!