Укропная принцесса

Лето! Одуванчиковое, подсолнуховое, зеленое! Катька ждала его с жадным нетерпением уже с октября, когда за окошком становилось серо и неуютно. Катька была солнечным, летним ребенком – соломенноволосым и зеленоглазым. Она и родилась-то в июньское ясное утро, радостным и победным криком оповестив весь мир: «Вот и я! Радуйтесь, любите!» И радовались, и любили, и плакали от счастья.
Едва только лето вступало в свои права, Катька переставала быть Катькой, а становилась Катериной – полновластной хозяйкой Волшебного царства - бабушкиной усадьбы. Старенький, но добротный домик, окруженный многочисленными построечками и садиками, хранил в себе огромное множество замечательных вещей. В полутемной кладовке, пронизанной пыльными полосками света из щелей между досками, можно был найти такое! Катерина с трепетом отворяла скрипучую дверцу и замирала на миг. Огромными от страха и любопытства глазами оглядывала таинственные недра старой клетушки, словно боясь и одновременно желая увидеть, как неряшливым клубком метнется дедушка Домовой, или толпа маленьких гномиков рассыплется по углам.
Девочка осторожно закрывала дверку кладовки, и оказывалась в странном и необыкновенно живом мире заброшенных, старых предметов. У каждого из них была своя история, свое имя. Катька чинно приветствовала и вычурный торшер с погнутой стойкой, и деревянный сундук без замка с тряпичным барахлом, особое почтение оказывалось «Тайной канцелярии» – фанерному чемодану с металлическими уголками, до верху забитыми книгами, тетрадями и фотоальбомами. Сев на выцветший от времени венский стул, Катерина брала в руки старые книги, покоробившиеся альбомы, наполненные похожими на картинки старинными фотографиями людей с удивительными глазами и улыбками. С внутренней тревогой перелистывала девочка пожелтевшие хрупкие листы, рассматривала изображения незнакомых людей, и ей казалось, что все это скрывает какую-то очень красивую и грустную тайну. Особенно завораживала девочку фотография юной белокурой, тонкой, похожей на ангела, девушки. Она ясно глядела со старой фотографии и была прекрасна. Голову девушки украшал венок из пышных трав с торчащими в разные стороны огромными зонтиками кашки. Девушку Катька назвала «Укропной принцессой», потому что кашка на фотографии была похожа на укроп. Когда-то бабушка рассказывала девочке сказку об Укропной принцессе, в которую был влюблен Луковый Принц. Он любовался капризной красавицей, а та любовалась лишь своим отражением в бриллиантовых зеркалах росы на укропных зонтиках. Но однажды началась война, и Луковый Принц пал смертью храбрых. Только тогда Укропная Принцесса вдруг поняла, что очень любит своего Принца. Но было уже поздно. И тогда она сделала себе парашют из самого большого укропного зонтика и одуванчиков, поймала порыв ветра и полетела по свету, рассказывая миру, что любить нужно вовремя.
Рассказывая сказку, бабушка ловко делала из укропных зонтиков, стеблей одуванчика и перьев лука веселые фигурки: Принцессы в пышном платье и стройного Принца, кудрявых человечков, пуделей и павлинов. Баба Надя была большой искусницей и фантазеркой.
Однажды в ящике рассохшегося резного дубового шкафа Катерина нашла игрушки. Это были фарфоровые статуэтки пастушков и пастушек, балерин и трубадуров, царственных особ, оленей, лебедей, слонов. Фигурки Катька отмыла под краном и любовно расставила на тумбочке перед кроватью. Баба Надя, увидев внучкину находку, всплеснула руками:
- Осподи! Да это ж еще мои статуэтки! А я-то и забыла про них! Катерина, где ты их откопала?
- В шкафу, в кладовке, баба! Правда, твои?
- Надо же! – бабушка просветлела лицом. – Это, Катенька, мне твой дедушка дарил. Это он так жалел меня.
Дедушка для Катьки был почти сказочным персонажем. Он погиб на войне, когда еще не родилась даже Катькина мама, а Катьки вообще в помине не было. Его портрет висел на стене в спальне бабы Нади и был похож на фото тех людей из старого альбома.
Вечером, попив свежего молочка, Катерина уснула безмятежным сном. Так можно спать только в счастливую пору детства. Она не видела, как баба Надя, зайдя в кладовочку, достала из «Тайной канцелярии» потертый коричневый фотоальбом. Не увидела Катька и того, как бабушка ее, сидя на лавочке в уголке огорода, утирала слезы уголком белого головного платка, держа на коленях альбом, раскрытый как раз на том месте, где сияла глазами Катькина «Укропная принцесса».
Баба Надя вспоминала свое юное лето 1938 года. Религиозные праздники были официально запрещены. Но в сибирских деревнях молодежь все равно собиралась на вечерки. Ночь на Ивана Купалу был одним из любимых праздников. Жгли костры, плели венки, пели, танцевали. Тогда и присмотрел красавицу Надю приезжий фотокорреспондент. Пригласил погулять назавтра, читал стихи, говорил о жизни городской, сделал такой фотопортрет, что - ах! Вожатая Надя там как русалочка, или принцесса лесная. Затуманились очи Надежды.
Приехал он в деревню, чтобы сфотографировать тракториста Ударника коммунистического труда, да и остался ненадолго. Парень городской, стиляга. Девчонки деревенские приоделись, кудри накрутили. И, разбившись на стайки, перелетали по полянке, хохоча и стреляя озорными глазами на приезжего. Парни, напротив, насупились. Казалось, ждали подходящего момента, чтобы надрать чуб франту.
К Надежде подошел тракторист Семен, что сох по гордой строптивой девке давно:
- Надежда, не смей крутить шашни с приезжим! Пожалей фотографа, ведь костей не соберет!
- А ты мне не указ! – белокурая красавица вскинула голову.- Кто ты мне: отец, мать или может – муж?
- А пойдешь за меня, так буду мужем! – приосанился ухажер. – А с этим – гляди! Я предупредил!
- Иди, предупреди кобеля своего, чтоб не тявкал попусту!
- Смотри - сама не пожалей!
И улетела Надежда ранним утром в город с фотографом приезжим. А вернулась вскоре, и из дому ни на шаг. Понял все Семен, защемило сердце от обиды, от жалости, от злости черной. «Эх, жаль, я тогда ему ноги не повыдергивал!» И отправил сватов в Надеждин дом.
Сыграли скромную свадьбу. Жить молодые уехали в соседнюю деревню, чтоб с поднятой головой по улице ходить да к шепоткам не прислушиваться. Да от молвы разве убежишь!
До боли в сердце любил Семен свою Надежду, птицу подбитую. Из города ей подарочки возил – статуэтки фарфоровые. Очень нравились ей раньше разные штучки изящные. А ее эта любовь не трогала. Так фотограф городской ей душу выпотрошил да выжег, что одна пустота осталась. Не любила Надя Семена. Тосковала в чужой деревне: не ходила на посиделки, подруг не завела. Плакала вечерами после работы. Игрушки фарфоровые в комод складывала и забывала про них.
Жалели Семена в деревне.
- Что за принцессу ты себе завел! Эка невидаль – стройна да бела! Ты парень видный, работящий! Глянь, сколько девок ладных! А эта краля все смурная ходит. И ребенка тебе никак не родит, видать нагрешила дюже!
Мрачнел Семен, сжимал кулаки. Решил как-то раз порвать с этим раз и навсегда, хватанул стакан самогонки и с порога:
- Вот что Надежда!
- Погоди, - прервала его жена, - Меня послушай. Знаю, глупость я сделала, а потом мы с тобой глупость сделали женитьбой этой! Тебя измучила, сама измучалась! Хотела уж уйти я сама. Да вот…
Семен глядел в Надины глаза, яркие, сухие, пронзительные.
- Что – вот?
- Ребенка я жду твоего. Смотри сам. Хочешь - уйду. Хочешь – останусь.
- Эх, ты! Принцесса холодная! «Смотри сам!» - Семен тяжело опустился на порог и заплакал. – Другие о первенце узнают – счастьем светятся, а ты «Смотри сам!»
Впервые за всю замужнюю жизнь защемило сердце у Нади. Кинулась она к мужу, зарыдала:
- Прости меня, Семочка! Дура я проклятая!
Впервые всю ноченьку не спали супруги. И любили, и говорили.
А завтра была война.
***
Вот уж первые петухи пропели. А баба Надя все сидела на лавке в углу огорода да грезила о былом. Маленькой Катьке снились волшебные радужные сны, какие бывают только в детстве: одуванчиковом, солнечном, с теплыми песчаными тропинками и сказками повсюду.