силуэт
среди зеленых насаждений, стареньких газет,
любил зеленый чай, прозрачный мед с лимонником
и солнечное небо на обед.
в его кладовке были стопки старых книжек,
и ими же он забивал свои шкафы;
в них было все – от приключений до интрижек,
от быта до онегинской строфы.
в его глазах порой плескались воды,
соленые, с упреком горьких дней,
он не ложился спать, встречал с утра восходы
и грезил о безбрежности морей.
порой он уставал, и болью острой
пронзало грудь, и было горячо,
и мир кружился в вихре лентой пестрой,
и запечатывалось сердце сургучом.
он рифмы подбирал с подола неба,
переносил на белые листы,
он сочинял о том, где был и где он еще не был,
о слепоте, о странных тайнах, о любви.
он пальцами касался ожерелий,
сплетенных из сентябрьских ветвей,
и дети, что из южных подземелий,
вели ему отсчет календарей.
он одиночество перерождал в надежды,
он собирал на полках корабли,
носил свободные и белые одежды
и верил, что все могут короли.
он набирал сухой листвы на подоконник,
сжигал ее прикосновением руки,
не потому что был дурной огнепоклонник,
а потому что грел себя от ледяной тоски.
он говорил словами разных наций,
как будто и не знал про Вавилон,
он по весне любил жевать цветы акаций,
и видел по ночам один и тот же сон.
во сне был город, чей-то дом и свет в оконной раме,
и силуэт девичий, тонкий, что-нибудь читал,
и на стекле порой, как будто на экране,
простое сердце пальцем рисовал…
…он был поэт, он жил на подоконнике
среди зеленых насаждений, стареньких газет,
любил зеленый чай, прозрачный мед с лимонником
и сон, где виден хрупкий силуэт.
Свидетельство о публикации №110091900098