Медицина пещерного капитализма

            Моей маме идет 88-й год. Естественно, что со здоровьем у ней не все в порядке, хотя она до сих пор работает инженером в телерадиокомпании города Нижнего Новгорода. Но чуть больше недели назад ей пришлось взять больничный в связи с обострением гипертонической болезни. Все эти дни верхний предел давления держался за двести, временами зашкаливая за двести пятьдесят. Нижнее (сердечное) составляло всего шестьдесят – семьдесят. А при пульсе от сорока до пятидесяти ударов в минуту лекарства, снижающие давление, надо было принимать очень осторожно, ибо почти все они снижают вместе с давлением и частоту сердечных сокращений. Несколько раз маме было настолько плохо, что приходилось вызывать скорую помощь. Четыре дня назад, сделав электрокардиограмму, ее  увезли в тридцать восьмую больницу на срочную госпитализацию. Но, даже не осмотрев ее, и не сделав никаких анализов, маму во втором часу ночи отправили домой, совершенно не поинтересовавшись тем, как она доедет. Конечно она доехала – мой брат приехал за ней на машине. На следующий день пришел участковый врач и выписал направление. Мы позвонили в больницу и спросили, когда можно будет привести больную. Нас попросили позвонить в понедельник (сегодня) в восемь часов тридцать минут, что я совсем недавно и сделал. Меня соединили с врачом приемного покоя, и произошел примерно следующий разговор «слепого с глухим»:
            – Сколько полных лет больной?
            – Восемьдесят семь.
            – С каким диагнозом она ложится?
            – Гипертонический криз.
            – Нет такого диагноза, гипертонический криз.
            – Как нет? Всегда был, а сейчас нет.
            – Прочитайте в направлении.
            Я честно попытался выполнить пожелание доктора, но не смог. Своеобразный почерк врачей общеизвестен, и в нем зачастую только сами медики и могут разобраться. За свою непонятливость я получил множество нелестных эпитетов от докторши, но это не прибавило мне способностей разобрать замысловатые закорючки на направлении. Тогда я догадался прочитать цифровой код заболевания, но мне грубо ответили, что не интересуются всякими цифирками. Тут стало совершенно понятно, что пожилого человека просто не хотят госпитализировать – пожила уж, и хватит с нее. Но я не собирался сдавать позиции, и со своей стороны высказал все, что думаю о коновале на том конце провода.
            – Позвоните в поликлинику и узнайте у участкового, что он написал в направлении. – сказали мне и бросили трубку.
            Я позвонил, конечно, но в поликлинике сказали, что наш участковый принимает с часу дня. Тогда я снова позвонил в приемный покой больницы и объяснил ситуацию. В ответ услышал, что и этот коновал звонил(а) в поликлинику, и никакого, оказывается, направления моей маме не выписывали.
            – Когда это Вы успели? – поинтересовался я. – Хватит уж врать!
            – Я не знаю в какое отделение ее класть. – сменила пластинку моя собеседница.
            – Я продиктовал Вам шифр болезни. Любому нормальному медику этого достаточно.
            – А Вы сам доктор, что ли, чтоб меня учить?
            – Я не доктор, но совершенно отчетливо понимаю, что Вы ищите причину для отказа в госпитализации. И, если это произойдет, мы будем разбираться с Вами в суде.
            – Ой, напугал! Так с чем мне ее класть?
            – Разве шифр болезни…
            – Я спрашиваю конкретно, что у ней болит.
            – У ней низкий пульс, высокое давление…
            – Насколько высокое?
            – В среднем двести двадцать на шестьдесят пять.
            – Нормальное давление для девяностолетней старухи.
            – Во-первых моей маме не девяносто, а восемьдесят семь, – ответил я, едва сдерживаясь, - а во- вторых ее нормальное давление сто пятьдесят на восемьдесят.
            – Что еще у ней болит? В какое отделение я ее положу? Может у ней остерохондроз.
            – Вы что, издеваетесь?
            – Ничуть. Давление от разных причин может подскочить.
            – У ней уже двадцать лет гипертоническая болезнь. Какой к черту остерохондроз?!
            – Головные боли, головокружение есть?
            – Есть.
            – Кто ее у нас будет обслуживать?
            – То есть?
            – Ну, она же сама себя обслуживать не может, а у нас санитарок не хватает.
            – Да с чего Вы взяли, что она себя не может обслуживать. Она еще работает.
            – Памперсы носит?
            – Вы дура? Вы не слышали, что я Вам сказал? – сорвался я на крик. – Она работает, и работает в телерадиокомпании инженером. С 1942-го года. Она – ветеран войны и заслуженный ветеран Нижнего Новгорода. Я сейчас подниму трубку и позвоню господину Зеленому, директору компании. Первое, что он сделает – пришлет в Ваше заведение съемочную группу. А потом я не знаю, что он предпримет, но Вам точно не поздоровится.
           На другом конце провода воцарилась тишина. Дохтурша, очевидно, обдумывала мое заявление. Потом кашлянула несколько раз и сказала:
           – Постарайтесь успеть до двенадцати дня, а то мест не будет.
           Мой брат увез маму в больницу, а я вот сижу и думаю: как же просто урезонить зарвавшегося хама, если за спиной есть хоть какое-то прикрытие. А у кого его нет? Ложиться и умирать?