Дед

Над кроватью летят журавли
на картинке, падает свет,
санитары куда-то ушли,
на кровати лежит мой дед.

Два курлыки летят куда
на картинке? На юг, на юг.
С детства помню, как дед всегда:
говорил: «Будь мужчиной, внук».

Он меня научил читать,
не терять надежды нигде.
Не теряю, смотрю: кровать,
да картиночка на гвозде.

За стеной санитаров смех.
Тяжело умирать пять лет,
но никак не одержит верх
Паркинсона, борется дед.

Там, в своей тишине, вдали,
среди вод сознанья и мук.
И летят над ним журавли
в черной рамке на белый юг.

Что мне делать, курлыки, с ним?
Что кричать, на что уповать?
Дед не слышит, он недвижим.
Умирает уже лет пять...


•••
Шевелит свои тонкие листья
за окошком  скрипач-эвкалипт.
Мы прощаемся, слева стучится,
и болит, и болит, и болит,

и болит за кварталом Хадеры,
на 'Ханаси', в одетом в цемент
сером доме больных постарелых;
там мой дед, там мой дед, там мой дед,

там мой дед. А больного калеки,
что сутулился болью томим
нет. Запомнил его я навеки
не таким, не таким, не таким,

не таким, а веселым, как в детстве,
показавшим созвездье тельца,
тем, кто внуку всегда был заместо,
за отца, за отца, за отца,

за отца. По подобью отцову
понимал, наставлял, выручал,
и дарил, и любил. За родного!
Я прощаюсь, прощаюсь, проща-

юсь, прощаюсь, застыл со слезами
у окна. И из дальних огней
наша жизнь в горизонт уползает -
желтый змей, желтый змей, желтый змей.