Откровение И. О

Когда я сильно пьян – я мрачен и плаксив.
И поводом к тому готов любой мотив.
Любой пустяк – зловещее знаменье
безжалостной судьбы, стеченья тёмных сил,
которых спуд и гнёт душе невыносим
в уму непостижимом преткновенье.

Но вот растаял хмель – я весел и силён:
Голгофа позади – мерещится Сион
забытому на крылышках распятья
соседу по кресту непьющего Христа,
не дале как вчера разъявшему уста
для зелья и безбожного проклятья.

Одно терзает: стыд за тошный вид и блуд.
Бог плакать не велит, а божьи слуги бьют
хлыстами глаз по самому живому –
и чудится – хоть плачь! – что всяк и зряч и злюч,
что праведен палач, что беспристрастен луч,
терзая плоть и – прерывая дрёму...

Однако день зовёт – и вновь по горло сыт
текучим мёдом сот, сыпучей мукой сит -
и стыд с меня, и блуд с меня как с гуся…
А дальше та же блажь, всё те же юмора:
чуть с вечера поддашь – ночь хнычешь, а с утра   
грызёшь себя, суда и глаза труся.

Но вот какой на днях со мной случился смех:
столкнулся я в дверях обители утех
с одной хмельной, да больно странной парой…
Сосед мой по кресту - в обнимку с палачом!
Глядеть невмоготу! И каждый омрачён
до горьких слёз – и кроткий, и злоярый…