Синий стишок или Чёрт те что по дороге в Болдино

Ох, и вид из окна! Ух, какой изумительный полдень, а?!
Синева на плечах набирающей пробу листвы.
Я похлопаю бюст: «Слышь, поэт, далеко ли до Болдина?» – 
а Сергеич смолчит: видно, дуется, что не на «Вы».

Ладно, шеф, я созрел, мне щитки графоманские узки,
это Болдино брать на арапа сей час же пойду –
я ведь тоже чернявый и тоже достаточно русский,
значит, тоже сумею и лично дорогу найду.

Запищит домофон – и навстречу соседка с кошёлкой
в правой, в левой руке с лепестком прилепившимся таз – 
после бани, конечно:  щека глянцевитее шёлка, 
а под влажною чёлкой – насмешливость синего щёлока,
только взглянет – и за три версты синевою обдаст. 
А остра на язык! – услыхал, поперхнулся, пошёл икать...
Лучше молча пройду – вдруг она, разохотившись, даст?

У моих тоже – синие вусмерть. И синью одна из них
обливает с утра, а другая прольёт в бизнес-ланч.
Знаю ласку обеих, и жалобы знаю, и знаю сны.
(Если нет у тебя, брат, таковских – миражно-оазисных, –
бухнись в ножки судьбине и прямо с коленок поклянчь.)

О соседский гаражик, о вонь престарелого «РАФика», 
о дворовых собак свой комочек проблем размозжу –
это ж солнце, и птицы, и прелесть удобного графика:
два на два – значит, два отпашу, ну и два полежу.

Мегаполис давно разбежался, блудливо, раздраенно,
запахал, захитрил, А4 погнал на-гора.
Мне на лежбище недалеко – это всё же окраина,
где-то с полкилометра – и вот под ладонью кора.

Не священная, просто клочок недосрубленной рощи 
(не, не Горзеленхоз – просто город сюда не добрёл),
где залягут, шурша ноябрём, золочёные мощи, 
вместе с ветром уже отпеваемые сентябрём.

Пару веток пожму, что ещё так теплы и упруги,
грязный пластик ногой отшвырну (непременно босой!)
и примну зажелтевшую зелень, раскинувши руки,
каждой твари жужжащей подлётной служа полосой. 

И навалится на прихожанина купол собора,
облаками-колоннами рыская. То-то гляжу:
беспроектный какой-то, всё мечется, ищет опоры... 
Что искать-то? Уж полчаса как наготове лежу.

Для разминки со штампов начну подпирать: осень-просинь,
что-то в тихо слетающем золоте, что-то из ситца,
чем-то там пропитаться насквозь и чего-то напиться... – 
посвежей не мешало бы... – может быть, этот... Торгсин?
ну, а что? по-французски крича, с этой рощей срядиться, 
сбавит пусть и поладим, ударив в ладошки осин...
Тьфу ты! Лучше уж просто глядеть, как эрекция сосен
беспощадно оргазмит вовсю облакастую синь.

Только всё же хлебну и от «пойла» слегка косоватый,
меж землёю и небом на травке распластанный плюс,
как малец на дешёвеньком праздничке сахарной ватой,
результатом сложения первым глотком подавлюсь.

И по кругу: соседка, жена да свиданье в двенадцать –
всё родное, заученно синее, день ото дня.
Может, мне этим поиском Болдина не напрягаться?
Всё и так, как картина «Купание в синем меня».

Был бы я атеист и за жизнь не уверовал в синее,
в многомерную секту ушёл бы к фантасту-вралю,
но не все параллельные глобусы пахнут Россиями –
значит, буду молиться и вряд ли из сини свалю.

Невозможные сини соседки, супруги и блRди
так секретны, что вряд ли найду, у кого бы спросить:
это общая синь разливается в частные взгляды
или это глаза красят общее в личную синь?

24 сентября 2010