Мир кончается войной

Мир переполнен любовью, а ночь – тишиной.
Но вдалеке острой сталью сверкают сполохи.
Как мир ни долог, он кончится новой войной:
Не отступают без боя вожди и эпохи.

Гулко ударит набат, и помчатся гонцы.
От королевских охот  протрезвев запоздало,
Чувствуя, как в одночасье слетают венцы,
Засуетятся монархи, скликая вассалов.

Все договоры, присяги и клятвы пусты,
Кончен помпезный турнир, опустела арена,
Замки зажгут факела и поднимут мосты,
Спешно решая: предать – не предать сюзерена?

Но бастионы и рвы не укроют селян,
Их очаги, дочерей и зелёные всходы.
Вот он извечный кошмар: по полям, по полям
Катится вал ненасытной наёмной пехоты.

В каждый овин и амбар и ухоженный дом
Вломятся с наглым оскалом рейтары и кнехты,
Вздёрнут вопящих хозяев над жарким костром,
Вкрадчиво спросят: где прячут зерно и монеты?

Досуха выжатых бросят в золе умирать,
Но, раз война, и дворянам подай развлеченье –
Стяги взовьются: бароны собрались на рать,
Выживших пахарей сгонят плетьми в ополченье.

Вроде бы всё это было не раз и не сто:
Смута изранит страну, но не тронет столицу,
Новый помазанник божий захватит престол,
Дав предыдущему чинно сбежать за границу.

Лорды слетятся тотчас на раздел пирога –
Все, кто дурацкой геройскою смертью не пали –
Мигом поделят чины, ордена и луга,
Или отправятся пьянствовать в долгой опале.

И поскорей, поскорей обнаглевших скотов
Разоружить и загнать в опустевшее стойло,
Чтоб наполняли казну, как водой решето,
Чтобы хозяева жили, как прежде, достойно.

Что там за вольности, братство и прочая блажь?!
Мало ли что и кому на войне обещают!
Чаянья черни растают, как яркий мираж,
Глупых обманут, а умных вот-вот запугают.

Только вот как обмануть, или чем запугать
Вечных юнцов, что до смерти бредут бездорожьем,
С детства готовых крушить, восставать и свергать
И не готовых назваться рабом – даже божьим.

Эти-то пахари дело нашли для души:
Словно телеги, осадные ладят машины,
Раньше точили серпы, а теперь – палаши,
Раньше вязали снопы, нынче вяжут фашины.

Неблагодарное быдло, живи и трудись!
Верное Богу, царю и родному манору,
С благословения церкви усердно плодись,
Первую брачную ночь уступив сениору.

Кто же рискнёт это всё променять, не скупясь,
На мимолётное пьяное счастье ландскнехта?
И молодым тяжко рухнуть в кровавую грязь,
Тупо сжимая разбитый приклад арбалета.

Но посмотри, сколько их, неказистых с лица,
Взявших клинки и отринувших званье «холопы»,
Тех, что пройдут по дорогам войны до конца
И переломят хребет феодальной Европы.

В ленных владеньях милорды процедят: «Рабы!
Что ж, это даже забавнее псовой охоты!»
Ветер удачи опять развевает гербы –
Гордые всадники против мужицкой пехоты.
 
Латы спасут, как всегда, благородную кровь,
А об открытых забралах наврут менестрели…
Но шалый ветер удачи изменится вновь
И донесёт до господ бронебойные стрелы.

В грохоте, вое и лязге приходит конец
И благородным бойцам, и вельможным подонкам.
И всё течёт и течёт, как кипящий свинец,
Миг, что столетья спустя будет сниться потомкам:

Не замечая ударов шипастых подков,
Рыцарских копий, гвоздящих надменно и грубо,
Намертво сомкнутый строй деревянных щитов
Неудержимо шагает по собственным трупам…

Срублен плюмаж, втоптан в грязь геральдический стяг,
Витязь в доспехах, ты пал безнадёжно-красиво!
А от сохи, от сопрелых овчин и сермяг
Кряжистым зверем вздымается новая сила.
 
И захлестнёт всё от края до края земли:
Скачет за Кромвелем «железнобокая» свита,
Гёзы на Брил повернули свои корабли,
Грозно пылят боевые повозки гуситов.

Сквозь чёрный пепел и воронов радостный грай
Заполыхают багрово и страшно зарницы,
В миг разобьётся спесивенький, сытенький рай,
Рухнут к дырявым и пыльным ботфортам столицы.

Знать рассчитается с плебсом за долгие дни,
Что прозвенели в мазурках и прочих гавотах,
Собственным атласным телом в руках солдатни
И королевскими семьями на эшафотах…

Пасынки мира, любимые чада войны,
Это конец героической вашей легенды:
Вы в новом веке опять никому не нужны,
Вас предадут даже ваши вожди и конвенты.

Вам в самом благостном обществе светят низы,
Вам никогда не бывать ни знатней, ни богаче.
Вам лишь доверен последний и крайний призыв:
«Пусть будет хуже, но только пусть будет иначе!»

Кровь вперемешку с вином по гвардейским усам,
В пламени храмы и замки по шпили и нефы,
И словно вызов самим небесам, небесам  –
Копья, рогатины, гуфы, гизармы и глефы.