Мелодия, которая никогда не заканчивается

                I
Я узнал, что сегодня его…хоронили.
Раскрыл окно. На улице была метель, но до моего окна она не доставала. Меня обдало лёгким морозным ветром. Запахло вдруг угаром и водкой… –  странный запах для зимы! Зима…наверное земля была уже сильно промёрзлой… Какой странный человек! Надо же! Даже после смерти он умеет создавать другим проблемы. Заглянул в зеркало. Короткая ухмылка проскочила по лицу, и затерялась где-то в блеске зрачков…

Или же всё таки ПОД ТЯЖЕСТЬЮ зрачков?

Что у меня с глазами?

Мне нельзя было думать о смерти этого человека.

Где-то внутри вдруг кольнуло сомнение. Потом кольнуло вновь, и с какой-то, не ясной мне, силой стало присасываться к чему-то внутри. К какому-то новому, до селе неизвестному органу.

– Я прав! – вырвалось из меня каким-то полушипением – полушёпотом.

 Он всегда говорил о «высоком», учил, говорил о любви, Боге, душе человеческой. Но это было лишь лицемерием – ему нравился образ поэта –изгнанника, святого мученика! А я всегда презирал лицемерие!

Я был прав тогда, прав и сейчас! Откуда сомнение?

Зеркало не давало ответ.

Захотелось напиться.

Жутко захотелось напиться… Напиться на последние деньги.

                II   
Последних денег оказалось больше, чем я предполагал. Ну что ж.., значит больше выпью.
На пороге я опять вспомнил, что –  зима. Как же его хоронили? Я спустился по лестнице. Этот вопрос не давал мне покоя. Метель как - будто специально не тревожила меня, - аккуратно огибая ту дорожку, по которой шёл я.

Девушка на кассе, оценив количество спиртного, с печалью посмотрела на меня и, не получив ответа, продолжила пробивать товар.

– Он умер! – прошептал я. В девушке ничего не всколыхнулось.
То ли она не услышала, то ли я не сказал.

Не успел я закрыть дверь ночного магазина, как в лицо бросилась метель, отвесив мне хорошую пощёчину. На губах, ресницах, бровях остались хрупкие снежинки, которые, не выдержав моего негодования, начали тут же таять и мелкими ручейками скатываться вниз по переносице; как раз по тем дорожкам, где когда-то бегали слёзы. Злая короткая ухмылка вновь пробежала по лицу…

– Ну уж нет! Чёрта с два! Уж ЭТОГО ты от меня точно не дождёшься! – чуть ли не скороговоркой проговорил я и смахнул с лица остатки снежинок-слёз.., место которых тут же заняли новые.

Зима… Как же его хоронили?
На той стороне улицы мигнул фонарь. Я снова остановился.
Там - в полной темноте, возвышаясь над светом фонаря, скромно притаилась старая пятиэтажка. Мгновение спустя в пакете затряслись бутылки, тревожно позвякивая друг об друга. Тело свело резкой судорогой. Я стоял скорчившись, то ли от холода, то ли от злобы, то ли… от страха!

На той стороне улицы стоял ТОТ дом. Тот самый дом, где наши пути разошлись. Где я видел его в последний раз.

                III

Как я попал сюда? Как..?
Постой!.. Чёрт тебя дери!... – у балкона, в верхнем правом углу, не было двери! У нашего балкона! Ну да.., точно!Её нет!

Подойдя ближе к дороге, я присмотрелся: там, где раньше была дверь, - теперь зияла чёрная дыра дверного проёма. Слева, там, где располагалась кухня, окно было распахнуто настежь. Его створки, раскачиваясь от ветра, как – будто махали мне, приглашая войти. Я решил не отказываться от этого приглашения; мне совсем не хотелось возвращаться домой.
У подъезда вывеска «Дом предназначен под снос»… Ухмылка опять поспешила появится на моём лице.

Это всё объясняет.
…А я и не знал! Боже, как давно я здесь не был! Всё это было грубо выпихнуто из моей памяти мною же самим, и моментально забыто… до сегодняшнего дня.
Бутылки вновь дали о себе знать, заговорчески звякнув где-то в пакете.
Что ж…
Открыть дверь подъезда не составило труда.., так же как и первую бутылку пива.

                IV
Я поднялся на пятый этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта.

Из квартиры повеяло холодом.., Могильным – опять ухмыльнувшись, подумал я.
Достал из пакета пачку сигарет, распечатал…

Закурил, примостившись спиной к лестничным перилам, напротив входной двери. Вторая сигарета кончилась так же быстро, как и первая…

Пора… - выдавил кто-то внутри меня.

Не вставая, чуть наклонившись вперёд, я толкнул дверь. Передо мной открылась прихожая. Закурил третью. Освещения сигареты оказалось достаточно, чтобы, сидя на лестничной площадке, разглядеть прихожую.

Слева на вешалке висел шарф, раньше, по всей видимости, белый; под ним на полу лежала куртка – мне она была не знакома.., наверное осталась от тех, кто здесь жил после нас. В углу кучкой лежало три тапочка… И дверь… дверь… за которой слева огромная комната, а прямо – дверь ведущая в кухню… Маленькую кухню нежно - голубого цвета, где из крана всегда капала вода…

Он говорил, что если прислушаться.., можно услышать, как капли падают с ровными, но разными периодическими промежутками, и получается как – будто они играют одну и туже мелодию, которая никогда не заканчивается. Как-то он даже напел её…

Я вошёл.

В квартире было довольно холодно. Я поёжился.., и открыл вторую бутылку пива. Этой ночью яркая луна.., необычайно яркая луна; И как на зло светит именно в эти окна, давая полный обзор для моей памяти.

Я пробежал взглядом по шкафу для посуды, на нём обычно стояли детские фотографии, и упёрся в диван.., на котором спал Он. Рядом стояло кресло и комод – здесь когда-то стоял маленький японский телевизор; он его очень не любил. Он вообще не любил телевизоры.
– Ну здравствуй – прошептал я. Не ожидал, что я приду?.. Или нет..! Наоборот, ты знал! Знал, что я появлюсь. Ты же всегда всё знаешь!

Я ожидал услышать в ответ, что-то вроде протеста – какой-нибудь звук, вроде протяжного стона оконной рамы.., но нет! Вокруг была мёртвая тишина… Мёртвая тишина – мёртвого человека, мёртвой квартиры. Хотя, нет! Именно квартира-то была жива…
Она ДЫШАЛА – СВОЕЙ, какой-то непонятной мне силой. Она ЖИЛА – СВОЕЙ, какой-то неизвестной мне жизнью.

                V
Я сел в кресло. По привычке стряхнул пепел вправо, туда, где раньше стояла пепельница. Обернулся… И увидел её. Она услужливо стояла на своём законном месте; пепельница – хрустальная туфелька.

Но этого не может быть!

Она стояла на подоконнике, готовая к применению, причудливо отливая в свете луны… чистая; как новенькая, явно совсем недавно «из-под крана»; И там где должны находится пальцы женской ножки – торчал бычок… Один бычок, с неуклюже смятым посередине фильтром… ОН так тушил сигарету(только ОН), вминая её в пепельницу до самых пальцев, как - будто каждая сигарета была для него последней и другой он уже не закурит. Как – будто он ставил ей точку, жирную, жирную точку.

Скотина!.. Он был здесь перед смертью! Он был здесь! Он приезжал и не зашёл ко мне! Он был здесь!

Что-то дёрнулось внутри. Я открыл ещё одну бутылку и прошёл на кухню.

Стены жутко потрескались. На плите стоял чайник, на котором блестела паутина, окантованная тонкой проседью изморози…

Он был здесь! Что-то кольнуло в ДУШЕ. В душе! Так вот как называется этот орган..!  Я совсем забыл о нём.

Вода в кране больше не капала; Наверное починили… или замёрзла… Ах, нет! Дом же под снос, значит водопровод давно отключили. Мелодия, которая…никогда не заканчивается!
«Мне жаль, что и эта мелодия когда-то закончится. Её нельзя обрывать…» - прошептал он еле слышно и посмотрел на меня. Это было один раз! Больше он не говорил о кране. Тогда я не понял его взгляда; странный взгляд из глубины, казалось зрачки исчезли в этом взгляде… Теперь понимаю! Этот взгляд был полон тоски, той самой тоски, которая сейчас наваливалась на меня! Мировой тоски, вселенской тоски. Господи!.. откуда в одном человеке столько тоски? В тот момент это был не человек – он был одной сплошной кровоточащей раной, и казалось, в какое место не ткни пальцем и он взвоет, закричит от той боли, что коснулась его! В тот момент, он был огромным сгустком боли.

Тогда я в первый раз предал его! Я ткнул в него пальцем!

Сколько времени я провёл на кухне – не знаю!  Только сигареты давно уже кончились. Было выпито ещё три бутылки пива, и... пить больше не хотелось. Я оставил пакет у раковины.

Подошёл к окну.., Странно: снег уже не шёл, ветер утих и даже мороза почти не чувствовалось.

Мы часто стояли у этого окна. Он сравнивал его со зрительным залом, а там, через дорогу, стояли три дома буквой «П» - он называл это сценой.

«Смотри! – Видишь? Эта сцена никогда не бывает пустой. Там всегда что-то происходит, каждую секунду! Там никогда не прекращается жизнь! Люди, животные, птицы, автомобили, ветер.., Боже мой, сама ПРИРОДА – играет какой-то причудливый спектакль; и ему нет конца! Вот он – ТЕАТР!» - в тихом восторге прохрипел он, голосом полным слёз..., и вновь посмотрел на меня тем же взглядом, в котором зрачки исчезают.
«Почему? Так почему ЗДЕСЬ, в зрительном зале, жизни НЕТ? ПОЧЕМУ мы мёртвые? ЗА ЧТО мы так ненавидим сидящих рядом?» - кричал его взгляд. КРИЧАЛ! – а я не слышал.

Как поздно всё приходит… Слишком поздно. Он всегда боялся опоздать!

Даже сейчас «на сцене», прямо в центре под светом уличного "софита"-фонаря, расхаживала собака, загнавшая на дерево кота…или кошку! Сколько себя помню, - эта «сцена» НИКОГДА не пустовала!..

После каждой нашей ссоры, я находил его возле этого окна.

Даже сейчас мне кажется, что я слышу, как он восторженно произносит:
«Милый мой братишка, вот ОН – театр!». Последнее слово он всегда произносил медленно, как-то на распев, как – будто выговаривая каждую букву.

За что я так ненавидел его? Или, если сказать правильно – испытывал презрение!  Он всегда был честен.., но мне никогда не хотелось ему верить… Почему-то именно ЕМУ. Я всегда пытался уличить его во лжи.., а он доверительно «ПОЗВОЛЯЛ» это сделать.

Я вернулся в комнату. Сел в кресло. Как рано он ушёл… Мне надо было с ним поговорить. Мне очень надо было с ним поговорить. Он был здесь… Почему он не пришёл ко мне?..
Нет! Он приходил сюда.., именно ко МНЕ! Он ждал..! Этот человек умел ждать…

Я повернулся в кресле, по обыкновению (в пол оборота), так чтобы видеть диван за моей спиной… Диван был пустой. А что ещё я там ожидал увидеть, кроме старого ватного одеяла? Его?..

Он лежал и тихо плакал под одеялом, видно думая, что его не слышно. Я сидел в кресле, уткнувшись в телевизор, и презирал его.

Он единственный кто умел ЛЮБИТЬ! Он говорил мне о человеке и любви, о Боге и смерти, о том, как много мне отпущено. Он говорил о смерти часто! Господи..!.. Он же… он же тогда предсказывал СВОЮ смерть! Как я мог этого не понять, не услышать?..

Это был неимоверной силы и выдержки человек. Его невозможно было унизить. От него ВЕЯЛО достоинством и силой. Он ничего не боялся. Его многие ненавидели, и ещё большие любили. Никогда я ещё не встречал человека, в котором было ТАКОЕ скопление силы. За свою веру он стоял твёрдо и был в ней непоколебим. Он никогда и никому не отказывал в помощи – с головой бросался в любые проблемы, и решал их!..  Но переступая порог этой квартиры, он становился беззащитнее ребёнка! Удивительное перевоплощение! Но даже здесь я не мог его унизить, сколько бы ни пытался. Это было невозможно.  Но вот обидеть, УБИТЬ – это было проще простого. Понимал ли я тогда, что убиваю его? – Он не мог перенести ненависти в человеке, тем более в том, которому он отдавал себя… Больнее удара для него и быть не могло.

Он лежал и плакал, он был беспомощнее ребёнка, он был чище ребёнка, он САМ нуждался в помощи – этот, безумной силы и веры, человек. И как легко нам было отобрать у него эту силу!.. Силу.., но не Веру!

Он подошёл сзади и поцеловал меня, в темечко, я обвинил его в лицемерии, в лжелюбви,.. он тогда уходил – я этого не знал. А если бы знал, всё равно бы не обернулся… Теперь я знаю, если бы я тогда обернулся… я бы увидел тот самый, огромный сгусток боли; того самого, беззащитного ребёнка с вселенской тоскою в глазах… Но я не обернулся.

Каждый раз, когда он тихо плакал и мы мирились – он просил не оставлять его одного на ночь, хотя бы посидеть рядом, пока он не уснёт. Я почти всегда оставался… Потому что ОН просил, а не потому что я понимал, что сейчас он младенец, что сейчас он боится всего на свете… - этот, безумной силы и веры, человек!

Что это на переносице? Снежинка? Нет; снег уже ДАВНО не идёт. А того, что на переносице – не было НАМНОГО дольше!

– Вот видишь, я снова умею плакать…Я был не прав. Ты прости меня, брат! –  мой голос показался мне страшно сиплым.
Мне тебя не хватало! Просто я это слишком РЕДКО понимал…
Ты разреши, я прилягу рядом… Я завтра починю кран, и там снова будет капать вода… Ты только… 
Ты только рано меня не буди! У меня завтра выходной...


12/13 сентября 2010г.