Сексуальные детективы

Предисловие.
Я не решался помещать эти произведения в Интернет. Но как философ вывел закон о том, что церковь у нас ограничена и за церковью о Боге нам говорит Чубайс, а патриарх или сидит рядом с Ельциным или принимает от Лужкова мед. У нас не раскрывается притча о том, что все эти чистенькие фарисеи придут к Богу после смерти, а он скажет им: «Подите прочь. Кто вы? Я не знаю вас.»
Надо погубить душу, но во имя Бога. Я понимаю это так, что интим – это грех, но надо искупить его верностью к девушке, к детям, достойной жизнью в семье. Это соответствие материального и духовного.
Но в данном случае у нас экран заполнил секс грязный, как вид спорта, блага за деньги, а мои стихи это чувства в народе, хотя может быть иной раз и перехлестывают через край, но помню слова одного священника: «Что бы ни случилось – держитесь за Бога».
Стихи эти я сочинил еще в летном училище во время предметной подготовки для прикола. А теперь пробовал прочитать одной девчонке, сказал, чтобы после позвонила, сказала оценку моих стихов, а она звонила после и  они с девчонками хохотали.
Другой раз читал девчонкам в «Сокольниках», у всех были странные лица, а одна выхватила и побежала читать в классе.
Очень прошу рецензий, объяснить, стоит ли мне дальше помещать в Интернет?

ххх
Зайцев Петр зашел в аптеку
И не потому зашел,
Что какой-нибудь калека,
Способ класс развлечь нашел.

У него в душе кураж:
Члена он купил муляж,
Что размером стал бы мифом
Показать в презервативе.

А аптекарша не верит,
Что такие есть размером,
Хоть и больший продает,
Больший требует еще.

Но, торгуясь, без утайки,
В возбуждении толпы,
Так что пять девчонок в стайке
От улыбок морщат лбы.

Ведь они не проститутки,
Чтоб на них нагнать тот страх,
Если член такой не шутка,
Что попробуешь и ах.

Но презерватив большой
Что ни есть размером, Петр
Выбрал и идет такой
Чересчур собою горд.

Но тут Таня-егоза
Выпучила так глаза,
Что с подачи тех девчонок
Подошла и шутит тонко.

С Петей безо всякой злобы,
В шутку шутку превратив:
«Ты надень – на мне попробуй,
Как на мне презерватив».

И в подъезд заходят вместе,
Их во вне девчонки ждут.
Платье поднял ей в подъезде,
Снял трусы, подумал тут

Петр со сладостью мечты:
Захотела если ты –
Сунул в губы взял в порыве
Ей муляж в презервативе.

Как нажал, что Тане плохо,
На него осела, охнув,
Он нажал еще сильней,
Что-то треснуло у ней.

Не сказала ж что довольно,
Что не по размерам он
Тот муляж, что стало больно,
Вырвался же сладкий стон.

Петр муляж нажал тогда,
А потом туда-сюда.
Волосок щекочет матку
В умопомраченье падком.

Но еще один качок,
Прочность стенок проверяя,
Что достать так Таню смог,
Что сознание теряет.

И как Золушка из сказки,
В сказку что свою вошла,
Кончила, смочивши смазкой
То все, от чего дошла.

Петр убрал муляж и свой
Всунул член как во всех женщин,
Таня, что шептала: «Меньше,
Нужен мне сейчас такой».

А сопротивленье тонче
В пленке смазки у нее,
Петр тут же сразу кончил
В волоски ей, взяв свое.

Он такой теперь не бедный,
Таню за руку держал,
Выводя к девчонкам бледной,
Что тех сразу испугал.

Ира ей: «Я не шучу,
Может быть тебе к врачу?
Выглядишь ты не того,
Не порвал тебе чего?»

Таня говорит девчонкам,
Им смотря во все глаза:
«Он все делал потихоньку,
Мне б теперь на небеса».

ххх
С кухни принесла девчонка
Черномырдину обед.
Он погладил по ручонкам,
Влез под платье тет-а-тет.

А девчонка не заплачет,
«Руки прочь!» не закричит,
В сумме выразит зарплаты
То, что стоит, паразит.

Люди что? Как шваль на картах.
Пересуды – не топор.
Укрывают миллиарды
Паразитов, как забор.

У жены к нему вопросов
Нет. Такой теперь философ.
Лучше как хотел, беда ж
В том, что вышло как всегда.

А такое было время
На весь мир в делах гремели,
Выше всех и как умы
Не было таких, как мы.

Черномырдин же как пробка
В лозунгах вознесся так,
Что и не глядел на попку
Он чужую, член ЦК.

Что громят, так преходяще
В Сталине сейчас тех нас,
Кто останься настоящим,
Те предатели сейчас.

Черномырдин сам был скромен,
Мог себя он превозмочь,
Что приснится чья-то попка,
Вражьи силы гонит прочь.

А теперь кричит он в Думе:
«Встаньте те, кто все имел».
Что о попке той подумал,
А в то время б не посмел.

А теперь таких девчонок
Сколько хочет – столько смог,
С талии начавши тонкой,
А потом за передок.

Думает, когда втыкает
Свой правительственный член,
Демократия такая
Вышла от всех перемен.

Но в кошмарах снится дуля
Как подарок ото всех,
С кем у Берии под дулом
Стал вновь выше, чище всех.

Быть не хочется вновь робким,
Хапануть он столько смог,
Чтобы стиснуть чью-то попку
Или то, что между ног.

Их уже теперь не тронет
Тот, что на весь мир звучал
Как проклятьем заклейменных
Наш «Интернационал».

Сколько их таких на пробу,
Что глядит как патриот,
А страну продал за жопу,
Продал собственный народ.

Демократия такая
От страны все что лишь тлен.
Что в девчонок он втыкает
Свой правительственный член.

ххх
В ночную смену выйти тяжко,
Лежала Таня егоза
На ящиках, сверкали ляжки
Ее, слепящие глаза.

Работы нет и вот в местечке
На ящиках нашла постель,
А я случайный человечек
Влез, тот увидев беспредел.

Раскинулась так Таня смело
Как будто бы ждала, кто б смог,
Что и сама в душе хотела,
Ждала пожатья между ног.

И я, немея от страданья,
Предполагал какой же риск
Коснуться в этом месте Тани
И вдруг услышать сразу визг.

И вот я около нее
С несовершенствами в наследство,
Где как желание мое
Так сумма всех его последствий.

Но выпирала сквозь колготки
Дышащая так мощно плоть,
Что отказаться от находки
Не мог казни в том месте хоть.

И мне теперь не люди судьи,
Когда себя так перегнул,
Что я подумал: будь что будет,
Колготки книзу потянул.

А трусиками чуть прикрыты
Так нежны губы и босы,
Что я вошел в нее открытьем,
Вниз дальше сдвинув чуть трусы.

Крик Тани сдавленный в тот миг,
Губами я к губам приник,
В нее вторгаясь мощно, лихо,
Так что поморщилась и стихла.

Какое же освобожденье
Как от земного притяженья,
На ней почувствовал в тот миг,
Как будто я всего достиг.

Сказал в тот миг я миру: «Здравствуй!»
Что так увенчан был тот риск,
Как исходя от сладострастья,
Так юностью сверкнувших брызг.

Но Таня: «Хам!» - тут мне сказала,
И повернувши в русло жизнь,
Сказала, протрезвев глазами:
«Иль заявлю иди женись».

Но так я был в себе уверен,
Что до сих пор еще растерян,
Как передичею на факе
В мозги меня ты тащишь в ЗАГС.

Я в суете живу обычной,
Где на экране столько шлюх
Рекламным роликом привычным
Они не сковывают дух.

А сдерживает так как пряжка,
Что как больной я иногда,
Что вновь хочу увидеть ляжки
Вновь те же мощно, как тогда.

То чувство берегу я в мире,
Мне Таня говорит: «Раздень».
Что оживает вновь в квартире
То чувство в состояньи ген.

Ей нравится то, что я скромен,
Но с ней то груб, а то нежней,
Но, мир хоть и такой огромный,
Здесь есть в том, что я верен ей.

ххх
Девчонка ехала той ночью
И чувствовалось той порой
Как сильно та девчонка хочет,
Потрогал чтоб ее герой.

Чувствительное между ног
Предполагалось это место,
Кто б в ощущении помог,
Дошел до высшей точки вместе.

К девчонке так хотел подсесть,
Что млела, что сдалась тем чувствам,
Ей сильно между ног провесть,
И не было душе так пусто.

Пока податлива как тесто,
То к ней, открывшейся такой,
Подсесть бы рядом на то место,
Не занял кто пока другой.

По тем глазам мне было видно
Ей, что я ей подхожу.
Как между ног я провожу
Рукой с мечтою очевидной.

Она выходит, я за нею,
Сказал ей, что пишу стихи
В моих стихах мои сомненья
Помочь ей разобраться в них.

Как долог миг, что жду ответ,
Как Гамлет жду: да или нет,
Когда услышал на подъеме
Девчонки той слова: «Пойдемте».

Но вот в подъезде уперлась,
И я как будто бы уж власть,
Провел рукою как по струнам
Меж ног так, что она согнулась.

И оттого, что стала слабой,
Уже не чувствуя угроз,
Я на руки ее залапал,
И вверх к своей двери понес.

Открыл дверь как предел мечтам,
Я был в том нетерпеньи сам,
Что впился я в нее за дверью,
Еще в то веря и не веря.

Ах миг, как долгожданен он,
Мучительный и сладкий стон.
Того, чего мне не хватало,
И от чего теперь я таю.

А хочется еще, еще
Как будто между жизнью, смертью
То возвеличен, то прощен
В тебя как и себя поверить.

Тебя сжимаю, не дыша,
То нежен, то несдержан грубо,
То верю: где-то здесь душа
Ее податлива, как губы.

То пальчиком пощекочу.
То маслом я то место смазал,
А как же я ее хочу
И долго, долго так не сразу.

И вот порыв, еще порыв
В божественном долготерпеньи,
Что зреет, зреет как нарыв
Прорваться в сладких мук мгновенье.

И все я в жизни превозмог,
Когда вошел в нее меж ног.
Весь в содроганьях сладкой дрожи,
Что нету ничего дороже.

И это жизни целой взрыв
Значительнее, чем все беды,
Как будто в мир другой прорыв,
Где празднуют уже Победу.

И вот качок, еще качок
Как ветра свежего глоток,
Сопротивленье истончая,
Под сладострастный стон кончая.

Как будто я и не так падок
До мук тех, зверем что рычу,
В сопротивленье, что так сладко
И, что хоть кончил, но хочу.

Как хорошо, что ей я нужен
И что такая глубина,
Ищу теперь ее я душу,
Раскроется ли мне она.

Ее поглаживаю тело,
Которым все еще болею,
И как звезду ловлю тот взгляд,
Который не хочу терять.

ххх
Ах, благодать, но ведь не божья,
Что я от попки той больной,
Иду обычный средь прохожих
С мечтой одной о попке той.

Нежней, податливее грунт,
Я подавляю в чувствах бунт
Коснуться нежной, свежей кожи,
Рукой провесть при всех прохожих.

Москва. Двенадцать. Я молю
Услышь меня, тебя люблю,
Что я немея от восторга,
Вступив в предмет такого торга.

Я лишь мечтаю, не дыша,
Была бы у нее душа.
И где-то в транспорте, хоть робко,
Нечаянно коснуться попки.

Ах, водевиль, стоит здесь Пушкин,
А сколько б родилося строк,
Когда б произнести их смог
Про чувства те, что не игрушка.

Той девушке промямли что-то
И понимание в глазах
Сверкнуло там, где ряд Охотный,
Двенадцать с чем-то на часах.

Ее спросил: «Сегодня праздник?
Лежат у Пушкина цветы».
Она сказала: «Ах, проказник,
Ведь о другом подумал ты».

И состоялся этот рынок,
Ах, мир, он был совсем не пуст
Там, где не кружева, ботинки,
Я полон самых верных чувств.

Я не один был в разговоре,
Ах, если Пушкин был бы жив.
Почувствовать себя тем вором,
Чтоб попку эту ухватить.

А девушке на электричку,
А девушка та не москвичка,
И я в той вере из всех вер,
Готов был с нею ехать в Тверь.

Но мы в «Сокольниках» тем часом,
Прогуливаясь средь аллей,
С надеждой солнце что не гасит,
А вот на сердце все теплей.

Та девушка в Москве к сестре
Приехала, той нет опять,
Вопрос стоит уже острей
Ко мне чтоб переночевать.

Уже темно и мне уж ясно,
Что девушка ко мне согласна.
Коснулся я ее неловко,
Нечаянно как будто, попки.

А девушка та ничего,
И тут я до того отчаян,
С надеждою уже всего
Провел сильней как бы случайно.

Как я переживал тот миг,
Что вдруг ее раздастся крик,
А как будто незаметно,
Что я такой пред нею бледный.

Тогда я с чувством самым жарким
Ее еще коснулся в парке,
Почувствовав с свободой той,
Не надо что спешить домой.

И я уже совсем не робкий,
Стал ближе изучать ту попку.
Так как надежду, как любовь
И был уже почти готов.

А пыл во мне тот не угас,
Что делать то мне разрешала,
Те ощущения, душа ли
Меня с ней привели и в ЗАГС.

Толкуют что на электричку
Не поспешила стать москвичкой.
Чтоб облапошить, а меня
Не облапошила ни дня.

Тех, кто в себя не верит, место
Чтоб ухватить то кон на картах,
Чтоб ухватить с потерей чести,
Он хапает на миллиарды.

А я как в дестве в яркий фантик
Играл узнал то чувство вновь,
Ее коснулся как романтик
И разгорелася любовь.

Все чувства на нее растратил
Я без оглядки и без страха
И на последнее цветы
Купил ей, жили чтоб мечты.

А главное – ее душа
Касается, не сторожа.
И все смыкается на свете
В том, что живу я чувством этим.

По попке я веду рукою,
Кто скажет прогадал и пусть.
С ней знаем что это такое
В том мире сохраненных чувств.

Вино, объятье, поцелую
И губы в губы на балу как.
Я ночью встал: все есть на свете.
И я погладил попку эту.

А рынок тот же все на свете,
Что взрослые, у нас есть дети
В той вере, что не прогадал,
Позиций что своих не сдал.

А мир какой он не безбрежный,
Но подступает к сердцу нежность
И там же, где ее душа
Идет вновь время, не спеша.

Но подступает снова сразу,
Когда в тот спор вступает торг,
Что вызывало в ней восторг
Тот, что доходит до оргазма.

Я вырываюсь в том оргазме
К ней в душу так как из тюрьмы,
Что вместе мы в том сладком спазме,
Когда кончаем вместе мы.

И чтоб кончать, так я отчаян,
Чтоб сохранилась та случайность,
Что до сих пор ее молю
Послушать, что ее люблю.

Во мне надежда вновь сверх верха,
Что кто не верит – тот низвергнут.
Не из-за денег, быта, благ,
А что ее коснулся так.