Роман в стихах о Лермонтове Русский Гений глава 10

Глава десятая

1

Над ним она стояла у ограды…
Без горьких слёз, без стонов и мольбы.
На дне могилы – прах её услады,
Последний дар безжалостной Судьбы.
«Зачем? За что?» – она не вопрошала.
Стояла молча, спрятав долу взгляд.
Нательный крестик в кулаке зажала.
Воистину скорбящие молчат…
Одна стояла бабушка поэта.
Исчез весь мир, как облако вдали.
Убили внука в Пятигорске где-то,
И прах его в Тарханы привезли.
«Любовь есть Бог. Меня Господь покинул.
И смотрит бездна, жадностью горя.
Всемилосердный боль мою отринул,
И родилась, и мучилась я зря!».
«Бабуля! Мысли! Это Дух Лукавый!», –
Она как будто увидала вновь,
Как Михаил ей шепчет: – «Боже правый!
Всё пахнет ложью, только не Любовь!».
В минуту ту, ему противореча,
Она, поморщив лоб, произнесла:
«Была напрасной ваша с Варей встреча!
Она тебя дождаться не смогла…».
Его ресницы, чёрные, густые,
Сомкнулись на мгновенье. А потом
Он ей ответил: «Радости земные
Не каждый мирный посещают дом.
Я видел Варю. Сильно исхудала.
Лишилась прежней чудной красоты.
И даже улыбаться перестала.
Она страдает… Все её черты
О тайной муке ясно повествуют.
Печально было на неё смотреть.
К такому псевдосчастью не ревнуют,
А раньше мне хотелось… умереть!
Была как выстрел мысль «она не любит
Меня нисколько!». Боль была страшна.
Но не дела, сердца Всевышний судит,
Ему известна ложная вина!».
«Ты, как философ, Миша, рассуждаешь».
«Поверь мне, я по-прежнему любим!
А что ты, моя бабушка, читаешь? –
Спросил он вдруг. – Да это же «Вадим»!?
И рукопись отлично сохранилась.
Давно написан этот мой роман.
Закончить, жаль, его не получилось…».
И он присел устало на диван.
«Читаю я и «Демона». – «Поэму?
Какие впечатления, скажи!».
«Затронул ты сомнительную тему».
«А как тебе поэма «Бастунджи»?».
«Давай сначала «Демона» обсудим?».
«Ну, хорошо. Я слушаю. Итак?».
«Мы о сюжете говорить не будем.
Зачем ты светом разукрасил мрак?».
Он удивился: «Демон-соблазнитель –
Не чёрт с рогами и большим хвостом.
Он многоликий, он же искуситель!
И полон страсти неземной притом.
Знаток тщеславья и иных пороков,
Он впрыскивает в душу сладкий яд.
Смутить он может и святых пророков,
Коль и на их умы направит взгляд.
А девушка – невинное созданье,
Умеет верить клятвам и мольбам.
Он мощный Дух, частица мирозданья,
Который бросил вызов Небесам!».
«Два разных мира: женщина – мужчина,
Палач и жертва. В этом, что ли, суть?».
«Любви взаимной жажда – не причина!
А в том, что через правду к Богу путь!».
«Но Демон твой не женщина». – «И что же?».
«Не старца соблазняет». – «Так и есть!
На похоть соблазненье не похоже…
Он жизни похищает, а не честь!
Не просто оскверняет Дух Нечистый,
Он сеет смерть дыханием своим.
Его Противник – Дух Святой и Чистый,
Опять победу одержал над ним…».
«Нечистой силы прибыло, – сказали
О замысле поэмы при Дворе, –
О Люцифере мы уже читали,
Был Мефистофель, Вельзевул… Тебе
Такое осужденье не обидно?
Тебя ведь русским демоном зовут!».
Он засмеялся: «Коль слепцу не видно,
Ему и зрячий не поможет тут!
Одоевский спросил меня: «Скажите,
С кого писали Демона?». – «С себя», –
Ответил я шутливо. – «Но простите!
Вы не такой! Вы любите, любя,
Не с ненавистью скрытой». – «Князь, поверьте,
Я хуже этой мрачности стократ!
Умерьте удивление, умерьте,
Ведь сам же я ни в чём не виноват!».
И Михаил до слёз расхохотался:
«Глупцов глупее лишь Искариот!
Им автор-стихотворец  показался
Слугою Тьмы. Прекрасный анекдот!».


2

Дух Заблужденья, он же Дух Лукавый,
Всегда готов посеять ложь свою…
Сердца людские кормит он отравой,
Участвует в невидимом бою…
Гордыня, Зависть, Ненависть и Злоба
Рождаются от дьявольской еды.
Цена лукавству – это крышка гроба,
Простой итог неузнанной беды.
Сказал Господь: «Ты, Человек, свободен!».
А Сатана добавил: «… должен быть».
И мыслит человек: «Я неугоден,
Придётся чем-то волю заслужить!».
Он входит в мир, пылая заблужденьем,
В бездонную ныряет западню.
С каким-то гордым самоотреченьем
Себя толкает к адскому огню…
Блуждает он, рождённый Духом Света,
И спрашивает: «Что такое Свет?».
Не слышит и не чувствует ответа,
Насмешку принимает за совет.
Взывает к Богу он, не доверяя
Святому милосердию Его.
Не видит Неба, на него взирая,
В пылу греха – сомненья своего!
Считает он: «Господь меня не любит!
Отвергнут я, и, значит, виноват!
И, значит, Бог-Отец меня осудит,
Накажет и отправит душу в ад».
Обида и отчаянье рисуют
В уме картины страшного суда,
А демоны и бесы торжествуют –
Ум у людей испорчен навсегда!
Борьба Добра и Зла до Человека
Велась на разных планах Бытия.
И каждый новый год земного века –
Война, война! Но Высший Судия
Ещё Любовью Истинной зовётся.
Любовью невозможно погубить!
Любовью человечество спасётся,
Ведь вечную Любовь нельзя убить!
Она как Самость всюду существует:
В надзвёздном мире и во всех мирах.
Души касаясь, трепетно врачует
И прогоняет из сознанья страх.
Все беды, преступленья, злодеянья
Приходят от утраты связи с Ней.
У Ненависти мало обаянья,
А ненависть к себе – всего страшней.
Кто ненавидит, тот и не прощает,
И жалости не знает никакой.
Кто ненавидит, тот и убивает,
Чужою или собственной рукой.
Васильчиков, Мартынов, Глебов стали
Убийцами по воле тёмных сил…
Они таились, притворялись, ждали,
Пока Поэт свой дар в себе носил,
Пока писал украдкой после боя,
Пока трудился втайне по ночам,
Пока терпел лишения изгоя
И подчинялся воинским чинам.
Не в роскоши его рождались книги,
В траншеях и в ущельях, при луне!
И были как тяжёлые вериги
Погоны офицера на войне.
«Я весь хочу уйти в литературу!
Я понял, для чего я был рождён!
Но поздно распознал свою натуру, –
Писал он. – Буду ль, бабушка, прощён?
За то, что я стрелял в тела живые,
Простит ли Бог? Молюсь Ему, скорбя.
Не плачут ли Угодники Святые
В безлюдной церкви, слушая меня?».
Кавказ! Кавказ! Тебя завоевали,
Но и поныне ты как будто чужд!
Людей хороших много потеряли!
А для чего? Каких великих нужд?
Тогда защиты Грузия просила,
Терзали все, несчастную, её.
Тогда Чечня в Россию не входила,
А нынче воевали за неё…
Славяне парни навсегда остались
Лежать в горах, отцами им не стать.
Они за Русь, за Родину сражались,
Чтоб под Москвой опять не воевать!
Полита кровью целостность России!
Который год страну терзает ад!
Во имя тайной миссии Мессии
Последний русский не умрёт солдат!
Гордитесь, боевые офицеры!
Ведь вы, суровый выполнив приказ,
Свершили подвиг настоящей веры,
В который раз, уже в который раз!
И как сказал погибший пехотинец:
«Здесь тоже наша русская земля!!
Живёт ли здесь ингуш или даргинец…
Здесь воевали Лермонтов и я!!!».




3

«Скажи, Мишель, вот за какую славу
Мы здесь воюем с горцами с тобой?».
«Мы, Дорохов, воюем за Державу!
И вправе здесь пожертвовать собой!».
«История о нас с тобой забудет!
Российская Империя – не мы…
Быть может, завтра нас уже не будет.
Устал я от бессмысленной войны!».
Взгляд Лермонтова грозно заискрился:
«Ты, Дорохов, потомственный герой.
Ты с пулей в голове уже родился!
Налей вина! И не пыли хандрой!».
«Ты на отца, конечно, намекаешь?
Ну да, герой! И ты не из простых!
Я не труслив. И ты об этом знаешь.
Товарищей мне жалко боевых!
Уж сколько их в земле лежать осталось!
Какая беспощадная война!!!
Доселе нам фортуна улыбалась.
В рубашках мы родились, старина!
А это ведь… твоя вторая ссылка,
Сюда, на полыхающий Кавказ?».
«Не вижу, где ещё вина бутылка?» –
Спросил Мишель с прищуром карих глаз.
«Ну расскажи! За что сюда сослали?
Ходили слухи: за твою дуэль…
За шалости тебя б не наказали!».
И сослуживцу выпалил Мишель:
«Я этих дел ни с кем не обсуждаю!».
«Но я тебя по-дружески спросил!».
«Рассказывать я нужным не считаю.
Ты будешь пить?!». – «Давно уже налил!».
Стаканы осушили. Помолчали…
И трубку раскурили на двоих.
Один – в плену неистовой печали,
Другой – в плену неловкостей своих.
«Хочу спросить, Мишель, о фатализме.
Неужто всё для всех предрешено?».
«Ищи ответ в суровом пессимизме».
«Давай  без шуток! Мне же не смешно!».
«Однажды напророчили Эсхилу,
Что в день конкретный через много лет,
Жестокий рок сведёт его в могилу:
На голову его падёт предмет!
В открытое в тот день он вышел поле,
Опасности желая избежать.
А в этот час согласно высшей воле
Взлетел орёл! Не смог он удержать
В когтях своих большую черепаху,
С которой вместе в небо воспарил.
Вот так погиб Эсхил! К такому краху
Приходят те, кто Бога прогневил!».
«Но Богу чужды страсти! Он не злится!».
«Карает Он возмездия мечом».
«Имеет смысл тогда Ему молиться?».
«Молись, коль знаешь, Дорохов, о чём!».
«Вот я тебя, Мишель, не понимаю!
Ты, вроде, добр и, вроде, не жесток.
Сперва тебя я знал, теперь не знаю!
Живёшь и мыслишь, будто ты пророк!».
В ответ поручик слабо улыбнулся:
«Я просто… просто… русский офицер,
Который из сражения вернулся,
А не из дальних межпланетных сфер».
«Ты, говорят, знакомился с Белинским?».
«Нет. Это он знакомился со мной,
Причём, как кролик с тигром уссурийским:
На гауптвахте! Критик молодой
Увлёкся познавательной беседой».
«Он в камеру к тебе пришёл?». – «А то!
Пришёл поздравить с будущей победой
На поприще поэзии». – «Ого!».
«Примерно час тонул он в рассужденьях
О важности словесного труда.
К нему стоял спиной я в этих преньях.
Я арестантик, он же гость! Тогда
Я был без хлеба, просто был голодным.
А он: «Руссо бы Вас не поощрил!».
Пришёл ко мне холёным и свободным…
Поговорить!». – «И как? Поговорил?».
«О, да! Ему, Белинскому досталось,
Когда меня он разозлил совсем!
Всё, что ему достойнешим казалось,
Поверг я в прах, и стал он просто нем!
Не надо было этому прохвосту
Величье иностранцев восхвалять!
У нас есть Пушкин! Кстати, слово к тосту!
За Пушкина! Не чокаясь… и… встать!!!».


4

«Вы Францию в стихах своих черните
Иль только лишь Дантеса одного?
О нации Вы нашей говорите,
Кумира защищая своего??
Так знайте, что французы люди чести!» –
Сказал поэту де Барант при всех.
«Какие неожиданные вести!» –
Ответил Михаил… Раздался смех.
«Вы пользуетесь тем, что мы в России!
И здесь дуэль у вас запрещена.
Будь мы во Франции…». – «Слова пустые! –
Отрезал Лермонтов. – Моя страна
Известна честью русских офицеров!».
«Извольте, сударь, вызов мой принять!
Не на балу, средь дам и кавалеров,
Я буду рад покой у Вас отнять!».
«Не беспокойтесь! Сын посла не может
В претензиях так немощно тонуть!
И пусть Вам Ваша Франция поможет
Себе хоть каплю совести вернуть!».
Дуэль была… И вновь у Чёрной Речки.
На том же месте, где стрелял Дантес.
У де Баранта не было осечки,
Он промахнулся, торопясь, как бес.
А Михаил не стал стрелять в Баранта.
Он сделал выстрел в воздух, как всегда,
Чем оскорбил француза-дуэлянта,
От ссоры не оставив и следа…
Военному суду за поединок
Был вскоре предан Лермонтов. Арест.
И вновь поэт в стенах сидел, как инок,
В глухих, сырых стенах, один, как перст.
«Я требую не просто объяснений, –
Поэту гневно Бенкендорф сказал, –
Я требую серьёзных извинений
Перед послом!». Но Лермонтов молчал.
«Как Вы могли? Хотите нас поссорить
С послом другого государства?». – «Нет».
«Я наказанье помогу ускорить,
Я научу Вас уважать запрет!
Охрана! Уведите арестанта!
Немыслимо! Обычный офицер
Стреляться вздумал с сыном де Баранта!
Закону вопреки, глупцам в пример!».
По Петербургу побежали слухи
О том, что сын посла виновен сам.
И стали слухи горше оплеухи
Посольским настороженным ушам.
«Как жаль, что этот русский под арестом, –
Сказал кому-то младший де Барант, –
Он мнит себя, наверное, Орестом,
Ещё один непризнанный талант!
И многие теперь вокруг считают,
Что жизнь он подарил мне, а не ад!
Так пусть же обыватели узнают,
Что я повторный вызов сделать рад!».
Друзья пересказали Михаилу
Слова сынка французского посла.
«Ко мне доставить этого верзилу! –
Ответил Лерма. – В камеру, сюда!».
Гусары той же ночью де Баранта
В карете, тайно выкрав, привезли.
До ужаса напуганного франта
Втолкнули к арестанту и ушли.
«Я под надзором нахожусь, но это
Мне не мешает вызов Ваш принять!
Сейчас и здесь иль в переулке где-то
Могу к барьеру без труда я встать!».
Ошеломлённый де Барант ответил,
Что он итог дуэли признаёт,
Что счастлив он, что снисхожденье встретил,
И будет лучше, если он уйдёт.
Поэт кивнул и горько усмехнулся:
«Вопрос исчерпан, думаю?». – «Вполне».
И де Барант к себе живым вернулся,
Шепча под нос: «Урок хороший мне!».
А позже поднялась вокруг шумиха.
И разразился в обществе скандал.
Одни открыто заявляли: «Лихо!»,
Другие: «Дерзость!». Приговор звучал:
«Кавалериста на Кавказ, в пехоту!».
Вторая ссылка станет роковой…
Там русский офицер, возглавив роту,
Прославит русский рукопашный бой!


5

«Наталья Николаевна! Простите…
Трагическая весть дошла до нас…
Присядьте!». – «Не томите, говорите!».
«С великой скорбью извещаю Вас,
Что… Лермонтова на Земле не стало.
Он был убит. Такая вот беда…».
Дрожа всем телом, Пушкина привстала
И вымолвила тихое: «Когда?». –
«В июле». – «Попросите дать мне свечи».
Она печальный опустила взгляд.
И во второй раз в жизни – в этот вечер –
Себя одела в траурный наряд…
«Он был так молод, молод! Как жестоко!
Какая несчастливая судьба!
Разящее Всевидящее Око,
Прими с любовью божьего раба!».
Она всю ночь молилась до рассвета
За упокой страдальческой души…
Ей вспомнилось прощание поэта:
Их первый, долгий разговор в тиши.
«Я Вас чуждался! – с искренним смущеньем
Сказал он ей в тот вечер. – На меня
Влияли обстоятельства. И в рвенье
Общаться с Вами не было огня».
Она кивнула. Не протестовала.
«Ещё… мешала Ваша красота.
Предубежденье ум мой омрачало,
Его развеять я желал всегда!
Мне предстоит нелёгкая дорога.
Я уезжаю завтра на Кавказ.
Прошу простить меня за то, что строго,
Не зная правды, я судил о Вас!».
«Вы лучший друг! Я помню Ваши строки
На смерть Поэта, я читала вслух.
Они правдивы, искренни, глубоки,
В них чувствуется Ваш великий Дух!
И я читала Вашего «Героя…»!
Невероятно ясный, лёгкий слог».
«Служу России даже после боя,
На всех фронтах!» – он пошутил, как мог.
Впервые после похорон супруга
Наталья улыбнулась… В первый раз
Два друга близко видели друг друга,
И это был, увы, прощанья час!
«Я об одном молю Вас: невредимым
Вернитесь с этой длительной войны.
В поэзии теперь незаменимым
Считаетесь по праву только Вы!».
Он промолчал. Предчувствий было много.
Он сил сказать «вернусь!» не находил.
А ей ответил: «Всё во власти Бога!».
И взор туманный с грустью опустил.
«А правда ли, что Вы и есть Печорин?» –
Она спросила. – «Нет, не я». – «Не Вы?
Упрёк в Ваш адрес Вами не оспорен». –
«Я не борюсь с наветами молвы.
Я создал образ, показал натуру
Не схематично, а со всех сторон.
И думаю, что внёс в литературу
Характер, а не красочный шаблон.
Я собираюсь написать романы
О трудных для России временах.
«Война с Наполеоном» входит в планы
И Пугачёв… Держу в своих мечтах
Создание хорошего журнала.
Надеюсь очень многое свершить!
Я полон сил, но должен для начала
Военную карьеру завершить!».
Карамзины и гости их смотрели
На Лермонтова с Пушкиной, и так
Перед беседой их благоговели,
Что не решались к ним направить шаг.
Поцеловав ей трепетную руку,
Он произнёс: «Прощайте, милый друг!
И помните, терпя любую муку,
Бессмертен Пушкин, верный Ваш супруг!».
Ушёл… Погиб… Второй невольник чести!
От выстрела разверзлись небеса.
Гроза, которой не было лет двести,
Повергла в ужас души и сердца…
Мрачнея от догадок, старожилы
В ту ночь сказали: «Здесь свершилось зло».
От силы грома холодели жилы…
Молчать без плача Небо не могло!!!




Послесловие

Душа Поэта в комнате зеркальной
Себя явила Божьему Суду.
Вошла душа его туда печальной,
Промолвив тихо: «К Господу иду!».
Вопрос – ответ… И вдруг открылись двери,
Раздался Голос Вечной Красоты:
«Ступай к Моей Любви, прощённый в вере,
Мой Лермонтов! Россия – это ты!!!».


Москва, 14.10.2007 – 9.06.2010 гг.