Глава Третья

                Глава  3,0
                Месяцем  ранее. 




- Ну, вот и славненько! Замечательная же харя получилась, - произнесла Оксана и, сунув карандаш в рот, потянулась, качнувшись на стуле.
   С только что законченного рисунка на нее со злобным задором глядел новоиспеченный монстр. Монстр имел слегка человеческий вид и, судя по улыбке, прегнусный характер. Ему предстояла, как минимум, двухмесячная работа в качестве персонажа комикса, в котором пара-тройка сквозных героев из номера в номер расшатывают устои «злого царства».
   Уже полтора года Оксана в свободное от работы время  рисовала комиксы, и делала это настолько хорошо, что получила предложение от издателя попробовать себя в производстве порнокомиксов. Вкрадчивый издатель не настаивал, прося не торопиться говорить «нет». Ведь можно выступить под другим псевдонимом и, не исключено, мужским.
    В комиксах Оксаны персонажи злого царства после очередной победы над ними героев, меняли обличье, и их приходилось всякий раз вырисовывать снова. Именно это вырисовывание злых личин и составляло основное занятие для карандаша Оксаны. Каким образом все это можно опорнографить, если принять предложение издателя, Оксана не представляла. Сюжет, совершенно точно, должен быть другим, тем более, что продукт рассчитан на взрослых. А что нужно взрослым от порно? Оксана советовалась с подругой Светкой.
   Светуся, как и Оксана, разведенная, но, в отличие от подруги, сходившая замуж дважды, жила одна в двухкомнатной квартире на Ржевке в постоянном ожидании чего-то такого, что радикально изменит в очередной раз всю ее жизнь. Услышав от подруги о предложении издателя, Светка лишь рассмеялась и спросила:
- Ты представляешь себя вырисовывающей гениталии после того, как приходишь с работы? Если – да, то совершенно не важно, чего хотят люди от порнографии. Просто рисуй, а сюжетов только из моей жизни я расскажу тебе столько, что не один десяток карандашей измочалишь. Да, думаю, и твой опыт, если напряжешься вспомнить, тебя вдохновит. Ну, а вообще-то, в этом деле, конечно, важна практика.
     Оксана отмахивалась от смеющейся Светки:
- Да ну тебя, я серьезно.
- Я тоже серьезно. Возьми хотя бы свою профессиональную деятельность.
- Школу!? – Оксана вытаращила глаза, - меня же сразу уволят.
- Дурында, - снисходительно тянула Светка, - никто и не догадается, что за мужским псевдонимом скрывается школьная училка.      
       Оксана действительно преподавала в школе презабавный предмет. Назывался он «Историко-Географическое развитие Цивилизации», и был учениками самозабвенно ненавидим. На работе Оксана была Оксаной Леонидовной, и то, что на ее уроки детки ходили неохотно, ее нисколько не смущало; она была уже достаточно взрослой девушкой, с двадцатью четырьмя  прожитыми годами, когда-то замужней, а ныне свободной, и свободной в том числе и от мнения учеников о своем предмете. Диетами себя Оксана не истязала, очень иногда делала физические упражнения на дому и в бассейн, по причине стеснительности, не ходила вовсе. По всему по этому проблемы отношений Истории с Географией и деток, как считала Оксана Леонидовна, касаются лишь самих деток и, максимум, их родителей. Жалованье Оксане платили немыслимо замечательное, потому как школа была частной, а ее, как специалиста в уникальной науке, высоко ценил директор. К тому же рисование комиксов позволяло Оксане очень даже не плохо проводить летние отпуска, рассказами о которых в осенней учительской она повергала в восторг женскую половину педагогов, а мужчинам иной раз приходилось  даже  выходить покурить.
      Среди коллег Оксана Леонидовна слыла дамочкой, которая за словом в карман не лезет, а после развода она стала еще остроумнее, что заметила даже сама.
 - В конце концов, ты можешь просто представить себе какую-нибудь эротическую сценку с участием твоих коллег и зарисовать ее без художественного сходства, -- продолжала наставлять подругу Светуся, -- вьется  же вокруг тебя этот ваш физкультурник…
- Да нисколько он не вьется.
- Ну, не вьется, так клинья подбивает; ты сама говорила, - не унималась Светка, - вот и нарисуй его вклинившимся…
- Вклинившимся куда?
- Куда-куда! В рассеченный апельсин… известно куда, - еще больше развеселилась Светка. – Не важно куда, Оксана, важно где. Не на кровати же… В спортзале на лыжах. Важны обстоятельства. Да хоть на родительском собрании. Очень веселенький комикс может получиться. Мне тебя еще рисовать учить?!...

     Понимая, что советам подруги она следовать пока не готова, а самой в голову ничего не идет, Оксана решила повременить с анатомическими рисунками,  но, на радость издателя, ничего определенного по этому поводу не сказала.
     Физрук в школе и впрямь, иногда, пытается с ней флиртовать. Захаживая в учительскую, бывший двоеборец старается разместиться так, чтобы его профиль чаще попадал в поле зрения Оксаны.
 «Профиль, в принципе, не плох,» - думала Оксана, - « возможно, его хозяин
не плох и среди простыней с одеялами. Но эти мысли надо от себя гнать… Вот только, что с ними делать, если принять предложение издателя?.. А ведь денег, подлец, сулит вдвое против прежнего».
     Почему Оксана гнала от себя эти мысли она и сама не могла толком себе объяснить. Среди ее коллег-мужчин наиболее колоритными были двое. И оба были Ильичами. Преподаватель биологии и ботаники, так называемый естественник, Кузьма Ильич Кудовчин, и уже упомянутый физрук, Роман Ильич Никитин.
     Двоеборцу, подбивавшему, по светкиному определению, клинья к Оксане, было двадцать семь лет, роста он был чуть ниже среднего, и свой профиль, которым пытался привлечь Оксану, считал неотразимым. На анфасе же, однако, было заметно почти полное отсутствие губ при темных прямых волосах на голове, длинных настолько, чтобы скрыть слегка оттопыренные уши. Роман Ильич никогда не был женат и постоянной подруги не имел. С женщинами  предпочитал знакомиться  на спортивных  мероприятиях и вынужден был прилагать немалые волевые усилия, чтобы не обращать внимания на взрослеющих школьниц. И хотя придерживался правила: не шали там, где работаешь, Роман Ильич был не прочь залучить в койку преподавателя истории с географией. Но на отношения с сослуживцами  в таком ключе у Оксаны Леонидовны было жесткое табу. Ее муж – историк и сокурсник,  стусовался  с преподавателем психологии, который был рыжеволос, миниатюрен,  и  грудаст настолько несвойственно росту и специальности, что тусовка переросла в коитусовку, и  историк  с психологом покинули  учебное заведение, оставив директора с сожалением о том, что уходят хорошие специалисты, и  Оксану Леонидовну со свидетельством о расторжении брака и табу на секс с коллегами.
      Однако утешилась Оксана довольно быстро, поскольку работы было много, февраль заканчивался, а детей у них с супругом не было.
      Роман Ильич Никитин все это прекрасно знал, так как поступил на работу в школу еще тогда, когда Оксана Леонидовна состояла в крепком браке. Поступил он на работу, кстати, по протекции своего институтского приятеля, ставшего ментом и имевшего какое-то влияние на директора школы. Говоря короче: если Роману Ильичу и светил роман с Леонидовной, то исключительно, выражаясь Светкиным языком, по обоюдному непротивлению сторон. Но если двоеборец был давно не против, то Оксане быть не против все никак не удавалось. 
      Второй Ильич никаких видов не только на Оксану, но, похоже, и на других женщин, не имел. Возможно, в силу возраста; ему было за шестьдесят; а может быть потому, что выглядел он очень занятым каким-то научным трудом. Описать этого человека хотя бы кратко, тем не менее, необходимо, потому что господином он был, что называется, весьма примечательным. Биолог по образованию, Кузьма Ильич Кудовчин был мужчиной рослым с крупными конечностями и чертами лица. Нос, губы, подбородок, лоб – все было крупное, но на удивление, пропорциональное.               
Только благодаря этой пропорциональности нельзя было назвать его лицо лошадиным. И хотя он был не лыс, шевелюрой то, что у него на голове колосилось пеплом и сединой, называться тоже не могло.
     О ближних и дальних родственниках Кузьмы Ильича никому ничего не было известно. Был ли он когда-либо женат, и есть ли у него дети, а тем более – внуки – тоже было не ясно. Образ жизни ботаник вел замкнутый. Никто из коллег по работе ни разу не был у него в гостях. Известно было, что живет он где-то на шестой линии Васильевского Острова, и сам на предложения посетить  кого-либо откликается всегда неохотно. По школе Кузьма Ильич обычно ходил с отсутствующим взглядом, и оживлялся, лишь войдя в класс. Предмет свой любил, но отскакивания материала от зубов от учеников не требовал. Три добротных, когда-то дорогих, костюма темно-коричневого цвета, отличавшиеся между собою лишь шириной лацканов, чередовались на нем по недельно,  кроме первых дней после школьных каникул. Тогда Кузьма Ильич мог появиться в свитере; их у него, похоже, два; один с высоким воротом, другой без и потоньше. Надевал он их в зависимости от погоды. На вопрос коллег, почему Кузьма Ильич в первые дни после каникул приходит на уроки в свитере, ботаник отвечал, что, мол, сразу после отдыха дети не настроены на учебный лад, и появление перед ними пожилого дядьки в пиджаке и галстуке – слишком резкое предложение приступить к учебе. Вид же господина, говорящего о ботанике и одетого слегка неформально, делает процесс плавным. Бывает, Кузьма Ильич задумается над тетрадями и может просидеть так минут пять, а то и больше. Из забытья его выводит звонок, или будильник в электронных часах, которые он носит на правой руке. Коллеги посмеивались над тем, что Кузьма Ильич даже на работе вынужден жить по будильнику. Иногда будильник на руке мог выдать зуммер прямо на уроке, когда Кудовчин бодрствовал и прохаживался по классу, заложив руки за спину и задумчиво поглядывая в открытые тетради учеников. Будильник словно выводил его из оцепенения. Кузьма Ильич виновато улыбался, говоря, что часы капризничают, садился за стол и, положив свои большие ладони перед собой, снова погружался в раздумье. На вопросы сослуживцев о том, над чем так часто задумывается ботаник, и не пишет ли он какой-нибудь научный труд, Кузьма Ильич обычно отшучивался в том смысле, что если бы  он  что-то и писал научное, то интересно это может быть лишь ботаникам да биологам.
     Молодой Ильич подтрунивал над ним:
- Кузьма Ильич, напишите, пожалуйста, маленький анатомический трактатик для меня. Мне необходимо произвести впечатление на Оксану Леонидовну. Не откажите  как  Ильич Ильичу.
- Что же это может быть за трактат, Рома, - удивлялся ботаник.
    Рома, стараясь сохранять серьезный вид, продолжал глумиться:   
- Что-нибудь вроде «Влияния биологических процессов в организме на анатомию тела», или лучше «влияние биопроцессов в организмах мужчин и женщин на их взаимную анатомию».
- Рома, вы полагаете, что Оксане Леонидовне это будет интересно? – искренне удивлялся Кудовчин.
- Напишите, Кузьма Ильич, ему памятку, -- вмешивалась в разговор  Оксана, - о либидо физруков, и что им, физрукам, с ним делать.
- Вы меня разыгрываете, - догадывался, наконец, Кудовчин, - все бы вам резвиться, молодежь…