Чистота и грязь

За окном кружились большие хлопья снега. Впереди были долгие холодные месяцы, скрытые под белой пеленой. Каждый день был до безобразия похож на предыдущий, рутина накрепко засела в жизнь писателя. Небольшая квартирка, в которой он летом пытался создать уют, всего за две недели, прошедшие после его возвращения из длительной командировки, стала похожа на свинарник.
На кухонном столе лежали горки немытой посуды и ряды пустых полуторалитровых бутылок из-под пива. В единственной комнате царил еще больший беспорядок: помимо пивной тары, валявшейся, кажется, везде, пространство занимали разбросанные сигаретные пачки и окурки. Постель была разобрана и скомкана, представляя собой неизвестное доселе фортификационное сооружение, более мило смотревшееся бы в комнате ребенка лет десяти, решившего поиграть в «войну», нежели у 23-летнего мужика. Однако, у него и в мыслях не было прибраться и привести жилье в относительно нормальный вид.
Писатель оторвал взгляд от монитора ноутбука, глаза были красными. Его мучили бессонница и похмелье. Кое-как поднявшись со стула, он босиком прошлепал по холодному полу к окну. Старая ручка долго не поддавалась, и писателю пришлось изрядно с ней повозиться, прежде чем раздался противный скрип несмазанных петель. В провонявшую табачным дымом комнату ворвался холодный, леденящий воздух, мгновенно превратившийся в пар и устремившийся вниз, подчиняясь законам физики и теплообмена в частности. Писатель вдохнул полной грудью и зачерпнул с подоконника горсть снега, растер ее в ладонях и умылся, обжигая лицо.

*   *   *

Странно получалось. По возвращении из командировки его сразу отправили в отпуск на месяц. Первые три дня он отсыпался, отъедался и радовался спокойной жизни. А на четвертый день писатель заскучал.
Севший мобильник лежал на столе, изредка покрякивая, тем самым напоминая хозяину, что неплохо было бы его покормить электричеством. Писатель достал зарядник, и телефон снова крякнул, довольный подпиткой. Палец писателя дернул джойстик вниз, открывая список контактов. Номеров в нем было немало, но звонить большинству этих людей абсолютно не хотелось. Пролистав список до имени Эвелина, писатель остановился. Это было то, о чем именно сейчас ему нашептывал внутренний голос. Он нажал кнопку вызова, и из динамика полилась мелодия дозвона.
- Да? – ответил тяжело дышавший женский голос.
- Эви, это я. Не забыла еще?
- Нет, Костя, не забыла. Чего хотел?
- Да я это…Ну ты поняла. Через сколько освободишься?
- Как догадался? Через час где-то. Ты надолго?
- На пару часов.
- Ну хорошо, подъезжай к шести часам. Адрес помнишь?
- Конечно помню. Ну, давай, до встречи!
- Пока.
Он принял горячий душ и сбрил недельную щетину. Длинные волосы, доселе скрученные на концах в кудряшки, были выпрямлены и заботливо уложены в хвост. Не спеша писатель погладил рубашку и джинсы, оделся, накинув поверх рубашки новый пуховик, и вышел из дому.
Погода была довольно противная, а ждать маршрутку пришлось около двадцати минут. Писатель уже сильно продрог, когда забрался в теплый салон «ГАЗели», шмыгая носом. Поездка в другой конец города заняла больше времени, чем он планировал.
Дверь открыла девушка лет двадцати, блондинка, почти полностью обнаженная и прикрывавшая грудь плюшевым мишкой.
Через два часа они лежали на кровати, вспотевшие, уставшие, но довольные, и пили апельсиновый сок. Писатель провел пальцем между грудей Эвелины, дойдя до ее пупка.
- Ты у меня самая лучшая! – прошептал он.
- Кость, - Эви приподнялась и повернулась лицом к писателю, опираясь на правый локоть. – Кость, ты будешь моим парнем?
«Приехали», - подумал он. – «Хотел - получи». В ответ же сказал:
- Эви, ты думаешь, о чем говоришь? Каким парнем? Или ты забыла, кем работаешь?
- И только из-за этого «нет»? я же вытащила тебя из депрессии. Помнишь, каким ты пришел ко мне в первый раз? Я хорошо помню.
- И я помню, - сказал писатель, сглатывая неизвестно откуда взявшийся комок в горле. – Но я не могу так.
- Понятно. Трахаться и платить за это ты можешь. А быть парнем проститутки – нет. Ты же весь такой чистый, гордый и невинный, не то что я, порочная жрица любви. А ты ведь даже любить не умеешь. Одевайся и уходи.
- Прости меня…
- Ничего не говори. Уходи.

*   *   *

Холодный снег обжигал и колол заросшее щетиной лицо. Когда-то он был обычным бумагомаракой, изредка выплескивавшим в сеть свое «творчество». Теперь же он завел привычку писать каждый день, благо мысли и идеи посещали гораздо чаще. Перечитывая и редактируя написанное, Константин доводил до ума и, как ему казалось, идеального состояния свою книгу.
Надышавшись ледяным воздухом, он обвел взглядом комнату. Поиски спиртного не увенчались успехом, и пришлось идти в магазин. Когда он выходил из минимаркета, нагруженный четырьмя пакетами, в которых находилось по пять полторашек, заходившая пожилая соседка скривила нос и ехидно сказала:
- Во, уже с утра напоротый, алкаш!
- Тебя трясет? – огрызнулся писатель. – Попрыгай – отойдет.
«Интеллигентная» соседка мигом перешла на мат и оскорбления, но Костя уже захлопнул дверь и пошел домой. Не хватало еще лаяться с этой старой овцой.
В квартире было холодно из-за того, что он, уходя, не закрыл окно, но исчезла, выветрившись, смесь перегара и табака. Писатель открыл первую попавшуюся бутылку и присосался к горлышку. Осушив ее почти на половину, он хмыкнул и сказал вслух:
 - Вот и позавтракали.
Костя снова сел за стол. Ноут уже успел перейти в ждущий режим и заработал только после нажатия клавиши «Esc». На мониторе появился текстовый документ. Первым словом, бросившимся в глаза, было «ну?».
- Чё ну? Придурок.
В этот момент зажужжал телефон, оповещая о пополнении баланса. Константин схватил мобильник и набрал номер Эви. Автоответчик пробубнил электронным голосом: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
- Зараза! – ответил писатель и дал отбой.

*   *   *

Дни медленно текли один за другим. Костя печатал и пил, не бросая попыток дозвониться до Эвелины. Но ее телефон молчал, и писатель в сердцах чуть было не швырнул свою трубку в окно. Он чувствовал, что Эви была той девушкой, которая дала бы ему все, чего он хотел, что смог бы простить и заставить бросить эту чертову работу. Но нет, он ведь «гордый, чистый и величественный», слишком высокий для того, чтобы спуститься с небес и жить с девушкой. Ведь в первую очередь она была девушкой.
Отпуск закончился. На работе его с трудом узнали, настолько он осунулся, побледнел и оброс. На вопросы он отвечал, что весь отпуск проработал над книгой. Так, в общем-то, и было.
Костя шел домой, оттрубив очередную 12-часовую смену, уже стемнело. Он мечтал о чашке горячего чая и теплой постели, когда мимо него пролетел джип. Впереди был мост через реку. Машина остановилась на середине моста, открылась дверь и на дорогу выкинули женщину.
- Пошла на хер, мразь!
Взревел двигатель, и джип унесся, выбрасывая из-под колес комочки снега. Женщина встала, отряхнулась и перелезла через низкое заграждение на пешеходную дорожку. Внезапно она сняла шапку, разметав белые волосы по куртке, а затем сняла и куртку. Тут Костя узнал в женщине Эвелину. Она взялась за железные перила, засыпанные снегом, и одним махом перепрыгнула их, устремившись в покрытую льдом реку.
Слишком поздно писатель закричал, поняв, ЧТО она хотела сделать. Когда он подбежал и устремил взгляд вниз, тела Эви нигде не было. Только черная дыра во льду и темные пятна вокруг нее. Он не спас Эви, не вытянул из той грязи, в которой она находилась. Он подтолкнул ее к этому глупому шагу.
А впереди была вся жизнь. И как жить, осознавая свою непростительную ошибку?

17.09.2010 г.