Старовер Христофор. Глава 1. Рассказ. Проза

 Данный рассказ основан на реальных событиях, произошедших в 30-х годах 20 века, но смысл его остается актуальным и по сей день, особенно сейчас – в период свободы слова и свободы вероисповедания. Рассказ учит тому, как опасны могут быть религиозные секты, на первый взгляд, для рядового гражданина, безобидные; а также тому, что необходимо доверять современной медицине и не в коем случае не поддаваться слухам о народных целителях и прочему шарлатанству.

                Старовер Христофор.  Глава 1.      ххх
- Что там после смерти ждет нас? Вот я, когда задумываюсь о своей смерти и становится страшно, даже несмотря на все трудности жизни, даже несмотря на все горести и невзгоды для меня жизнь дороже всего на свете сейчас. Особенно после того как я повстречал Настю.
- Да, что и говори, страна наша идет к коммунизму, социализм вокруг, а тут такое творится, что даже рассказать – волосы встанут дыбом. Да и никогда бы я не подумал, что Настя твоя в сектантство подалась, то-то она переменилась последнее время – лица на ней нет, да и не разговаривает ни с кем – скажи, хоть рассказывает она что в общине их старообрядческой творится?
- Скрывает все, меня зовет свою веру принять. Но ведь я же коммунист, я реалист и верю тому, что знаю и чувствую. Не могу жить без Насти – думал, что есть у нее кто-то, следить стал. А оказалось вот оно как – действительно живет ее тетя в селе Х, но ходит она не столько родственников повидать, сколько со своими единоверцами пообщаться, помолиться их учителю. Странно мне все это, разговаривал я с сельчанами, с родственниками Настиными – скрывают они многое. Да я слышал от многих, что учитель их – Христофор – злодей каких свет не видел – веру Христианскую переиначил на свой лад старик сумасшедший – и толкает всех на самоубийства. Конечно, доказательств у меня этому нет, возможно все слухи, но ничего толком узнавать не удается. Вступить в их секту не просто сложно, а невозможно почти, не всех посвящают, долго обнюхивают и выпытывают все, хотя единоверцев их собралось в селении очень много, а народ все прибывает. Чем только прельщает их «старая вера», да и что это за вера такая, если народ на верную гибель ведет?
- Да, куда только власти смотрят, надо же! Современность современностью, а народ русский остается все таким же диким – настоящие медведи – сильные, но доверчивые и добрые люди. Детская вера в волшебство кидает людей из крайности в крайность. С Настей не пробовал побеседовать, мозги ей промыть – почитай с ней труды Ленина, объясни всю нелепость ее теперешней ситуации – когда в стране идет развитие, прогресс, горстка глупых и трусливых людей идет вникуда, разбивая все, что строилось ценой тысяч человеческих жизней.
- Если бы только горстка, и если бы только они. Своей загадочностью секта эта пускает цепкие щупальца во все стороны. Все больше и больше последователей. По некоторым, не подтвержденным данным, более сотни тысяч человек, народ все прибывает.
                ***
- Дядя, куда мы идем? Я есть хочу. – стонал Ефимка, измученный долгой дорогой. Глядя на него у любого имеющего сердце на глаза навернулись бы слезы. Мальчик еще не успел приспособиться к слепоте и беспомощно пытался нащупать вокруг себя что-то, вяло передвигая ослабшие ноги. Его исхудавшее лицо было по-детски наивным и нетронутым, с гладкой, пахнущей еще молоком кожей.
 - Сейчас покушаешь, маленыш. Я же тебя и веду отведать райских яблочек – а какие они вкусные и сочные, вкуснее и сытнее нет ничего. Скоро прибудем. – Старик безжалостно тянул ребенка за руку. Его костлявые сухие пальцы больно впились в ручку мальчика, словно в пойманную птичку, которая может упорхнуть в любую секунду. Он торопился, не обращая внимания, когда Ефимка падал, натыкаясь на кочки. – Хочешь яблочек?
 - Я пить хочу, дядя, и кушать. А где мой дед? – мальчик беззвучно продолжал лепетать что-то высохшим от жары и голода ртом.
 К вечеру они добрались до местного пруда, уже смеркалось, когда дед стал спускался к воде. Привычным движением он схватил ребенка за шею, больно заломив ручку за спину – послышался хруст костей. Мальчик закричал, пытаясь вырваться из цепких рук злодея, но из-за своей слепоты не мог ничего понять. Старик молча опустил голову ребенка в воду, оглядываясь вокруг, прижимая к мокрому берегу трепыхающееся тельце. Мертвого Ефимку дед раздел донага, обшарив всю одежду – в портянке одного сапога он нашел серебряную монету, и его без того довольное лицо расплылось в счастливой улыбке.
 Прикрыв труп лопухами, дед побежал в село за лошадью. После знойного летнего дня прохлада вечера окутывала его радость от очередного злодеяния, ноги, несмотря на возраст несли вперед так быстро, что старик не заметил, как вернулся в село. В доме одного из своих сподвижников – Валентина – Христофор, так звали убийцу, долго молился, перед иконами. Рядом сидели на коленях вся семья – Валентин, его жена и молодая дочка. Их изможденные от голода и непосильной работы тела хоть на некоторое время могли отдохнуть.
- Вот, родичи мои, молитесь, молитесь, усердствуйте в своих молитвах, ибо господь слышит вас. Принесли ли вам наконец деньги родственники ваши? Нашей общине деньги нужны как никому – ради спасения души вашей.
- Никак не могут дойти, видимо. Боюсь – не отдали ли душу свою раньше времени?- Лука поймал взгляд своего  учителя на дочери. Жена тоже заметила хитрую ухмылку старика.
- Ах вы суки подзаборные – никто не смеет без моего благословения каяться, через меня господь берет души ваши в Царствие Небесное. Вам пока рано, готовьтесь, грехи свои отмаливайте. – закричал вдруг Христофор нечеловеческим голосом, как бывало во время убеждений сподвижников. – готовьтесь, и дочь свою готовьте – пора ей отдать душу господу, чтобы обрести блаженство вечное.
 У членов семьи ноги приросли к полу, не в силах двигаться дальше, они ожидали что будет дальше – как овцы на бойне, не в силах больше сопротивляться, стоят, дрожа коленками, ожидая своей участи и своей смерти. Смерти они уже не боялись, особенно после того, как отец и мать Луки, слепо подчиняясь воле Христофора, после продажи своего дома и всего что в нем было, «очистились» в угарной избе с другими богатеями села. Тела их не стали хоронить, боялись учителя, ждали его слова – только через месяц, когда от смрадного запаха стало дурно всей общине – полуобглоданные, гниющие трупы своих родственников покидали в овраг и наспех засыпали землей.
У жены Луки – Матрены – сердце словно застыло – не заколотилось от страха – а застыло как на морозе, во льду. Христофор же привычными движениями сгреб в охапку девочку и на глазах родителей надругался над ней. Лука остолбенело сидел, смотря на скорченную от боли дочку, не способный и не знающий что делать, лишенный воли. Лишь когда все было сделано, и ребенок уползла, оставляя после себя тонкую полоску крови на полу, Христофор скомандовал им молиться. Матрена онемевшим языком пролепетала – Ведь ей же десять только исполнилось. Учитель бросил обоих взрослых к иконам на колени.
- Готова ли ты Матрена причаститься? Вижу, душа твоя скорбит. Пора тебе сблизиться с Господом.
- Господь со мной, хочу увидеться с ним, наконец.
 Лука ушел в чулан, вернулся с простыней и двумя полотенцами. Простыней он туго обвязал ее обмякшее от страданий тело, а полотенцами скрутил руки за спиной и обвязал лицо.
- Погода сухая сегодня. Господь спокойствия от вас. Принеси Лука таз с водой.
 Лука поставил посуду посреди избы, подводя жену к воде. Он уже схватил ее за шею, но услышал ласковый голос Христофора.
- Нет, сама. Пусть обретет она царствие небесное, чтобы отец наш принял ее, убедившись в ее собственной вере.
 Матрена опустила голову в таз с водой и лежала так, не шевельнувшись, пока все не поняли, что все. Дочь дрожала всем телом, не в силах встать, ослабшие руки скользили по стенам и падали на пол. 
 Сердце старика бешено колотилось как прежде – когда он заставлял умертвлять себя десятки и сотни людей – еще тогда, до суда над ним – «святым – как они смели!» - вдруг вспомнил Христофор и от гнева кровь застучала в висках, голова налилась и наполнилась от внезапно охватившего необъяснимого чувства, блеск в глазах не предвещал ничего хорошего.
- Где лошадь? – в бешенстве закричал Христофор на Луку.
 Не на своих, на ватных ногах, с умершим сердцем и застывшими в груди слезами этот здоровый детина, который одним хлопком мог раздавить своего мучителя как букашку – но страх сковал его мозг, страх и раболепие, привычка подчиняться более сильному и смелому, кому бы то ни было, превратили его в игрушку в руках кровожадного изверга.
 Онемевшими руками, как во сне, с онемевшим ртом, Лука вывел свою дряхлую лошадку – кормилицу всей семьи на двор; запряг телегу и вернулся в дом. Старик снова лежал на его дочери, которая уже смеялась в истерике – ее ранимая слабая душа не выдержала издевательств и рассудок покинул тело.
 - Завтра на полудне сбор будет всех верующих – придешь с дочерью – возьми с собой полотенце и веревки. Дочурку одень хорошенько и ко мне до службы приводи, теперь она как внучка мне будет – приказным тоном сказал Христофор, натягивая портки.
 Вдвоем они загрузили жену Луки в телегу и старик поехал в лес, сказав, что отслужит таки молитву для усопшей – идти Луке с ним запретил. В лесу, в самой чаще, старик сбросил тело несчастной женщины в овраг и быстро поехал к воде. Тело мальчика было уже совсем холодным, ручки были скрещены за спиной и положить их на грудь Христофору таки и не удалось – ребенок будто и после смерти сопротивлялся. Забросив убитого в телегу, старик почувствовал приятное облегчение, охватившая недавно злость от воспоминаний прошла и захотелось спать – укрыться на время от всего мира – он стал ощущать, что вокруг роем летают комары и мошки, кусая во все доступные места. Дорога обратно в деревню была долгой – в лесу слышны визги диких животных и вой волков. Но Христофора волки никогда не трогали – видимо чувствовали запах смерти и множество совершенных им жестоких умерщвлений и боялись не как одного из своих, а как более страшного хищника.
 На крыльце его ждали сподвижники, но, увидев суровый взгляд исподлобья поняли – сегодня учитель ни с кем разговаривать не хочет и быстро молча, пока ничего с ними не случилось, разбрелись по домам. В своем доме – не похожим на жилище старосты общины – неказистой старой избе возле церкви, злодей расположился на мягкой приятной перине, вдоволь наевшись перед этим свежесваренной баранины, которой к его прибытию приготовили ученики, напился хмельного меду и ушел в забытие до самого утра.
 Днем был сбор – с утра старик бегал как безумный по домам – и учеников и просто жителей деревни, созывая всех на великое общение с господом – всем приказал взять с собой побольше тряпок и крепких веревок. Церковь была маленькой, да и большую часть своих встреч с учениками и сподвижниками Христофор совершал на природе, в основном в целях конспирации своих бредовых мыслей от властей. Сегодня старик был как заведенный – из-за тяжелого характера близких людей у него не было – ученики боялись, но за его спиной творили порой еще большие беззакония над слабыми, прикрываясь именем обожествленного учителя. Ученики по нескольку раз за утро ходили по домам и предупреждали о сборе.
 Погода выдалась удачной – дождливой – кругом образовались глубокие лужи и грязь. Христофор стоял на кургане, руки и голова его дрожали от возбуждения – народ пребывал и заполнял все вокруг. На учителя смотрели как завороженные – как на идола – женщины опускались на колени, крестились и кланялись ему.