Поэтический террор из книги 2 романа

    Когда пошли светские разговоры, Эсса решила проверить гостью на образованность и сказала:
    — Как прекрасно! «День дозрел до утра» — намекнув на классическое стихотворение:

    Год добрался до весны,
    День дозрел до утра.
    Травы влажны от росы —
    Капли перламутра.
    На колючие кусты
    Льются трели сладки.
    Бог взирает с высоты —
    В мире всё в порядке.
    (Р. Браунинг, перевел Я. А. Фельдман)

    — Уже давно перезрел. Скорее он еще не дозрел до вечера, — понимая, что ей брошен вызов, ответила Ингрисса.
    Такой ответ сразу же уронил ее в глазах Эссы. Она попыталась отговориться простой шуткой, по образцу простолюдинов, значит, наверно не обладает достаточным образованием, чтобы поддерживать беседу на уровне светского общества. Но унижать через жену лучшего соратника мужа было неразумно, и Эсса подождала минут двадцать, прежде чем вставила очередной намёк, заметив, что граф начал немного ухаживать за Ингриссой.
    — Кажется, нашего соседа «цветок кувшинки поразил», — намекнув на широко известное стихотворение:

    Цветок кувшинки
    В сердце орла поразил.
    Но не коснуться
    Глади прохладной
    Вихрей небесных царю.

    Ингрисса приняла это за комплимент, и ответила:
    — Здесь в этом изысканном обществе я действительно чувствую себя раскрывающимся цветком.
    Граф, оценив ситуацию, незаметно забил последний гвоздь в гроб светской репутации Ингриссы, поскольку превратить ухаживание в серьезный флирт все равно был не намерен:
    — «В самое сердце».
    Увидев, что и здесь Ингрисса намека не расшифровала, а лишь раскраснелась от смущения, баронесса и графиня принялись осыпать Ингриссу поэтическими намеками, уже тонко издеваясь над ней. Например, графиня сказала: «Клоун пляшет — мы рыдаем», намекая на общеизвестное стихотворение

    Время ничего не скажет
    Я сказал тебе об этом
    Время знает только цену
    Мы должны ему платить

    Если я чего узнаю —
    Я тебе об этом свистну
    Клоун пляшет — мы рыдаем,
    Флейта плачет — мы танцуем
    Время ничего не скажет —
    Я об этом говорил.

    Будущее не предскажешь
    Но поскольку я не знаю
    Как любовь сказать словами
    (Я люблю тебя сильнее
    Чем могу сказать словами)
    Если я чего узнаю
    Я об этом расскажу.

    Но откуда дуют ветры,
    И зачем уносят листья,
    Время ничего не скажет
    Как сказал я в прошлый раз

    Вероятно, розы знают,
    Для чего им распускаться,
    Если я чего узнаю,
    Сразу же тебе скажу.

    Предположим, львы в пустыне
    Неожиданно проснулись
    Все солдаты побежали,
    Пересохли все ручьи.

    Время ничего не скажет —
    Я сказал об этом раньше,
    Если я чего узнаю,
    Я об этом расскажу
    (У. Х. Оден, перевод Я. А. Фельдмана)

    — Такие уж мы странные люди, — обреченно выдавила из себя Ингрисса.
    Тут присоединилась и герцогиня, которой тоже захотелось поразвлечься.
    — Да, странные. «Флейта плачет — мы танцуем».
    Когда Ингрисса и в этот раз не расшифровала уж очень толстого намека, герцог, граф и барон, слегка посмеиваясь, стали тоже иногда вставлять шпильки в самые болезненные места Ингриссы. Герцог промолвил:
    — «Я сказал об этом раньше».
    — Я виновата, я, наверно, прослушала, твоя светлость, — уже почти со слезами на глазах сказала Ингрисса, чувствуя, что опять говорит не то.
    — «Если я чего узнаю, Я об этом расскажу», вставил еще одну шпильку граф. — Но, впрочем, давайте сменим тему.
    Как видите, все высокородные строго держались в рамках светских приличий, не желая опозорить хозяина через жену его вассала. А несчастная Ингрисса, которая тоже изо всех сил старалась не выходить из рамок приличий, к ее чести все-таки удержалась в них. Под конец бедная Ингрисса чувствовала себя так, как будто ее обнаженную посадили на муравейник, угощают при этом изысканным обедом, а встать или даже отряхнуться просто невозможно.