Разговор с поэтом

Отрывок из поэмы "Длинные улицы".



Читал стихотворения
свои один поэт
о вере и безверии –
проблеме наших лет,
о смерти и бессмертии,
вселенской круговерти и
о том, как ярок свет,
о косности материи,
о перевоплощении:
был я, теперь же – нет.

О том, как в медитациях
вибрирует душа,
о том, что и вибрация
чиста и хороша.
о том, как неуемною
нескромною, огромною
природой он поддет,
и покоряет темную
стихию он бездонную,
и мантрою укромною
добился же побед.

Была в его абстракциях
конкретная деталь:
проходит образ грации
и сладкая печаль,
подруга безымянная
солдата оловянного
тут оставляет след,
витает музой, раненной
высокой мыслью бранною,
была – теперь же нет.

Поет он о страданиях,
которых не найти,
о разочарованиях
всех сущих во плоти,
о том, как грудью пышною
душа волнует женская
и как стоит, раздет,
он пред идеей вышнею,
извечной и вселенскою:
был, а теперь же – нет.

Пейзаж – заложен ватою
и даль – в крови Распятого,
и жизнь – вся полосатая,
раскромсанная, смятая
контрастами, и вдруг
я поражен был датою
стихов – вот так обрадовал
художник дантоадовый,
переспросил я: «Друг!

А помнишь – сказкой белою
был город занесен
в тот день, когда ты верою
в безверье был сражен?
Ну, помнишь ветер бешеный
еще тогда витал,
и воздух был разреженный,
и снег пейзаж кромсал,
дороги все разглаживал
и перекрестки сглаживал,
уже отпетый заживо,
улаженный, на нет
сведенный – в ломтик – за зиму,
напомнив нам о праздниках,
сменив внезапно азимут,
в март возвратился снег.

И вензеля расписывал
домов, дубов, ветвей,
и холод водкой рисовой
хлестал и гнал взашей.
И все пошло наростами:
за сказкой – тишина,
чернея нищим остовом,
и город, и весна.
Лишь ивы оперенные
листвою как в пуху
стоят – внутри зеленые,
снаружи все в меху.
И над грачом из Азии
снег надсмеялся всласть;
пшеничку остроглазую
запрятал – не украсть.
В ботинки нам подкладывал
Холодные куски.
И в рукава заглядывал,
Хоть было не с руки.

И я тогда карпатами
дорогу проходил,
а продавцы лопатами
стучали у перил.
И я тогда незрячею
тоскою тосковал,
бессонницей кошачьею
терзался и не спал.

Недолго тешил сказкою
и в полдень снег потек,
чернильной жидкой краскою
залив хребты дорог.
Тогда искристой праною
такой скрестился свет
с лучами солнца пряного;
был снег – теперь же нет».

Глядит в недоумении
на выкладки поэт,
в его стихотворениях
такого вот и нет.
Не помнит он ни запаха
ни вкуса, ни цвета,
ни льющегося патокой
медвяного Креста,
ни снега, что заламывал
конечности ветвей,
ни беса, что прихрамывал
в тылу хромых людей,
ни истины, ни купола,
сквозившего над ней,
ни духа, что распугивал
стихии этих дней.
 
С сомненьем, в знак согласия,
он все-таки кивнул,
мол, было: счастье, пассия
и ветер вроде дул.
Растаял с потеплением
и нет его примет
в таких стихотворениях,
где очень ярок свет.

          * * *

Я вышел.  Оловянная               
плывет в глазах зима...


1998 - 2010