Lizard

Я по-моэму, стисну пальцами струйку бурого кипятка.
Я по-твоему, мелко плаваю и течению толстолоба.
А рука моя, жидко-плавкая, растекается, как строка. 
Сверху бритва чужая пялится.

               ***
Икры – в замшу сапог.
Горловина – чулком.
И в браслеты – запястья.
Вязкий дым – под язык.
Из билетов гашёного счастья –
для распутницы пеплум, чтоб миррой пустить
по рукам – жадным, потным, попутным.
Пустота прорастает в простой простатит  –
примитивно –
в желанье выдавливать стыд. 
Жалостью. Поминутно.

Скажешь, так и живём:
не по лезвию, так по углам.
А проглоченный нож мне казался на вкус
коньяком с шоколадом.
Странно… быть, подчиняясь избыточным надо
в недостаточной смерти.
Но некуда падать,
потому что, давно
в дно по шею вошла.
Что же дальше? Наверное, будет война
не с вулканом - с закатом
на фоне истлевшей помпеи.
А я стану... нет-нет!...
не сильнее, смелее
или мельче в размене,
чтоб год за неделю
прожигать, повторяя, как мантру:
по вере
не положено больше принять,
чем по сто по любви на испитую душу.

В сеновальную ересь не сунется даже кузнец.
Я – за чистой. В кабак. Наливайте. Покрепче. Не струшу.
Предлагают бесчинство в большой фиолетовой кружке
закусить тыкволунием.
Звёзды – не семя, но - стружка деревянного не…

Ба! Да что я сгущаю палёные краски
перезревшего утра в похмельный синдром?
Наступили на хвост?   
Наслаждайся игрой. 
Поделом. Отрастёт! И – ползком по карнизу.
Боль, как кожа, линяет исправно,
когда раз за разом
кто-то шепчет мне: Лиза…