типа меня

1

«Ты снова полюбишь жену», – часто говорила она мне, пока мы вместе работали над романом: я сочинял и диктовал, а она впечатывала своим маленьким пальчиком и делала пометки на полях то ли моих, то ли уже наших черновиков.

Говорила она это без сожаления и даже не без гордости за свою уверенность, но это единственное, в чём она была уверена в ту осень.

А осень в тот год стояла царственная: степные посадки оделись в парчу и преисполнились багрянородного достоинства Византии, не столь уж далёкой от наших палестин, открывших международные аэропорты в областях; а если судить по времени течения рек Приазовья – то и вовсе близкой: войной государства и олигархии, мечтавшей стать наследственной в стране, где унаследовать можно только отцову хитрость и живучесть, а по материнской линии – допустим, красоту.

Роман, как ни крути, получался любовным, но с расставанием в конце.

Столько уже писано про то, как литературные герои диктуют автору сюжетные повороты , что добавить к этому могу лишь себя самого, полюбившего внезапно к сорока читать предисловия и аннотации к философским книгам,.. а так – больше нечего добавить.

С тех пор, как я впервые придумал, как соединить «рябина – судьбина» словесным двоестрочием, я прошёл такой значительный путь в литературе, что теперь к каждому моему слову можно публиковать список первоисточников на трёх листах.

«Что от меня останется, лишись я образования и культуры?», – подумал я, диктуя ей очередную главу романа, и лишился.

Мы дописали главу и придумали название новой.

Что от меня останется, когда я весь войду в озёрный край, где сосны и редкий ельник плотным кольцом окружают ивы, да так никогда и не сойдут к воде?

Днём с огнём не найдёте тогда меня.

2

Как только я совершенно исписался как романист и поэт, сразу взялся сочинять рассказы.

До этого рассказов я не писал, и поэтому в силу инженерного образования начал с теории.

Я нашёл в Интернете автореферат докторской диссертации по теории короткой прозы, который начинался словами: «На сегодняшний день теория рассказа не разработана». Прочитав ещё несколько фраз, я понял, что и данная диссертация не претендует на создание такой теории, и решил перечитать классиков, но уже с точки зрения будущего автора рассказов.

О. Генри, Чехов, Сомерсет Моэм, Паустовский, Платонов и Людмила Улицкая разложили свои пасьянсы на моём столе. Все пасьянсы сходились и расходились на сюжете.

Сюжета у меня, как на грех, не было – все свои переживания и воспоминания я исчерпал в стихах. А перекладывать стихи на прозу, согласитесь, скучнейшее дело.

Всё же кое-что из теории я почерпнул. Например, мне стало ясно, что рассказы пишутся от первого или от третьего лица, что рассказы должны содержать завязку, кульминацию и развязку, а также незначительное описание природы и погоды с включением цветов, запахов и вкусовых ощущений.

Кроме этого, тема рассказа должна, разумеется, волновать автора и желательно – читателя.

Самое сложное для меня было с лицами – первым или третьим лицом ни в одной истории я себя никогда не ощущал.

Мне никогда не казалось, что мир вращается вокруг меня и равно вокруг кого бы то ни было.

Мне вообще с детства не кажется, что мир вращается, а события разворачиваются. Некие более сложные – хаотичные и волнообразные движения совершает мир и события.

И ни потоком ли короткой прозы только лишь и можно сцепить, сцементировать воедино песчинки поэзии с кирпичами романистов… типа меня.