Поэты, киноповесть, глава6

Андрей Синицын идет вдоль реки по бетонным плитам, которыми выложен берег. На старых, покосившихся и потемневших, деревянных мостках сидят  подростки и удят рыбу. Привязанные к небольшой пристани, покачиваются зеленые и синие лодки. Крупные камни у берега густо покрыты водорослями, шевелящимися в воде. Волны, поднятые прошедшей по реке баржей, ударяют о берег. Неподалеку – красная кирпичная труба котельной и несколько деревянных построек. У кустов акации – облупленный, ржавеющий остов автомобиля с выбитыми стеклами и сдутыми шинами. За рулем – маленький мальчишка, он играет «в шофера», издавая ртом звук «би-би». Лает дворовый пес…   

А на противоположной стороне реки – современные «высотки», по многополосному шоссе проносятся тяжелые грузовики, автобусы, легковые авто и мотоциклы.

Андрей Синицын присаживается на пенек, из которого проросло несколько молодых ветвей, и начинает внимательно разглядывать окружающий его пейзаж. Андрей достает из сумки жестяную банку, откупоривает ее, пьет, ставит банку себе под ноги. Достает блокнот и авторучку, что-то пишет, зачеркивает. В голове его возникают сумбурные бессвязные строчки:  «Тебя на третий день прошибло… Тебя на третий день пронзило… так пыльных мотыльков и бархатных шмелей… как прежде, также… На пыльных мшистых руинах кости поэтовы… покрываются скользкой плесенью… и пускают крепкие костяные корни… Уткнувшись головой в подушку, он плачет чистым этиловым спиртом, который есть сок для усталого разума, ошарашенного чередой несоответствий… Поймал лягушку-квакушку… Услышал кукушку… Угодил в психушку… Устроился в шарашку… Раздавил букашку… Порвал бумажку… Влюбился в Наташку… Амброзия духа, плывущего над материей… Солнце в зените, и солнце закатное… Все иль ничто… Песни забытые на граммофонной пластинке, когтем расцарапанной… Грохочут… смертей… насекомых… в обличье божественном… тайны… На донышке мозга случайно остались… И водки бутылка… Денег копилка… Сиреневым светом бликует… Муть голосов… жуть… чуть-чуть… фьють-фьють… Блестящих… Группа «Блестящие», да, тьфу, ты… Такое раздолье для… Резче… Бутылку откупорив, так-так… Всплеск, блеск, треск… Запоздалый, усталый, вялый, талый, белый, шалый, голый, малый, полый, новый… Мерцаний, касаний, лобзаний… В кислотных туманах, обманах, румянах… шлюх пьяных... Солнце, оконце, японца, тевтонца… Ушедшие в дальние штольни… Разящие сумрак лучами… Беснуясь, волнуясь, тусуясь… Ожившие звезды… Стальные болты, котлы… коты… Вкус, укус, уксус, мускус… Запотелые окна, стекла блеклы… На крыше медведи, достали соседи…  Сюжеты не сложны, но все не возможно…Песочек в кулечек… Изливаю, лью воду на камни… Мурашки, мушки, фисташки, букашки, бумажки, макушки, ватрушки, чекушки, неваляшки, замашки, катушки, близняшки… Серьезен и пышен… Напоследок напой, наиграй… По капельке… К виску… Лучезарных… Башни, вишни, барышни, черешни… То ли дело… Охотница Диана… Бесшабашный, бесстрашный, острожный, невозможный… Бег на привязи… Как пистолет к виску… Замысловатый… Протяжно кличет… Кровавый трон, барон, вагон, бидон, флотский макарон…Залит он кровью, испачкан калом, желчью, рвотной массой, спермой… Приспущены трусы… Сюита… Медленного вальса… Прикосновенье к клавишам… Ждет он восход в… Сердце разорвано… Виден город, сотни башен.. Индюк, крюк, каюк, вреднюк… Пылает небосвод, бутерброд, водопровод… Лучик, ключик… Кровавая струя стекает от макушки до виска… Медленно танцуя, крепко сжав…Песню исполнили… Похоронные марши… В ночи свищет сиреневый дрозд… Пешеходы проникли в святая святых… Пучеглазые птицы… Междометий… Ломает узор, взор, позор, дозор… Кровавый восход… И собирает траву… Снег, мрак… К северу воды спешат…  Разбиты в осколки… Слюнные железы вырваны с корнем…»
Андрей Синицын допивает жидкость из банки и, сжимая блокнот в руке, идет вдоль берега на пустырь, заросший травой. Садится на корточки у воды, вырывает из блокнота по одному листку и, делая из листов кораблики, пускает их по воде. Некоторое время наблюдает как его «флотилия» удаляется, подхваченная течением, затем ложится на траву и, подложив сумку по голову, засыпает.

**

По пустырю, напевая что-то себе под нос, бродит Дуся Маргаритова. Она собирает цветы и плетет из них венок. Один венок уже украшает ее голову, из-под венка выбиваются русые кудряшки. Круглое лицо Дуси Маргаритовой усыпано веснушками. На плече у девушки полотняная сумка, на сумке рисунок – улыбающаяся корова с ромашкой в зубах. На Дусе Маргаритовой длинная юбка и блузка в мелкий цветочек.

Дуся Маргаритова замечает множество бумажных корабликов, плывущих вдоль берега. Один кораблик застревает между камней, и Дуся подцепляет его веточкой. На бумаге что-то написано, Дуся пытается прочесть, но строчки расплылись. Она раскладывает бумажку на коре поваленного дерева и идет в ту сторону, откуда приплыли бумажные кораблики.

**

Андрей Синицын, одетый в коричневый вельветовый костюм и черную битловку, сидит за пластиковым столом перед толпой журналистов. На столе – включенные диктофоны, микрофоны и бутылки с водой. Идет пресс-конференция, и Андрей Синицын ее главный герой. Фотографы перемещаются по зале в поисках хороших ракурсов, прицеливаются в Андрея объективами фотокамер. Справа от Андрея – его издатель, барственно важный пузатый и бородатый господин в полосатом костюме-тройке, на пальце у издателя сверкает перстень с бриллиантом. Слева от Андрея – секретарша, молодая привлекательная женщина, одетая в «оксфордском» стиле, на ее переносице блестят очки, перед ней на столе – папка с бумагами и блокнот, в котором она время от времени делает какие-то записи.
Среди журналистов Андрей Синицын узнает многих своих знакомых, в том числе: Ивана Железякина, Артура Пучкова, Алину Грингот, Василия Василиевича Глубокого, Дусю Маргаритова, Сергея Пантелеева, Жана Пистона и даже продавщицу из бакалейного магазина. Он нисколько этому не удивлен.

Алина Грингот обмахивается огромным черным веером:

- Алина Грингот, представляю «Вечерний флибустьер». Скажите, вы ведь, кажется, начинали со стихов… А с той поры, как вы стали автором популярных триллеров, вы совсем забросили поэзию?
- Да… совсем. Писать стихи, это дело молодых. Я повзрослел и занялся делом.

- Сергей Пантелеев, - подает голос крупный и благообразный молодой человек, - с радио «Прогресс». Вы ведь работали какое-то время журналистом и копирайтером, но ушли из этих профессий. Почему?
- Платят мало! Увы… – усмехается Андрей и разводит руками. – Да, вы и сами это прекрасно знаете, мои БЫВШИЕ коллеги… - обращается он ко всем журналистам с фальшивым сочувствием.

Журналисты переглядываются между собой и вздыхают.

Иван Железякин резко встает с места и, не представившись, спрашивает очень сурово:

- А как вы относитесь к тому, что серьезные интеллектуалы высказываются о ваших книгах пренебрежительно?
- Мне совершенно чихать на всех так называемых серьезных интеллектуалов, а также на то, что они думают или говорят о моих книгах. Я делаю свою работу хорошо! Моя работа получила определенное признание! У меня есть свои читатели и их круг довольно широк! Ну и какое мне, скажите, дело до каких-то там «интеллектуалов», чье мнение имеет вес только в их же собственной среде?!

Артур Пучков тянет вверх костлявую ручонку:

- Артур Пучков, информационно-развлекательный портал «Бублик»…

Андрей, издевательски морщась, переспрашивает и, приложив ладонь к уху, тянется в сторону Артура, как будто и вправду плохо слышит:

- Как, простите, еще раз? «Рублик»?

- Нет, - Артур Пучков заметно раздражается, - «Бублик»… Скажите, а часто ли у вас возникают конфликты с вашими издателями и редакторами?
- Нет! У меня с редакторами и издателями не может возникнуть никаких конфликтов. Потому что у нас одни и те же цели и задачи! Мой редактор хочет, чтобы книга получилась хорошей, и я хочу, чтобы книга получилась хорошей. А мой издатель хочет, чтобы моя книга хорошо продавалась, и я, представьте себе… хочу того же самого - чтобы моя книга хорошо продавалась!

Андрей переглядывается со своим издателем, и издатель согласно кивает в ответ.

- Другое дело, - продолжает Андрей, - что у нас могут быть разные мнения на счет того, что такое хорошая книга и что нужно для того, чтобы она хорошо продавалась. Но эти вопросы мы решаем в процессе профессиональных дискуссий.

Андрей опять смотрит на издателя, издатель кивает и удовлетворенно складывает руки на своем внушительном пузе.

Вопрос хочет задать и Вас-Вас. Но он лыка не вяжет! Шатается, выкрикивает нечленораздельные фразы, через стол пытается обнять издателя, щипает его за пузо, тянет за бороду. Издатель отпихивает Вас-Васа и кричит:

- Успокойте, пожалуйста, своего коллегу, иначе я позову охрану!!!!

Но два охранника-гиганта уже спешат на помощь издателю. Они хватают Вас-Васа, который неожиданно легко раскидывает этих здоровенных парней приемами айкидо. Вас-Вас вскакивает на стол, к нему на стол запрыгивает секретарша, звучит танго, и под эту музыку секретарша и Вас-Вас начинают страстно и увлеченно танцевать на столе. В зубах у секретарши зажата роза, а строгий «оксфордский» костюм вмиг превратился во фривольный ярко-красный наряд.

Издатель тем временем подхватывает Алину Грингот, и эта пара начинает лихо выписывать самые сложные па.

Один из охранников галантно приглашает Дусю Маргаритову – миниатюрная девушка доверчиво прижимается к нему, а он подхватывает ее на руки.

Скачут и кружатся в танце и все прочие, кто как может.

Жан Пистон, например, весьма темпераментно танцует со шваброй.

А Артур Пучков исполняет стриптиз перед вторым охранником. Охранник, злодейски ухмыляясь, поигрывает резиновой дубинкой. Артур Пучков, приспустив брюки, похотливо вертит перед охранником тощей задницей в розовых стрингах, приговаривая гнусным голоском: «На самом деле я – девушка! Видишь? Девушка я… Видишь, какая я! Возьми же меня скорей!... Возьми меня прямо сейчас!!!! О, мой сладкий негодяй….»

Иван Железякин выхватывает из кармана пачку майонеза, рвет ее зубами и начинает поливать всех танцующих майонезной струей, громко скандируя: «Долой попсу!!!! Да здравствует серьезная литераДура!!!! ЛитераДуру – в массы!»

**

Андрей Синицын дергается во сне, бормочет, вскрикивает. Рядом на пеньке сидит Дуся Маргаритова и зеленой веткой обмахивает лицо спящего. Андрей просыпается, вскакивает, дико, ошарашенно, со звуком «б-р-р-р-р!!!!!!!», озирается, узнает Дусю, облегченно вздыхает, вытирает пот с лица, трет голову – после сна под палящим солнцем голова его очень тяжела!

- Здравствуй… какая неожиданная встреча! У тебя воды случайно нет?
- Привет! Держи чай! – Дуся наливает из термоса в пластиковую кружку.

Андрей, напившись, идет  к реке, снимает обувь, заходит по колено в воду, окунает в воду голову.

Когда он, мокрый, возвращается, Дуся предлагает ему пирожки:

- Угощайся, я сама пекла!

Андрей жует пирожок, запивает чаем, смотрит на реку. А Дуся Маргаритова смотрит на Андрея.

По реке плывет баркас, тянет за собой груженную щебнем баржу.

**

Запущенный флигель старого деревянного дома. На прогнившем, грязном, дырявом матрасе, расстеленном прямо на полу, раскинув ноги и руки, валяется Вас-Вас и, прикрыв глаза, жалобно постанывает. Из мебели во флигеле только печка-буржуйка да обшарпанная тумбочка. На печке – сковородка с остатками еды, отдаленно напоминающей картошку, жаренную с луком. На тумбочке – стопка зачитанных книг. У плинтуса – батарея бутылок. На грязном подоконнике – банка, полная окурков. Замызганное стекло на треть уже заросло паутиной. Часть обоев содрана, а другая часть густо исписана строками, по всей видимости, стихотворными. Можно прочитать самую крупную надпись:

Чистый крепкий алкоголь
В моей жизни играет первую роль!

Ко флигелю приближается Дуся Маргаритова, дверь не заперта, девушка толкает ее и заходит внутрь. Вас-Вас открывает глаза и тихо шепчет:

- А… Моя добрая фея! Спасительница! Как бы я без тебя…

Дуся Маргаритова пытается навести во флигеле порядок. Вас-Вас с грустным и виноватым видом наблюдает за ее стараниями, сидя на матрасе. Вас-Вас держит в руках тарелку со свежими пирожками, рядом на полу – термос с чаем.

- Фея!!!! Одолжи грошиков! Я отдам! Честное слово…
- Во-первых, ты не отдашь. А во-вторых, все равно ведь пропьешь!..
- Пропью… да… это правда… Не давай мне больше денег! Никогда… Конченный я человек, пропащий, совсем пропащий… - Вас-Вас начинает хныкать и причитать. - Зачем ты приходишь ко мне… Брось ты это… Меня уже не спасти… Все про меня забыли, и ты забудь. Ангел ты, ангел! Ангел во плоти!.. Оставь меня! Прокляни меня, нимфа… Дай мне спокойно сдохнуть под забором, как и положено настоящим русским поэтам! Не тревожь мою совесть, она и так больная… Исстрадалась моя бедная душа! Горемыка я, поломал свою жизнь, и жене своей жизнь поломал, и детям, и внукам…
- Разве у тебя есть дети и внуки, Вас-Вас? Где же они сейчас?..
- Нету! Нету их!.. Но ведь могли бы быть! Да? Могли бы быть… Эх… Один я на всем белом свете, хрен безлошадный!.. Один-одинешенек…
- Хватит ныть!
- Одолжи грошей, Белоснежка!
- Не одолжу, не зуди!

Дверь скрипит, приоткрываясь, и в образовавшуюся щель осторожно просовывает мордочку рыжая дворняжка с хитрыми глазками. Вас-Вас отламывает половину пирожка и бросает собаке под нос.