Двустишия

На нашу свободу, демократию глядя,
Не поставить ли памятник негодяю?

Все чаще слышу я, что Горбачев – предатель,
О, наконец-то, к нам приходит демократия.

Гимн про мудрость народную,
Свободную и голодную.

Высоцкий все кричал, что мало буйных,
А крах – не буйных надо что, а умных.

Мы демократию открыли
Свиным что поглядела рылом.

Вот демократию как жрут,
С экрана же на нас и срут.

Я при советской власти получил квартиру,
Коснись теперь с квартирой что – и бомж.
И перечеркнута вся жизнь.

Вот Ельцин улыбается, что наш народ – урод.
Что гимн поет, а смысл наоборот.

О заградительных отрядах в войну сетует писатель Веллер.
Я в Победных дух Матросовых, Космодемьянских верю.

Как Солженицын охает и слушает мир зэка,
И мир преступный заслоняет Победителя в войне, как человека.

Ах, демократия, как ложь и подлость жизни,
Когда обкрадывают, то значит бизнес.

Вот ЖКХ как горе для народа
Чиновнику козлу как в огороде.

Червяк ползет. В нем на пространство спрос,
Но кто-то уж над ним башмак занес.
А рынок – не вопрос.

Платонов в Думе по закону так действует с ОМОНом,
Что дырка бублика кому,  кому вновь миллионы.

Москва трещит от точечной застройки,
Спрос на Москву такой, что кто карман набил,
Кому же от Москвы теперь помойка.

Лужков в футбол бил по мячу с щенячьим визгом,
От смога же в Москве бежал на пасеку
В калужские места без группы риска.

Как Сталин так страна мечтателей, реформ.
При Ельцине же Держиморд.

Батурина решилась школу всем построить, наконец,
Себе уже построила дворец.

Лужков как Ленин в пролетарской кепке,
А на Москву так, что трещит, сел задом крепко.

Зачем барсук забрался на сук,
А Ельцин забрался в КПСС
Так, что смысл извратил ее весь.

Галкин изобрел детектор лжи кстати,
Что все знакомые его с радостью признаются в пакостях.

При Сталине была империя
Потому что люди в Сталина верили.

Ах, день хороший,
Когда бы не Чубайса рожа.

От оттепели Хрущева страна жалка,
А от девяностых жарко.

У Лужкова дворец. Денег много в стране дураков,
Оттого, что плохие дороги.

У нас уже проблема не дороги, а школы,
Не успели одемократиться.
А одни подонки только.

Школа, что столько подонков правда, свобода,
Чтобы высказаться, что сделала с нею сволочь.

Винокур – дурь. Как ограбили нас,
Что вновь страна дураков, Корчагиных.

Демократия представляется мне
Как чирикает воробей в говне.

Фильм «Школа» над прошлым расправа,
Что вывернули наизнанку правду.

Мы демократию открыли
По Гоголю чиновников с кувшинным рылом.

В цеха спешили, вузы мы с душой Зой Космодемьянских,
Свобода по душе прошлася танком.

Закрыли век авторитарный личностей,
Открыли Держиморд и городничих.

Кто при празднике города трупы не учел,
Когда сам спасал пчел.

Воды уж не хватает от втиснутых коробок.
Нам ставят счетчики, а как спастись от пробок?

Спасаясь от дыма в Москве у пчел ряха,
А реабилитироваться – медом угостил патриарха.

Я помню патриарха с Ельциным сидящим рядом,
Что либералы кто затеял крах страны те, а не негодяи.

Слава коммунистам, кто в КПСС верил свято,
А тем, кто изменил ей как Горбачев, Ельцин,
В святотатстве проклятье.

Я верю в Бога и за правду болею,
Как в церкви так и в мавзолее.

Когда Лужков бежал из Москвы в жару,
То проштрафился как не редко,
Когда таких не брали в разведку.

Все хотим милицию сделать стойкой,
А она такая от чиновников, берущих взятки только.

Все твердят: «оборотни в погонах»,
А они демократы по российским законам.

У нас рассуждают: милиция, ходим ли в театр,
А в театре криминал, что ни кадр.

Клянут милицию, что врачам брать взятки дурно,
Берут учителя. А у Лужкова Батурина.

За порядок принялися.
Воруют все. Хотят честною сделать милицию.

От жертв в жару в Москве поминки с терактом в Дагестане.
И празднуют день города по-свински.

Червяк ползет и нету мыслей кроме,
Что вдруг очутится в Газпроме.

Милицию хотят свалить, не легче час от часу
В стране, где мы хозяева на ваучер Чубайса.

Живу в советской властью данной мне квартире,
В Москве лужковской, где не хватит денег на приобретение сортира.

Целуются при всех, она такая штучка,
Как будто обещает дать как сучка.

Целуются при всех, прикладываясь графами,
С экрана будто бы к нам сходит порнография.

День города. Звучит с эстрады Штраус.
В метро на лицах по пожару траур.

В том крах России, что увидел:
Вверху Чубайс, внизу все то же быдло.

Переключаю на телеканалы,
Изучаю, что хотят сказать кланы.

Как до семнадцатого года привыкаем понемножку,
Что кто с ложкой, а семеро с сошкой.

Как Лужков держится за мэра место,
Как за кормушку, а не проявиться честью.

Не исполняется конституция,
Одна проституция.

НТВэшники топчут Сталина,
Что жрут с руки господ. Присосалися.

Я в любви не был либералом,
А поверил в любовь, как до тела любимой добрался.

Как я мучаюсь, даря цветочки,
А свобода, когда на ней с ней поставлю точку.

У всех дела,
А мне дала.

Червяк ползет. А мир огромный.
Ах только б оползти сапог.
Его желанья скромны.

Корчагин Павка Чубайса ближе,
Чубайс тот же Ельцин рангом ниже.

Презрение к проституткам
И тем, кто душу за деньги продает
С похабной как в юморе шуткой.

НТВэшники как на Сталина разинут глотку,
Так кол им осиновый туда со всею в пропаганде для России водкой.

Ах, демократы сладенькие,
На сколько сладенькие, на столько гаденькие.

Стоял с плакатом Бунин «Не пустите хама».
А он идет как демократ свободой самой.

Вот фильм про школу нам с экрана,
Чтоб нас растлить, но не обманут.

Вот егерь задержал начальство, что лосей убили
В Лосином острове.
Ему б героя дать, когда бы государством были.

Леса поджигают. Терпеть нету силы
Как из-за Чубайса поджигают Россию.

Россия как лошадь напрягает нервы,
А Чубайс считает все, что он Петр Первый.

Чубайсу памятник хочет поставить демократическая хартия
За то, что молчит о деньгах партии.

На Саяно-Шушенской ГЭС сорвало крышку
Оттого, что кто-то слаб умишком.

При советской власти в задачнике задача,
Что по одной трубе воды подача, по второй выливается.
Теперь третья труба – не поймут куда все девается.

Жара чуть спала и лягушек стрекот в гортани их
Что Моцартом звучат как сладки, строги.

Мелькнул сосняк, деревня и окрестность,
В которой я родился и известен.

Под вечер тишина – в ней нет ошибки.
Величественная так природа,
Что кажется, что воздух сам вдруг зазвучал как скрипка.

Мой город Осташков, деревня Заборки,
Где сосны обнявшись стоят на пригорке.
Где сладко все, хоть подступает, что горько.

Моя деревня, провода к ней на столбах подходят.
И птицы на тех проводах как ноты.

Вот снова ночь, а я тобой болею,
Береза, проступив из темноты,
Как платье на тебе, белеет.

Моя деревня так как молодость,
Любая перед нею отступает в жизни подлость.

Деревня вновь, изба, где брат жил, от кого досталось,
Что гад был. А хорошо б, чтобы и он остался.

Ах, юность. Я иду с грибами, а дым над избушкой.
Мать топит печь и еще не старушка.

Вот лес стряхнул все сновиденья,
Будто бы глаза открыл
И снова полон сил.

Ах, мама, все встречаюся с ее глазами,
Чтоб что-то важное сказать,
Чего друг другу не сказали.

Мелькнула женщина в пальто коричневом,
Как мать и не до смерти
Кольнул о сердце так, что в то, что не жива
Мать, все не верит.

В Осташкове слез с поезда и будто с миром всем в обнимку.
И дрогнул на девчонке взгляд из-под косынки.

Заснула роща молодая.
И слышу как все дышит и близки дали.

Вот сумрак. И природы очертанья
Близки как жизни предначертанья.

Вновь ослепляет солнце, лес все ждет.
А я встречаюсь с ним. И я все тот.

Ах, родина. Вновь здесь. Не подступися ворог.
И карканье вороны дорого.

Ползет червяк. Все ж мысли в том,
Что хочет заползти в Газпром.

Ползет червяк переползти асфальт в запарке,
С потребностью по Марксу.

Я снова во дворе и у него есть имя,
Что все деревья, окна дома кажутся большими.

Ах, старый двор, в котором все так свято.
А где же с кем дружил я здесь, ребята.

Вот старый двор. Пришел на встречу с ним
С тем чувством, что себе, ему не изменил.

Вот лавочка все та. И девушка сидела
На ней, которой я так верил.

Вот двор, где ты меня так взглядом обмеряла
Того, что мы еще не растеряли.

Вот лавочка, где девочка, которой слов не произносил.
Не той после произносил, но не любил.

Вот демократия, что мы про тех молчим,
Что ничего хорошего не скажем им.

Леса горят, а мы тушить их тухлы,
А Лукашенко дурака снял – и сразу же потухли.

Летчик в тайге посадил самолет,
А разговор – не нарушил ли инструкций.
У нас Чубайс на Саяно-Шушенской ГЭС с крышкою набекрень –
Герой в репродукции.

Приспешники Чубайса скачут
Из Белого дома с деньгами в коробке.
Лужков поет сольфеджио.
Москва трещит от домов коробок,
А в них со всех концов съехало столько народа,
Что Москва встала в пробках.
Задыхается в смоге, угарных газах.
О футболе мы спорить не робки,
О том, что демократия, кричит попка,
А к мавзолею к тому скем были велики
Как к образцу чести
Народ идет проторенной тропкой.

Ах, демократия вора
Не подсудимого прокурору,
Он и не скрывает этих сил,
Произнося: «Не нашел. Не посадил».

Саяно-Шушенская ГЭС, где крышка набекрень
С ухмылкою Чубайса, я вижу каждый день.

Не дошел до Москвы Гитлер,
На то, что не взял, дали каждому ваучер,
Я его обменял на поллитра.
А кто-то с того имеет виллу,
Счет в банке зитрый.
Как деомократ, кого раньше считали гидрой.

Вставай, проклятьем заклейменный…
Встали.
Построили страну мечтателей, ученых.
Но власть переродилась в уродов,
Кому свобода
Петь песню: «Во саду ли, в огороде».
В огороде бузина, в Киеве дядька,
Который берет взятки
И рынок на котором хоть взятки, все гладко.
Пока не разглядели на весах,
Что демократия такая, что себе дороже,
Что свобода наша на весах
В Держиморде с такою рожей.

В России уже есть Путин и Медведев,
Лишний третий.

Уходи, мороз косматый,
Слышишь, старый, или нет?
Почернел уж вешний снег.

Все хочут заменить звезды на двуглавого орла.
Лужкова не заменить за дела.

Демократия туши свет. Себе не рад,
Один черный квадрат.

Вечный огонь как горящее сердце солдата,
А от нас скрывают Держиморд в черном квадрате.

В Англии дворец у королевы,
У Лужкова чуть поменьше левее,
А смотрит дворец
Будто больше, подлец.